Русалочка
Шрифт:
– Вместо того чтобы себя обманывать, - подвел черту Александр Николаевич, - надо сделать то, что от нас зависит.
– Может, ты и прав, - вздохнула мать. – Поляки чай завезли?
– Тридцать ящиков.
– Он залез в бардачок и вынул упаковку нового товара.
– Сегодня попробуем.
– Каких ящиков?
– Ну, коробок, - поправился муж.
– Где ты собрался попробовать?
– Дома. Все вместе. Я приготовлю ужин, мы сядем за большой стол, и будем вместе мешать сахар в чашках.
– У тебя точно завелись новые манеры.
– Я купил утку. Сегодня запеку утку по-тоскански.
Ирина Михайловна потрясенным взглядом смотрела на мужа:
– А ты помнишь, когда в последний раз вообще что-то делал?
Александр Николаевич засмеялся и стал насвистывать любимую арию.
– Как на работе?
– спросила Ирина Михайловна.
– Бизнес под контролем. Необходимое я записал. Приедем - расскажу.
– Ты записал? Марина уже не в состоянии записывать?
– Она уволилась.
– Что за новости?!
– А ты не знала? Мне она давно говорила, что собирается уходить.
– Нет.
– Директриса пожала плечами.
– Вчера написала заявление об уходе. Я не задерживал.
– Мне она ни слова не сказала. Ей было мало денег? Ты разобрался, что ее не устраивает?
– По-моему, какие-то проблемы с мужем. В подробности я не вдавался.
– Это, конечно, не совсем порядочно. Могла бы со мной переговорить... Да и черт ней.
– Я тоже так подумал.
– Ты уже присмотрел секретаршу?
– Новенькую? Ага, сегодня во второй половине дня подойдет.
– От кого?
– От Степанова. Три года практики, высшее образование, двадцать шесть лет. Надо посмотреть.
– Посмотрим. А коляску ты совершенно правильно взял. Как я раньше об этом не подумала?
* * *
Вечером предки усадили Кристину в модную, сверкающую кресло-каталку за штуку баксов, накрыли в гостиной стол и устроили небольшой праздник. Чем вызван праздник, знал один Александр Николаевич, который, собственно, и явился вдохновителем и создателем утки по-тоскански и еще многих дивно пахнущих вещей. Возвращение папы к семейным ценностям не оставило равнодушной слабую половину семейства. Ирина Михайловна стала не на шутку светиться, в ней неожиданно пробудилось нечто женственное, Кристина тоже выглядела бодрее, чем раньше: теперь она могла сколько влезет менять местонахождение, не превращаясь при этом в бабу ягу. В доме пахло печеной уткой, американской мелодрамой и довольством.
Поколесив по квартире, Кристина приехала на кухню, где в гордом одиночестве колдовал отец: белый фартук, самоуверенные движения, - натуральный повар.
– Мне можно что-нибудь сделать?
– Кристина закрыла за собой дверь.
– На кухне, сокровище мое, - назидательно ответил папа, - либо мужик, либо женщина. Так что, если хочешь, можешь на меня смотреть, но к плите я никого не подпущу.
– Хорошо, я посмотрю. У тебя классно пахнет.
Польщенный отец просвистел три такта арии из "Риголетто":
– Тю-тю-тю! Тю-тю-тю! Тю...
– Я спросила сегодня у Вовы, женится ли он на мне за половину маминых денег?
– поделилась Кристина.
– Тхю… Тхю… - поперхнулся папа, со звоном выронив вилку.
Он напоминал Вову,
когда ему сказали то же самое: такое же остолбенение, и ужас в глазах.– Ннну,... и чего ты этим добилась?
Кристина подкатила ближе:
– Он убежал отсюда как из мусорного ведра.
– Надо полагать...
– Что такое деньги, папа? Почему вы все чумеете, когда вам говорят про деньги?
– Ну, это много что.
– Очень много?
– Очень. Кто тебя научил так говорить?
Кристина раскрутилась на сто восемьдесят градусов, подставив отцу затылок, и монотонно произнесла в стену:
– Я хотела, чтобы он со мной переспал.
Папа присвистнул:
– За половину маминых денег?
– Бесплатно.
– Надеюсь, он отказался?
– А что, нельзя было?
– Кристюха, золотко мое! Мужчине, у которого нет денег, о деньгах лучше не заикаться.
– Откуда я знала, что у него нет денег?
– Но это же и дураку понятно! Елы-палы! Кто тебе сказал о половине маминых денег?
– Гарик.
– Идиот! – Папа пришел в норму и ласково погладил шею дочери.
– С Гариком я разберусь. А у Вовки ты попросишь прощения, лады? Скажи ему, ну, что шутка не удалась.
– Лады.
– Кристина кивнула.
– И еще запомни: при маме о маминых деньгах - ни слова! – шепотом добавил отец.
– 0’кей, - шепотом согласилась Кристина.
– Тебе вообще не следует думать о деньгах. То, что требуется, мы тебе достанем из-под земли... Я поговорю с мамой, завтра Леля отвезет тебя в Гостинку. Купите Вовке подарок, хорошо? Пусть будет дорогой, нормальный подарок, на это не смотри.
– Ладно. А зачем Вовке подарок?
– Ну, так принято.
– Обойдя коляску, папа присел на корточки лицом к дочери.
– После неудачных шуток люди заглаживают вину подарками. Если, конечно, хотят сохранить отношения.
– Я в чем-то виновата?
– Немного.
– Блин! Опять виновата.
– Сокровище мое, не вешай нос! Подаришь дорогую вещицу, все будет торчком!
– Он красноречиво соединил руки замком. – Ничего не было! Все прощены!
– Он простит?
– А что ему остается?
– Из-за подарка?
– Нет, ты не так поняла. Подарок - это, ну, понимаешь, вместо масла. Внизу - хлеб...
– Вновь сложив руки, отец изобразил бутерброд.
– А наверху - масло. Главное для нас - это чтобы масла оказалось не слишком мало, но и не слишком жирно. Деньги решают многое, но не все. Когда ты ешь, ты же ешь хлеб, а масло намазываешь для вкуса, правильно?
Кристина хоть и запуталась, убежденно кивнула.
– Если он простил, он это уже давно сделал. Тебе осталось купить масло, и... все торчком, не переживай.
– А если, не простил?
– Простил!
– Отец махнул рукой,
– Без подарка?
– Тебе прощается больше, чем остальным.
– Потому что я калека?
Папа понял, что хватил лишку.
– Нет, - ответил он, посмотрев в глаза Кристины сквозь безопасные очки.
– Из-за маминой капусты?
– Нет же!
– Я тебя запарила?
Папа вернулся к плите:
– Я боюсь, как бы у меня тут не сгорело...
– Слушай.
– Да?
– Что мне ему подарить? У же меня ни хрена нет.