Русалочка

– Мой приятель?
– Прошептала та, обретая дар речи.
– Тоже на четвереньках?

– Погладь, не бойся.

Граф вернулся и без суеты положил морду на колени юной хозяйки.

– Приятель, Граф...
– Вытаращив глаза, Кристина запустила пальцы в толстую шерсть.
– Что, собачья жизнь на четвереньках, да?

* * *

Со вчерашнего вечера Александра Николаевича томили нехорошие предчувствия. Он связывал их с тем, что «Атлант» готовился провернуть сделку с огромной порцией левого Мартини, спецзаказом Олега Исааковича, - это было не только внове, но и весьма рискованно. По крайней мере, с самого утра к жене лучше было не соваться: она прыгала на иголках. Сидя за стенкой, в кабинете менеджера, Александр Николаевич тупо убивал время игрой «Солдат удачи» и, между делом, прислушивался к повышенному голосу директрисы. В районе двух часов дня он навострил ухо: в директорской явно обсуждалась не судьба Мартини. Жена что-то выговаривала... Лёле, который неожиданно вернулся в город, тогда как ему "русским языком было сказано сидеть на даче с Кристиной". Оправдывался Леша бестолково, на вопросы Ирины Михайловны отвечал по-детски: "Она велела", "Она сказала". Бросив подслушивать за стенкой, папа сам решил разобраться, что к чему, и зашел в кабинет директора.

– Ты на нее работаешь?
– отчитывала Лешу Ирина Михайловна.

– На вас.
– Лёля стоял на ковре с виновато опущенной головой.

– А я тебе что русским языком сказала?

– Остаться в Комарово.

– Остаться, Лёля, это значит, остаться.

– Но она сказала, - повторил парень.

– Подождите, что такое?
– вмешался Александр Николаевич.

– Этот тип...
– Ирина Михайловна указала на Лешу антеной мобильника.
– Кинул мне парализованного ребенка на Гарика и дедушку. Что мне с ними делать, ума не приложу!
– Она энергично набрала телефонный номер фазенды.

– Но она сказала, что...
– твердил Леша.

– Подождите!
– вклинил отец.

– Нечего тут ждать, - отрезала мать.
– Пусть катит обратно.
– На проводе сняли трубку.
– Алло? Папа? На черта вы мне прислали Лелика? Папа, пойми, ей нужна помощь, она по лестнице сама не в состоянии подняться, а ты говоришь, хорошо! Что у вас там хорошо? Кто ей будет помогать? Папа, не говори чепуху. Дай-ка ей трубку... Алло? Кристина? Что за фокусы? Что значит, Леля тебя достал? Объясни, не поняла?... А тебе не кажется, что тебя все достали? Вчера Лев Алексеевич, сегодня Лёля? А? Я не ору, я хочу знать, как ты теперь собираешься?... Что? Папу?
– Она посмотрела на мужа.
– Ладно, даю папу… На, поговори-ка с ней.

– Да, Кристюша? – трубку взял отец.

– Папа, что она разоралась?

– Но сокровище мое, зачем ты выслала Лёлю? Ему специально говорилось…

– Я не хочу его, - прервала Кристина.

– Как это не хочешь? Хе-хе... Ты же взрослая девочка, должна...

– Я ничего ему не должна. Потому и не хочу, что взрослая. Я хочу Вову, а Вова меня не хочет. При чем здесь Лёля? Я что, обязана всю жизнь трахаться с Лелей?

Александр Николаевич бросил моментальный взгляд на дальнего родственника (раскрасневшийся Леша продолжал изучать ковер под ногами) и сразу просек природу нехороших предчувствий, что томили его со вчерашнего вечера: дело было не в “Мартини”, дело было семейное и грязное, как сама жизнь.

Окаменев лицом, папа ответил дочери:

– Я скоро буду.

– Ты приедешь?
– спросила Кристина.

– Обязательно.

– Не врешь?

– Нет, нет.

– 0'кей. А то я, правда, здесь типа козявки. Сижу как дура на одном месте, никто меня не может перетащить.

– Еду, Кристюха. До скорого.
– Он повесил трубку.

– Ты что, туда? Сам поехал?
– спросила Ирина Михайловна.

– Если я тебе не нужен.

– Поезжай, - разрешила жена.

– Лёля, а ты иди со мной.
– Выходя, отец прихватил дальнего родственника: - На два слова.

Они спустились на улицу, сели в зеленое Вольво: Александр Николаевич - за руль, Леша - справа, - и оба вынули по сигарете. Вспыхнула бензиновая зажигалка.

– Леха, ты же не курил.
– Дымчатые очки в упор посмотрели на морского пехотинца.
– Что произошло?

Крышка Zippo захлопнулась словно капкан.

– Хрен его знает, - буркнул Лёля.

– Я еще вчера просек, что что-то произошло. Расскажешь сам, или мне вытягивать клещами?

– Ну, это...- Леша налился краской по самую макушку.
– Она сама... Я хрен ее знает. Она сказала, а я, короче…

– Вот так, да? Когда?

– Вчера.

– Где?

– Здесь.

– В тачке?!

Леля обречено кивнул.

– Елы-палы!
– процедил отец. – Ну, ебарь!

– Она сказала, я не мог... Я хрен его знает, Александр Николаевич...
– Леша пожал плечами.

– Смотри, Ирке не проговорись, мудазвон.

– Это ясно.

– Ладно, вылезай. Давай ключи и херачь в офис, глаза б мои тебя не видели!

Леша безмолвно оставил связку ключей и вышел на улицу.

– На фазенде старайся не появляться, - напоследок посоветовал отец.

– Это ясно.

– Ясно ему!
– Ворча поднос, Александр Николаевич завел машину.
– Член в кармане не удержать, козел вонючий!

Зеленое Вольво тронуло с места, а Лёля с поникшей головой побрел по тротуару к офису.

* * *

Папу никто не встретил. Оставив машину под окнами дачного дома, Александр Николаевич скромно пристроился у двери в гостиную, не решаясь развеять царившую на фазенде идиллию: старик играл на пианино, девчонки его слушали, не решаясь вздохнуть. Только Граф, безмятежно лежавший в ногах Кристины, отметил прибытие Александра Николаевича ленивым поднятием головы.

Удивительная вещь, фантазия ре-минор Моцарта - весь Амадей на четырех нотных листах: лаконичное как смерть начало, в нескольких аккордах предвосхитившее Лунную сонату; гениальная двухминутная сердцевина, словно с небес прилетел ангелочек, понежился на клавишах и внезапно исчез; и, наконец, третья, неподъемно-громоздкая часть – абсолютный, беспечный провал в бездарность… Михаил Васильевич играл Моцарта подобно Рихтеру, без единой эмоции на лице, отдавая все чувства клавишам.

Дед закончил. Подкатив к старику, Кристина взяла его руку, пробежалась пальцами по желтым морщинам, словно пытаясь разгадать, "в чем здесь Шопен":

– Что ты Шопену? Кто тебе Шопен?

– Это Моцарт, - ответил дед.

– Моцарт... Класс.

– Угу, - согласилась Ольга.

– А Шопен?
– Кристина положила руку дедушки на инструмент.
– Давай Шопена?

– Шопен для меня сложный композитор. Я любитель, Кристина. Надо быть виртуозом, чтобы играть Шопена. Моцарта, Баха я кое-что могу, а остальное...

– Жаль.
– Кристина нажала на клавишу, затем сразу на несколько клавиш, однако Шопена не получилось.
– Ни фига не умею, - поняла она.

– Всему надо учиться, - благоразумно сказал дед.
– Особенно музыке.

– И особенно мне. – Кристина заметила отца.
– Батон приехал!
– Потеряв интерес к пианино, Кристина развернулась к папе.
– Прикинь, я даже моря не видела, сижу здесь как кактус. Дед говорит, рядом есть море, это правда?

– Залив, - поправил отец. – Прокатимся?

– Конечно!
– Она направилась к выходу, у двери притормозила и улыбнулась деду: - Шопен, не давай Оле скучать, а то она завянет.