Рюрикович 5

Но с другой стороны, я смогу дать бой Бездне. Смогу мобилизовать ведарей, дать укорот татарам, набуцкать литовцам от души и… Пока что надо остановиться на одном пункте, а не распыляться на многие. Если уж начал с татар, то надо бы с ними решить раз и навсегда. А для этого…

Я вздохнул и произнёс, глядя в глаза царице:

— Елена Васильевна, я взвалю на себя этот груз! И после коронации сразу же возьму Казань! Даю честное царское слово!

Глава 12

За два месяца, которые предшествовали коронации, случилось очень многое. Елена Васильевна начала вводить меня в курс царских дел и оказалось, что мой отец велел создать для помощи сыновьям «седьмочисленную» боярскую комиссию.

— Семибоярщина, — процедил тогда Иван Фёдорович Оболенский.

Его самого в этой «семибоярщине» не особо жаловали, поэтому он и ненавидел всех семерых, кто в ней состоял. Кстати, как оказалось, там состоял и Андрей Старицкий. Кроме него был дядя царицы, Михаил Глинский. Также в состав входили двое Шуйских, Василий и Иван, Михаил Захарьев, Михаил Тучков и Михаил Воронцов.

Последний был мне наиболее приятен изо всех остальных.

Но по факту комиссия была чисто формальностью. Реальные решения принимали те, кто чаще бывал около дворца и имел самые крутые связи. Например, Михаил Глинский, родственник мамочки Елены Васильевны, вообще никак не влиял на важные вещи. А вот братья Шуйские и боярин Захарьев начали рулить куда активнее.

И всё это сборище вновь подняло головы после пропажи моего старшего брата. Что ни говори, а Владимир в своё время смог прижать эту свору, теперь же они всё сильнее раскачивали лодку под названием Россия.

Матушка-царица старалась удержать бразды правления, подтягивала свою семью и друзей, но политические разборки разгорелись с новой силой. Тут видно сразу: кому-то захотелось показать зубы и устроить войну амбиций. Всяких закулисных интриг становилось больше, трон трещал по швам.

Иван Фёдорович Оболенский открыто плевал на всех этих заседателей, считал себя лучшим помощником будущего государя. Но доверия ни у кого особого не вызвал: придворные сомневались в его профпригодности, народ тоже особо лестно о нём не высказывался. Поэтому на его мнение частенько забивали, хотя он и пытался пролезть везде, чтобы урвать побольше власти.

Между разными лагерями начались постоянные склоки и конфликты, доверие пропадало быстрее, чем снег теплой весной. Елена Васильевна заметно уставала от постоянных дрязг, здоровье пошатнулось, и управление страной начало хромать.

Рядом со мной крутились сплошные акулы политики, каждая улыбка и каждое слово могли означать ловушку. Каждого боярина интересовал лишь один вопрос: как урвать кусочек власти у сына Василия Ивановича, пока тот молодой и несмышленый. Вот тут-то я понял: хочешь сохранить власть — держись жёстко, иначе тебя сожрут конкуренты и даже не подавятся.

Эти дни сильно отпечатались в памяти, переросли в твёрдое убеждение: надо строить сильную вертикаль власти, которая защитит страну и задавит любые поползновения бунтовщиков и заговорщиков.

Сама коронация прошла почти спокойно, без эксцессов. Всё по протоколу, более-менее скромно. Только вот когда показался народу, то народный крик не смолкал часа три. Люди скандировали:

— Белый царь! Белый царь!

Шум стоял реальный, чумачечий!

Народ искренне радовался, и я почувствовал кайф от народной поддержки, которую брат Владимир потерял в своё время. Ощущение власти сразу дало прикурить мозгу, зарядило меня уверенностью и чувством собственного достоинства. Казалось, что корону на голову надели не мои знатные родичи и не зарубежные эмиссары, а простой люд, признающий моё законное право быть царём номер раз!

Вот только почему-то снова не отзывался Тычимба. Пропал мой невидимый слуга и с ним даже радостью не поделишься.

Процессия катила чинно-благородно по московским улочкам, народ вокруг шумел, визжал от восторга. Рядом сидела Марфа Васильевна, следом двигались патриарх Макарий, мои надёжные ребята да послы всяких там заграничных стран, которым вообще попёрло увидеть мой приход к власти. Все глазели насторожённо, присматриваясь ко мне, молоденькому монарху, пытаясь оценить перспективы и потенциал будущего повелителя.

По завершении церемоний закатили мега-пир в кремлёвских палатах, куда набежала вся местная знать. Здесь-то и раскрылись мои таланты пиара и фишек с властью. Перед самым застольем поднялся и заявил громко, чётко и ясно: теперь я царь всея Руси и в моё правление Русь станет жить иначе! Быстро разложил, что и как намерен делать.

Зал мгновенно затих, ошалел от неожиданности — никто раньше не делал ничего подобного! Этот момент стал настоящим переворотом сознания, мощным заявлением о намерении построить единое сильное государство.

Реакция публики и двора оказалась стопроцентно позитивной: снова пошли громкие крики типа «Белый царь!». То событие стало переломным моментом в моей судьбе, подарив понимание своей истинной роли и цели. Стоя перед толпой, наряженный в роскошные ткани, увешанный золотом и камнями, я отчётливо осознал весь груз ответственности, лежащий на моих плечах. Главная задача стояла яснее ясного: сделать Россию великой, сильной и защищённой от любых врагов снаружи.

И началось правление… Вернее, бытовое управление под началом царицы и её «близкого друга». Бояре пытались напомнить о «семибоярщине», но я предложил им вспомнить о судьбе князя Старицкого и подумать о своих попытках ещё раз. После этого от меня отстали.

Так как я обещал матушке-царице занять Казань, то большую часть времени пропадал на обустройстве города Свияжск. Благодаря Омутам нам удалось переправить огромную часть укреплений из Перевитска. С реки Свияги было рукой подать до стен Казани, а нам только то и нужно было!

Нападать на хорошо укреплённый город и потом откатываться для сбора сил на новую атаку в чистом поле было невыгодно, потому и решено было возродить задумку отца, Василия Ивановича. На обустройство Свияги был поставлен всё тот же князь Серебряный, которого в своё время выбрал отец. Князь же поставил на обустройство русского инженера Ивана Выродкова.

Широкой волной прокатилась весть о том, что под началом Белого царя русские воины построили город всего за четыре недели, да не где-нибудь, а под самой Казанью!

Конечно, татары не сидели сложа руки, но… У русских словно открылось второе дыхание!

Крымские войска напали на русских под Тулой, но были отбиты. А на реке Шиворонь получили таких звездюлей, что бежали до самого Крыма без оглядки! Им даже не помогли десятки Омутов — чудищ растерзали чуть ли не голыми руками!

И то сказать — Бездна словно сама растерялась и не знала, что делать с ведарями. Омуты закрывались едва ли не через сутки после появления. Люди рубились отчаянно, не жалея себя. Если был шанс даже ценой собственной жизни забрать жизнь вражескую — действовали без раздумий!