Сад искусителя

Там за железной дверью таились ответы, включая те, о вопросах к которым она даже не догадывалась. Конечно, первую попытку оную открыть встретил местный вариант «ACCESS DENIED1», но на помощь пришло безотказное провидение, оказавшееся лучшим взломщиком из возможных.

На той стороне оказался просторный зал с выросшем в мраморном полу причудливым деревом с разномастными листьями. Оно тянулось к самому куполу, из-под которого сияла яркая замена солнца — так и хотелось спутать. Еву со страшной силой манило к древу, хотя бы просто прикоснуться. Ведомая внезапным желанием, она побежала вперед, но тут вмешался «голос разума», между делом восхитившийся:

«Гля, какой меч!»

Новый телепорт получился внезапным, вновь оставив Адама с носом. Ева же прошла к стеклянной стойке и смела антрацитовыми когтями защитные символы, открыла дверцу и вытащила пылающий клинок наружу.

— Хватит! — взмолился Адам. — Остановись, пожалуйста! Положи меч обратно, Лилит. Зачем он тебе? Зачем тебе Змей? Он вообще ни при чем в этой истории. У него нет права решать и меня останавливать.

Змей не остановит его самоубийственный порыв собрать ее воедино? Провидение предательски молчало, подтверждая правдивость слов мальчишки. Но что тогда делать?

Меч в руках дрогнул — тяжелый, зараза. А следом пришел ответ, простой и ужасный в своей простоте. Не хочет, чтобы он об нее убивался? Так почему бы тогда не устранить первопричину? Времени как раз достаточно: он не поймет, а значит, не успеет остановить ни словом, ни делом. Надо просто сделать быстрый взмах…

Рука дернулась по правильной траектории, но пальцы разжала чужая сила, подхватила рукоять и, потушив клинок, притянула к себе меч, больше не огненный.

Адам в одно мгновение очутился рядом, прижал Еву к себе, не то в порыве защитить, не то не дать натворить еще чего-нибудь. Она на него не смотрела, вперившись в Змея требовательным взглядом.

— В том, что случилось и что еще произойдет, твоей вины нет, Лилит, — сказал он и грустно улыбнулся.

Имя впечаталось в тело, пригвоздило к месту в немом ликовании — подошло! Наконец-то, подошло! Но мечущаяся душа не смогла удовлетвориться таким ответом, потому что не чувствовала в нем прощения, а значит, и успокоения тоже. И она потянулась за тем, что могло бы дать понимание чужих слов, потянулась порывисто, потянулась неистово…

И треск известил, что ей удалось оторваться от застывшего тела…

Вначале было слово.

— Элохим! — вопила Ашера.

Не имя — звание. Плевать она хотела на то, что лиль вырвала из него куски плоти и души, все ее отчаянье касалось только сожженного священного древа. Последнее не могло не сгореть, ведь Эль призвал небесный огонь в отброшенную к гнезду тварь. И можно было не оборачиваться — в глазах собравшихся отразился обуглившийся до антрацита ствол с висящим на нем почерневшим плодом, теперь уже бесполезным. Ради него они и пришли сюда, в надежде унести часть их мира с собой в добровольное изгнание, ведь на Цийоне им больше не было места. Они хотели для себя будущего, но не он — после смерти детей Эль мечтал лишь об отмщении. Та лиль была последней. Что ж, значит, у него единственного получилось задуманное. И что с того, что остальные смотрят на него с ненавистью? Плевать на них, плевать на смирившихся, плевать. Даже на нее — плевать. И на то, что по собственному телу стремительно распространяется яд, который непременно убьет еще и душу, чтобы не возродилась во веки веков ни в одном из миров, плевать.

Так и стоял, прижигая рану, пока они проходили мимо, подбирая упавшие от их с лиль драки плоды, прижимали к груди и исчезали в арках порталов. Ашера тоже прошла, не удостоив взгляда — для нее он умер вместе с их последним ребенком, так чего теперь сожалеть? И ему тоже не о чем, потому не обернулся, даже когда она исчезла вслед за остальными. Последней уходила Шапаш, дотронулась до раненого плеча, гася боль и привлекая внимание.

— Этот твой, — сказала она и кивнула в сторону дерева.

Эль обернулся против своей воли и долго смотрел в антрацитовый орех, на скорлупе которого то тут, то там все еще вспыхивали голубые всполохи небесного пламени.

Отчего-то яд лиль в этот раз действовал куда медленнее, чем обычно. Наверное, из-за мощи, что Эль успел получить из междумирья. Как бы там ни было, окончательная и бесповоротная смерть не спешила прибрать его, и время до свидания с ней приходилось чем-нибудь занимать. Вот он и скитался по мирам, но нигде так и не находил себе места. Останавливался обычно там, где наливали, хотя облегчения ни одно пойло не приносило, лишь изредка сокращая количество отведенных мгновений. И эта бессмыслица грозила затянуться навечно, пока однажды к нему не подсел рыжий верзила и, хлопнув по ноющему плечу, не спросил:

— Уверен, что все настолько безысходно?

Эль смерил его безразличным взглядом, которого обычно хватало, чтобы прогнать желающих поговорить по душам, но верзила только хмыкнул и уселся рядом.

— Узнаю этот взгляд. Сам так смотрел и душу до черноты выворачивал, вместо того, чтобы пойти и исправить.

— Нечего исправлять, — зачем-то ответил Эль, хотя в другой раз предпочел бы встать и уйти. — Мертвы все.

— С чего вдруг смерти быть финалом? — нахмурился рыжий.

— С того, что яд разрушил суть души.

Навязчивый незнакомец долго думал, будто взвешивал сказанное на весах истины, потом резко оттянул ворот рубашки Эля, поддел ногтем яд с раны и, смерив быстрым взглядом, выжег раньше, чем тот успел коснуться его души. По небольшому всполоху пламени стало понятно, что сила рыжего отчасти похожа на полученную от элементалей мощь, но явно не призванная, скорее тот сам долгое время пробыл в междумирье, отчего его огонь справился с ядом так легко.

— Ну и дрянь, — признал незнакомец. — Но не прав ты: не все оно убивает, часть меняет структурно. То есть вроде и конечно, а все ж не совсем.

Подобные теории, очень похожие на утешение, ходили в самом начале вместе с плачем по первым погибшим. И несмотря на то что благодаря им удалось придумать, как замедлить отравление и очистить хотя бы души, дальнейшего распространения и углубленного изучения они не получили. Затем и вовсе был взят курс на истребление пришлых тварей. Эль его и взял, курс этот, и в своем неистовстве достиг поставленной цели — истребил всех лилу и лиль с их отродьями с лица Цийона. Та, что сумела его укусить, оказалась последней, отчаянно пытавшейся защитить свое дитя, прячущееся в кроне последнего священного древа. На заре времен люди верили, что в этих деревьях живут души их предков, знающие все на свете и готовые дать совет тем, кто правильно об этом попросит.

— Спасибо, — сказал Эль, вдруг осознав, что ему следует сделать.

— Было бы за что, приятель, — усмехнулся рыжий. — Было бы за что.

Обратный путь в мир, некогда бывший домом, оказался быстрым, не дающим как следует обдумать дальнейшие действия. Потому он долго стоял перед последним сожженным им деревом и смотрел на все еще вспыхивающий всполохами небесного пламени плод, пока налетевший ветерок не прошептал ему на ухо слова Шапаш:

— Этот твой!

Тогда Эль прошел ближе и притянул орех, на лету погасив пламя, завернул в дорожный плащ и потащил в место, бывшим когда-то университетской лабораторией.