Рюрикович 5

— Сможем, Ваше Величество. Только бы нам людей побольше или…

— Или что? — посмотрела она на меня.

— У меня очень большая нехватка сущностей, — честно признался я. — Пока шла операция по вашему спасению, пришлось очень нехило поиздержаться. И если будет новая бойня, то мне без них придётся туго. Мои ребята тоже потратили много сущностей на поддержку силовых щитов. Старицкий явно не один. Бояре спокойно могут пожаловать ему кучу людей, а у нас… Одного желания мало, матушка-царица. Ещё нужны сущности для операции.

— Мы имеем запас на необходимый случай, — ответила Елена Васильевна. — Я думаю, что смогу решить эту проблему.

— Но… — начал было Оболенский.

— Никаких «но»! — отрезала царица. — Иван Васильевич доказал свою преданность и сделал даже больше, чем некоторые!

— Елена Васильевна…

— Князь, вы хотите меня разозлить? — подняла Елена Васильевна бровь. — Или хотите предложить помощь Ивану Васильевичу в деле пополнения сущностей?

Оболенского аж передёрнуло, когда она закончила последнюю фразу. Однако, после этого он сумел-таки справиться с собой и поклонился:

— Как вам будет угодно. Вы же знаете, царица, что я за вас готов жизнь отдать. И не только свою, но также за вас отдадут жизнь все мои слуги! А сущности что? Их потом ведари ещё натаскают…

Ведари натаскают… Вот прямо сказано так, как будто ведари удобрение переносят, а вовсе не ценный продукт. И это сказано явно для меня — чтобы в очередной раз уколоть и принизить перед царицей.

Дверь распахнулась. На пороге — запыхавшийся гонец в мятом мундире.

— Ваше Величество! Со стороны Подмосковья показался отряд!

— Чей? — вздрогнул Оболенский.

— Андрея Старицкого!

Ножик Елены Васильевны упал с тихим звоном.

— Это невозможно…

— Очень даже возможно, — я встал, прикрепляя верный боевой нож к поясу. — Если кто-то очень хочет гражданской войны.

Снаружи донёсся рёв двигателей, затем — первые выстрелы. По всей видимости начали стрелять по подлетевшим беспилотникам, которые должны были разведать местность.

— Что будем делать, матушка?

Она посмотрела на меня. Впервые за много лет — без холодного расчёта. Почти по-матерински. Посмотрела так, что внутри что-то дрогнуло. Она вздохнула и произнесла:

— Защити нас, сын.

Я кивнул и взглянул на своих бойцов.

— Ермак, блокпосты! Обленский — царицу в бункер! И чтобы ни на шаг от бункера!

Оболенский застыл, будто парализованный. Пришлось даже похлопать его по плечу:

— Эх, князь, не всё отсиживаться за царским троном. Пришла пора самому показать, чего стоит твоя преданность.

За окном вспыхнула осветительная ракета. В её свете чётко вырисовывались сотни вооружённых фигур, двигающихся к особняку. Военная техника шла впереди, готовая принять любые снаряды на свою броню.

Похоже, что операция по захвату трона продолжается. И крупный Омут, что возник рядом со слободой, не мог доставить лишней радости. Похоже, сейчас намечается нечто крупное, серьёзное…

Глава 8

— Где сущности, Ваше Величество? — спросил я, пока царица не покинула зал.

— Варфоломей, проводи царевича, — кивнула Елена Васильевна старому слуге, молчаливо стоящему возле дверей.

Тот поклонился в ответ. Поклонился так низко, что шикарные бакенбарды мазнули сединой по полу. Я терпеливо ждал, пока его вычурная вежливость закончит свой размах. После того, как он разогнулся, я кивнул, мол, веди!

Он собирался ещё раз поклониться, но времени и так не хватало. Поэтому пришлось прикрикнуть:

— Хорош спину ломать, Варфоломеюшка! Веди уже давай! Показывай запасы царские!

Варфоломей поджал губы в ответ. Похоже, выучка заставляла его переломить спину и потом важно прошествовать к нужному месту. Однако, сейчас не до вежливости, не до раскланиваний! Я насупился, а Ермак подскочил к слуге и потянул за руку:

— Давай-давай, дядька, не тормози. Потом свои церемонии разводить будешь, сейчас показывай куда идти нужно!

— Сюда, ваше сиятельство… — прошептал Варфоломей, и его голос походил на шорох опавших листьев.

Он повёл нас по узкому коридору, где со стен взирали портреты бывших правителей. Лампы освещали проход так ярко, что можно было заметить соринку на ковре под ногами. Вот только ни одной соринки не было — слуги чётко знали своё дело.

— Ты уж прости, Варфоломеюшка, — сказал я, глядя, как его сгорбленная спина колеблется впереди, словно тростник на ветру. — Время-то не ждёт.

Он лишь вздохнул в ответ, и вздох этот был похож на звук, который издаёт старая книга, когда её закрывают на долгие десятилетия. Перед нами оказалась стальная дверь, похожая на те, которые ставят в банковских хранилищах. Варфоломей почти прижался глазом к небольшому стеклянному зрачку на стене. Стоял так до тех пор, пока не раздался щелчок, после чего дверь тронулась и откатилась в сторону.

За дверью оказалась сваренная из арматуры площадка, от которой влево уходили ступени.

Мы спустились по скрипнувшей лестнице в подземелье, где воздух был густым, как мёд, и таким же тягучим. Здесь, в полумраке, стояли дубовые сундуки, окованные железными полосами, — немые стражи царских сокровищ.

Варфоломей остановился перед самым большим сундуком и достал из складок своего смокинга ключ — длинный, почерневший от времени, будто выкованный из самой тьмы.

— Вот… — он повернул несколько раз ключ в замке, и сундук открылся с тихим стоном, будто нехотя выпуская на волю свои тайны.

Внутри, на тёмном бархате, лежали кристаллы сущностей. Они переливались, словно капли утренней росы, пойманные в ловушку и застывшие во времени. Каждый из них хранил в себе силу — чистую, неосквернённую, готовую вспыхнуть по первому зову.

— Берите, ваше сиятельство… — прошептал старик, и его глаза, тусклые, как потухшие угли, вдруг ожили, отражая мерцание сущностей. — Только… поосторожнее. Они ведь живые…

Я протянул руку, и в тот же миг кристаллы затрепетали, словно почуяв родное тепло. Их свет стал ярче, заливая подземелье голубоватым сиянием, похожим на отблеск далёкой звезды.

— Спасибо, Варфоломей, — сказал я, бережно собирая сущности в мешок из плотной ткани. — Теперь иди отдыхай.

Он покачал головой, и его бакенбарды, серебряные от времени, колыхнулись, как крылья ночной бабочки.

— Некогда отдыхать, ваше сиятельство… — он взглянул куда-то вдаль, за стены подземелья, туда, где назревала буря. — Время-то, говорите, не ждёт…

И, повернувшись, он медленно заковылял обратно, его тень, длинная и узкая, скользила по стене, сливаясь с темнотой, будто уходя в самое прошлое.