Русалки. Новенькая
Шрифт:
— Помню-помню! — я улыбнулась своим воспоминаниям. — Как-то, ещё лет в пять я потребовала её у мамы. Она и прочитала мне оригинал. Услышав его, я расстроилась, а потом спросила тебя, почему ты рассказывала другую сказку?
— И я ответила, что просто забыла первоисточник, — крестная засмеялась. Посерьезнев, призналась: — На самом деле, я просто его не люблю. Очень уж там все печально… Так о чем тебе рассказать?
— О Марианском. Настоящем. Ты ведь там была? — я устроилась поудобнее. В ответ на удивленный взгляд пояснила: — Хочу услышать более реалистичную версию сказки о Подводном городе!
— Как была ребенком, так и осталась, — усмехнулась чуть горько тетя Лена прежде чем начать рассказ. — Была, конечно, и не однажды, — мечтательно подтвердила она. — Вообще-то
За века существования город сильно разросся, раскинувшись километров на двадцать, если не больше. Это целая страна в миниатюре, под огромным куполом, защищающим его от избыточного давления и холода. Из-за глубины и залежей магического минерала, магита, значительно затрудняющих прямые порталы, доставлять туда продукты сложно, так что многое выращивают прямо в Марианском. Там есть и свои фермы с водорослями, и свои рыбопитомники, и самые разные производства, сырье для которых доставлять легче, чем готовые продукты. На продажу Марианский производит накопители, амулеты и артефакты из того самого минерала, из-за которого с порталами такие сложности.
В центре города находится площадь, к которой сходятся три главные улицы. На ней фонари не стоят, а висят прямо в воде, разгоняя вечную тьму. По размеру она больше Энской раза в четыре, если не больше. На неё выходят фасады дворца правительства, исторического музея, больницы и особняков самых старых семейств, тех, что этот город основали. Антарио, Веринесс и нескольких других. — Тут крестная сделала паузу и обеспокоенно заметила: — Знаю, рассказываю я довольно сухо, но ты сама просила рассказать о реальном, а не сказочном Марианском.
— Ничего не сухо, — возразила я упрямо, пытаясь вообразить себе все это. — А ты где там жила?
— Дом моей семьи расположен чуть дальше — на второй по длине улице города — улице Жемчужин, — охотно ответили мне. — Часть его окон выходит на третью по размерам площадь, малую. В Марианском вообще довольно много площадей. Сейчас там живет папа и несколько очень дальних родственников с маминой стороны. Знаешь, — тетя Лена улыбнулась, вспоминая: — из окна моей комнаты открывался чудесный вид. Только представь себе: малая площадь, гейзер, бьющий в её центре, плавающие вокруг него парочки из числа студентов, завораживающе прекрасное здание одного из корпусов Марианского университета… Жаль, что ты не видишь иллюзий, я могла бы попытаться показать.
Изумленно уставилась на неё:
— Откуда ты знаешь?
— Све-ет, ну ты смеешься? — устыдила меня моя по сути воспитательница. — Чтобы за столько лет с тобой я не выяснила столь важный факт? Думаешь, я не пыталась, когда ты была маленькой, прятать от тебя различные вещицы? Для сования пальцев в розетку ты, когда тебя на меня начали оставлять, была уже, конечно, слишком взрослой, но для рисования в моих книгах по магии ещё вполне подходила по возрасту.
Не удержавшись, рассмеялась. Крестная тоже улыбку не сдержала.
— Так что насчет иллюзий я просекла быстро, — закончила она. — А в Марианский летом сплаваем, если все будет нормально.
— Ловлю на слове! — улыбнулась. Вряд ли я о таком обещании забуду! Потом спохватилась: — Погоди, а фотографий у тебя нет?
— Нет, конечно. Это стратегическая информация. Да и не беру я туда мобильный. Смысла никакого: не ловит все равно.
— Понятно. Но ты отвлеклась!
— Знаю. Просто думала, тебе не очень интересно слушать такие вот описания…
— Интересно, мне все интересно, — заверила я её.
Прежде чем продолжить рассказ тетя Лена несколько мгновения молчала, видимо, собираясь с мыслями:
— Гейзер на площади притягивал нас с Лёней с раннего детства. Совсем маленькой я любила смотреть на то, как по ту сторону стекла спешат по своим делам жители Марианского. Помню, я уговаривала маму сделать для меня пузырик,
чтобы я тоже поплавала там, — продолжила крестная. — Я же была непревратившейся, то есть плавать по улицам не могла. В конце концов, мы уже вместе с братом уговорили её сделать его, при условии, что приберемся в своих комнатах. Это было так весело: мы болтались в одном на двоих пузыре, который мама с помощью магии буксировала по площади. А потом она разрешила нам покататься на гейзере. И мы взлетали вверх снова и снова, — крестная даже зажмурилась. Потом помрачнев, добавила: — Это было за полтора года до того как мама оказалась в откате. Я теперь редко бываю в Марианском: там все о ней напоминает. Мне даже учиться в Университете было тяжело из-за этого. Она ведь так и лежит у нас дома, накрытая защитными чарами — папа не захотел отправлять её к другим, — в глазах крестной стояли слезы. Я ободряюще сжала её ладонь. — Первое время было тяжело. Я все рвалась туда, к ней. Сидела рядом. Надеялась, что она вот-вот выйдет… Потом стало полегче. Правда, по нашим отношениям с братом — Рииным отцом — это ударило так, что до сих пор оправиться не можем. Не сразу, конечно, а потом, когда я подросла, став очень похожей на маму. А затем Леонид женился на Лифтерии, к которой в комплекте с приданым шла ещё властолюбивая теща с заскоком на почве чистоты крови…Именно этот момент Алина, и так подозрительно долго мывшаяся, выбрала, чтобы выйти из ванной и тетя Лена засобиралась:
— Пойду, пожалуй. Я Илине обещала, что скоро вернусь… — Чмокнула меня в щеку: — Спокойной ночи!
— Спокойной.
Алина, как ни странно, вопросов не задавала. Она просто легла, отвернувшись к стенке, и, судя по выровнявшемуся через несколько минут дыханию, очень быстро заснула. Подозрительно быстро. Уж не приложила ли крестная руку и тут?
Я же после умывания, ещё некоторое время ворочалась, но вскоре тоже уплыла в страну грез. Хотя мне и не давал покоя один вопрос: почему крестная называет директрису по имени, постоянно забывая об отчестве?
Под ногами мерзко чавкало, с реки дул промозглый западный ветер, срывающий с деревьев последние листья. Но, кажется, Преподу, который продолжал бодро чесать впереди группы, было плевать и на грязь, и на холод — мы все глубже уходили в лес. На подобное никто не рассчитывал, так что многие уже явно начинали мерзнуть. Высказывать недовольство преподавателю Охоты открыто не решались, так что бурчали исключительно себе под нос. Я в отличие от большинства погоду, благодаря тому что на занятия предпочитал ходить по улице, а не по переходу, оценивал здраво и одевался как обычно, а не с расчетом на пятиминутную прогулку. Просто по привычке, а вовсе не потому что предполагал подставу. Николай Петрович редко устраивал занятия на природе, а уж тем более длительные, так что её никто не предполагал.
Заведя нас едва ли не в самую чащу, мужчина повернулся к нам и заявил:
— Ваша задача — вернуться в школу. На первый раз всем вместе и под моим присмотром
— То есть разделяться нам нельзя? — тут же поинтересовался Тимур.
— Отчего же? Можно. Учтите только, что мне не разорваться, так что если заплутаете, выводить вас будет некому. — Вот вроде выбор и дал, а вроде и нет.
Так полтора года назад началась наша «полевая» практика. В тот раз мы с треском провалились. Несколько следующих тоже — лично мне на тот момент только-только исполнилось четырнадцать, большинство же было на полгода-год младше. За время «полевых» мы побывали практически везде: в лесу, на болоте, на пойменном лугу, на плавучем островке посреди озера, в центре мегаполиса, даже в горах. Задания были разные: групповые и индивидуальные, на ориентирование на местности и на выживание, с поиском предмета или охраной «заложника». После всех тех испытаний леса бояться было бы глупостью. Никто из нас и не боялся. Не любили, да, но не боялись. Я же неожиданно даже для себя лес, да и вообще природу, полюбил.