Сад искусителя

Михаэль услышал ее из церемониального зала и зачем-то выбежал, прекрасно понимая, что остановить дерущихся не сможет ни голосом, ни оружием — слишком шумно, слишком много, слишком поздно. Так стоял и смотрел, отчего-то не смея вернуться обратно.

— Прекратить, — тихое слово, произнесенное тоном, каким приказы никто не отдает, не могло быть услышанным в лязге мечей и щитов, но его услышали и, перестав сражаться, замерли в ожидании. — Разойтись и вести себя тихо. Не сметь мешать мне рассчитывать траекторию.

Конечно же, это был Змей собственной персоной. Кто еще мог остановить толпу после того, как Мать ушла? Только Ей голос пришлось бы повысить…

Михаэль очнулся, когда осознал, что держит бывшего пленника за рукав мундира, выданного взамен одежды, носимой им в тюрьме.

— Траекторию? — прошипел он грозно, но так, чтобы ретировавшиеся драчуны не услышали. — То есть ваши допросы призваны скрыть сбор иной информации? Вы не занимаетесь расследованием?

— Занимаюсь, — Змей легко убрал пальцы со своей руки. — Одно другому не мешает. Мне действительно важно разобраться в том, что произошло с детьми.

— Тогда зачем вы спрашиваете кого угодно, кроме тех, кто их на самом деле знал?

— Вы недооцениваете свидетельские показания…

— О, то есть я все-таки подозреваемый?

— Если бы речь шла о доведении до самоубийства…

— Но это не оно?

— Близко, но нет… — Змей обернулся к дворцу, смерил взглядом быстро редеющую очередь и вдруг предложил: — Почему бы нам с вами и впрямь не поговорить.

— Я не могу пойти сейчас с вами в ратушу, — пошел вдруг на попятную Михаэль, сам тому удивившись.

— Давайте здесь. Самописец у меня при себе, — собеседник хлопнул себя по правому карману и, тряхнув седой головой, кивнул на арку центральных ворот. — Возле тел должно получиться особенно хорошо.

Мальчик и девочка, стоявшие на специальных постаментах в церемониальных одеждах, которые в силу возраста никогда не носили — ей пятнадцать, ему шестнадцать, из-за которых выглядели еще младше. Ее ложе украсили голубыми розами, его — белыми лилиями, дабы скрыть неприятный запах. Но запаха не было, а цвет юных лиц любого живого заставлял позавидовать. Да, сердца не бились, и дыхание не вздымало грудь, и все равно, будучи рядом, Михаэль чувствовал себя неуютно, как будто его настигло запоздалое чувство вины. Вины, которой за ним не имелось, ведь все, что он делал — делал ради сохранения Империи.

— Нет, — он тоже качнул головой, усиливая отказ от предложения Змеем. — Не будем извращать прощание. Так и быть, идемте в ратушу, — и махнул Габриэлю, чтобы тот занял его место у постаментов.

Здания находились близко друг к другу, потому не пришлось открывать портал или вызывать экипаж. Пешком добрались довольно быстро, еще бы Михаэлю не пришлось идти следом — на правах гостя в собственном городе. В собственной Империи. Почти в собственной… Он был дальше от этого, чем в день, когда согласился с таким удобным предложением Люцифера устроить детишкам встречу тет-а-тет. Думал, что так, наконец-то, избавится от навязанной Матерью обузы. Ну вот и избавился. Стало легче?

Кресла для просителей всегда делали неудобными, но Змей не обратил внимания на удивленно приподнятую бровь, когда предложил Михаэлю занять именно его. Ладно, раньше начнут — раньше закончат, а с заменой мебели весь день провозиться можно. Поэтому он сел и ожидающе посмотрел на нанятого им следователя.

— Почему вы ненавидели девочку? — без обиняков спросил Змей.

— Она могла стать причиной гибели Империи, — так же прямо ответил Михаэль.

— С чего вы взяли?

— Мать сказала.

— И вы ей поверили?

— А почему я не должен был Ей верить?

Девочка была очень худенькой — в чем только душа держится? Бледная, с блеклыми серо-голубыми глазами, готовыми вот-вот пролиться противными слезами, похожими на дождь в октябре, что по цветовой гамме, что по ощущениям. Только вот успокаивать малютку не хотелось совершенно — чувствовалось в ней нечто отталкивающее, несмотря на миловидное личико и нежный детский возраст.

— Что с ней не так? — Михаэль обернулся к Матери, но Та задумалась о чем-то своем и отвечать не торопилась. — Если я ее заберу, то должен знать.

Мать качнула головой и посмотрела на девочку. Малютка, почувствовав взгляд, вздрогнула, только получилось очень медленно, словно… Она попыталась сбежать? Куда? Да и как бы у нее это получилось без открытия портала? Любопытно…

— Однажды она уничтожит все живое, — будничным тоном сказала Мать. — Ты должен проследить, чтобы этого не случилось.

— Я должен ее убить?

— Ты не должен навредить ей физически…

Отлично! Ему предложили довести ребенка до самоубийства!

— Люцифер для этого подошел бы лучше.

Захотелось уйти, но он, в отличие от брата, отличался сдержанностью, потому остался, хотя с ответом снова медлили. Мать в последнее время походила на душевнобольную с этими Ее провалами, напоминающими кататонию, пусть, вынырнув, говорила осознанно и разумно. Так ли оно обстояло на самом деле? Почему тогда девочка, названная величайшим достоянием Империи, вдруг грозила гибелью всему живому?

— В тот день Адам отказался выходить один. Только за это их стоило разлучить.

Отлично. У Империи столько принцев, а трон прочат непонятному мальчишке. Кто там, кстати, займется его воспитанием, пока сам Михаэль будет думать, как извести пока еще ни в чем неповинную малышку?

— Что до твоего брата, он куда добрее, чем хочет казаться. И всегда стремится если не опровергнуть мои слова, то хотя бы подтвердить. Еще этот его дар видеть души… Нет, оставить Еву на Люцифера чревато неминуемой катастрофой. Ты! Только ты можешь справиться, ведь только у тебя есть выдержка, нужная для решения этой проблемы. Выдержка и время. У меня времени, к сожалению, нет.

Мать и впрямь вскоре покинула этот мир, оставив после себя все еще живую оболочку. Первое время они ждали, что она вернется, как это уже случалось, но в этот раз Императрица ушла навсегда, нигде в документах не озвучив, кто же будет наследовать Ей. Михаэль подозревал, что бумаги могут храниться у Люцифера, но требовать предоставить их Совету не торопился. Если бы там стояло имя брата, он непременно заявил о своих правах. Стало быть, Мать и впрямь решила оставить все Адаму, а Люцифер — исполнить Ее волю. Люцифер, который всегда Ей перечил, в котором Она совсем недавно сомневалась! В то время как сам Михаэль пока не собирался портить малютке Еве жизнь, сдав ту на руки нянькам.

И все бы еще ничего, но именно тогда Совет стал выбирать себе сторону. Остальным казалось, что трон займет кто-то из них двоих. Михаэль же осознал, что Империю нужно спасать в первую очередь от мальчишки и его опекуна, чего бы там ни желала Мать. Так и началось их с братом противостояние, поначалу получающееся особенно жестоким. Ставки оставались все те же, лишь напряжение росло день ото дня. Тогда же окраины впервые подняли голову и потребовали больших прав и свобод для своих жителей. Михаэль ожидал мороки с выбором представителя Совета, но Люцифер сам вызвался усмирить бунтовщиков.