Русский американец

– - На корабле никаких расходов у тебя не будет.

– - Я просил бы, ваше сиятельство, другого наказания...

– - Ты говоришь глупости!.. Это наказание... воля его величества, а долг всякого -- повиноваться священной воле монарха, -- произнес Аракчеев и махнул рукой, давая тем знак, чтобы вертопрах оставил его.

Тольский вышел, понуря голову; он никак не ждал себе такого наказания.

На другой день его из тюрьмы перевели в Адмиралтейство, а потом -- в Кронштадт. Отсюда через несколько дней должен был уйти в дальнее плавание военный корабль под названием "Витязь", на котором приказано было находиться и Тольскому.

Молодого дворового Ивана Кудряша ему разрешили взять с собою. Кудряш был рад, что так дешево отделался; он ожидал себе более строгого наказания.

– - Ты скажи, Ванька, может, тебе не хочется путешествовать по морю; я буду за тебя просить, и тебя оставят, -- сказал ему Тольский за день до своего отъезда.

– - Обижать меня изволите, сударь! Куда вы, туда и я... Хоть на край света белого, мне все едино.

– - И ты не боишься моря? Ведь ты свою жизнь подвергаешь большой опасности...

– - А разве вы, сударь, не подвергаете?

– - Я по необходимости. По своей воле разве я поехал бы?

– - А у меня и подавно своей воли нет, и никогда ее не бывало... Я -- человек подневольный.

– - Да ведь тебя не неволят ехать со мной.

– - Действительно не неволят, а все же от вас я не отстану... Одна только смерть разлучит меня с вами.

Эти простые, задушевные слова верного слуги тронули Тольского так, что на глазах его навернулись слезы.

Но вот настал день, когда корабль "Витязь", хорошо вооруженный, с бравыми и ловкими матросами и с умным и дельным капитаном, должен был выйти в море.

Тольский с самого раннего утра находился на корабле; однако за ним строго следили, так что о побеге и думать было нечего. Волей-неволей он был принужден покориться своей участи и против своего желания совершить прогулку по океану. Доброжелатели снабдили его в дальнюю дорогу всем необходимым, в том числе и деньгами.

Капитана "Витязя" звали Иваном Ивановичем Львовым; это был плотный, мускулистый мужчина лет сорока, с умным, энергичным лицом; он обладал покладистым характером, добрым сердцем, но по временам был вспыльчив. На службе он был исполнителен, строг и требователен, не допуская со стороны подчиненных никаких упущений.

Такому пассажиру, как Тольский, капитан не был рад. Он хорошо знал, кто и что такое Тольский, и предвидел уже кучу хлопот и неприятностей.

– - Не было заботы, и вдруг нежданно-негаданно как с неба свалилась!..
– - хмуро проговорил он, обращаясь к своему приятелю, корабельному доктору Сергею Сергеевичу Кудрину, с которым он уже два раза совершил путешествие вокруг света и теперь готовился предпринять третье.

– - Ты говоришь про пассажира, что ли?
– - не выпуская короткой трубки изо рта, спросил Сергей Сергеевич

– - А то про кого же? Этот самый пассажир -- чтобы черт его побрал!
– - на мою шею сядет. Уж чует мое сердце, чует, -- горячо произнес Иван Иванович, бегая по палубе.

– - Ты преувеличиваешь, право, преувеличиваешь. Ведь Тольский не походит на то, что о нем рассказывают.

– - Благодарю покорно! Да разве ты знаешь его? Тебе известны его душевные качества?

– - Неизвестны... Чужая душа темна... Я только сужу по лицу Тольского, -- спокойно произнес Сергей Сергеевич.

– - Да и с лица-то он -- сущий разбойник!
– - воскликнул Львов.
– - Глазищи у него черные, горят как уголья, в них удаль, отвага... Роста без малого сажень, в плечах тоже не меньше... Ну как есть разбойничий атаман; так и ждешь, что он крикнет: "Сарынь на кичку!"

– - Ты лучше скажи -- Тольский напоминает собою русского богатыря.

– - А, похоже, он пришелся тебе по нраву и ты не прочь свести с ним дружбу?
– - сердито произнес Иван Иванович.

– - Мне всякий хороший человек по нраву.

– - Стало быть, Тольский, по-твоему, хороший человек? Да разве ты не знаешь, не слыхал о его художествах?.. Ведь это -- отъявленный шулер и дуэлянт; он не одного человека на тот свет отправил...

– - Знаю, Иван Иванович, знаю. Он за убийство офицера Нарышкина попал вместо ссылки на наш корабль.

– - Ну, ну... Чего же еще тебе надо? И такого негодяя ты хвалишь, заступаешься за него?
– - упрекнул капитан приятеля.

– - Я не хвалю и не заступаюсь, я только говорю, что Тольский своею наружностью напоминает русского богатыря. По-моему, ты к нему несправедлив.

– - От своего мнения о Тольском я не отступлюсь, -- горячо проговорил капитан Львов.
– - Я ничего не пожалел бы, если бы его убрали с моего корабля.

– - Напрасно горячишься, Иван Иванович; если пассажир будет дебоширить на корабле, ты имеешь полное право его унять, усмирить.

– - Попробуй-ка, уйми... Мне приказ дан ни в чем Тольского не теснить и смотреть на него не как на подчиненного, а как на пассажира.

– - В море, на корабле, все подчинены капитану.

– - Не скоро уломаешь такого детину. Впрочем, если он забунтует, ссажу его на первый попавшийся остров -- и вся недолга!

Через час на палубе было отслужено молебствие, и после прощания моряков с родственниками "Витязь", распустив паруса, плавно отошел от причала.

На палубе, у самого борта, стоял и Тольский; на этот раз его лицо было печально и задумчиво; с ним рядом стоял Иван Кудряш; на глазах молодого парня тоже были видны слезы.

– - Неужели все прощай и всему конец?
– - тихим, дрожащим голосом проговорил Тольский и, махнув рукою, побрел в отведенную ему каюту.

XIX

Алексей Михайлович Намекин скоро совсем поправился от полученной на дуэли раны и уже мог выезжать. Первый его выезд после выздоровления был к невесте.

Красавица Настя, не помня себя от радости, бросилась встречать дорогого гостя.

– - Я ждал, ждал тебя, Настя, и приехал сам... Что же ты так давно у меня не была? А может, забыла меня и не хотела навестить?
– - шутливо проговорил Намекин, усаживаясь на диван в уютной гостиной майорского домика.

– - Алеша, милый, зачем ты так говоришь? Я давно порывалась к тебе...