Сага о Кае Лютом

Мы переглянулись с нордами. Рыбацкие деревеньки… Да половина моих нордов родилась в таких. И Сторбаш на берегу стоит.

— Поговаривают, что Рагнвальд разослал корабли во все стороны, чтобы отыскать новые земли. Уж не знаю, правда или нет. Может, рано он перепугался? Небось, твари-то не бесконечные, скоро перебьем их, и затихнет Бездна надолго. Бывало ведь такое, что в один год рыбы в море полно, а в другой — едва-едва на похлебку за весь день наберешь. Может, и с тварями так? Урожай нынче на тварей, — Гудмунд хохотнул над шуткой, которую явно говорил уже не раз.

Так. Сторбаш далек от земель Гейра, Хандельсби поближе будет. Значит, у отца еще есть время. Коли что, посажу всю семью на корабли и увезу! Серебра полно, так что можно бросить скарб и взять лишь самое нужное. Вот только куда? Туманный остров скуп на урожаи, там едва хватает прокорма для своих жителей. Альфарики? Не сейчас, когда наступают коняки. Бриттланд? Для начала нужно, чтобы Набианор забрал оттуда своих Солнцезарных. О Годрланде мне и думать не хотелось, под сарапов всяко не пойдем.

— А что в Альфарики делается? — спросил Гудмунд, отсмеявшись. — Мы на Триггей заходили, ну к этим, островным хирдманам, так у них там пусто. На всю крепость — пара десятков воинов, и всё. Вроде как всех живичи повыгребли. Неужто снова князья склоки затеяли?

После таких вестей я и говорить не хотел, потому ответил Рысь. Пересказал про коняков, про Смоленецкое княжество, а под конец предупредил торговца о Раудборге, мол, нынче там нордов не особо любят, так что лучше бы Гудмунду пройти через город поскорее, не задерживаться. Мол, мы помогали купцам приструнить зарвавшегося хёвдинга, что полез на княжий престол, да немного перестарались. Потом Леофсун поведал и о Годрланде, о приезде Набианора и о его даре, о тварях на южных землях.

Гудмунд слушал с раскрытым ртом. Как я понял, он прежде ходил в Бриттланд да к Альдоге, а сейчас торга с Бриттландом нет, вот он и продал свой старый кнорр, построил за прошлое лето нынешний и отправился на новые земли.

— Вон оно что! — протянул купец. — Тогда мне нет резона держать товар до Гульборга, там и своего такого хватает. Надо распродавать здесь, у живичей. Недаром Нарл привел вас ко мне навстречу, иначе бы я в убыток вошел.

На радостях купец открыл еще один бочонок с пивом, а мы и не возражали. Даже после сладких годрландских вин и ядреной живичской медовухи я все же тосковал по горечи нордского пива. Хмель меня не брал, зато хоть вкус почувствовал.

Просидели с Гудмундом мы едва ли не с полночи. Он изрядно захмелел: хлопал меня по плечу, рассказывал, откуда он родом, по каким островам ходил, как искал, у кого бы купить новый корабль…

— Сейчас многие кнорры рубят вот так. Пусть товара возьмут меньше, зато по рекам и порогам ходить легче. Хотя я слыхал, что из Бриттланда наши купцы вернулись живыми. Сарапы не мешают торговать. Только возить оттуда нечего! Серебра там нет, зерна самим не хватает, Бездновы сарапские лошади не хотят жрать траву, им овес подавай! Да еще и бритты того, попрятались. Скот изрядно драугры подъели. Слыхал о драуграх-то? Вот же страхи какие! И взять с них нечего. Не торговать же человечьими костями!

Уже Гудмундовы хускарлы взяли своего торговца, повели отсыпаться, а он всё говорил и говорил, размахивал руками, порывался вернуться и еще выпить.

Хороший человек. Всяко лучше заносчивых живичей. Да, изрядно прост и слишком откровенен, зато честен, не прячет за каждым словом какую-нибудь хитрость, а еще не скуп. Уверен, что пиво у него с радостью выкупили бы те норды, что давно живут в Гульборге или в Холмграде.

Потому наутро, когда Гудмунд еще отсыпался, я передал его людям кошель с годрландскими фенгари и подарил пару мечей под хускарлов. Конечно, это был слишком щедрый дар за пару бочонков пива, но мне захотелось, чтобы этот торговец удачно сходил в чужие земли и вернулся с прибытком.

Я впервые ощутил себя богачом. Лишь ярлы и конунги могут дарить серебро и оружие, а теперь еще и я. И это радовало душу ничуть не меньше, чем когда такое дарили мне. Быть щедрым сумеет не каждый, вспомнить хотя бы ярла Торира Тугую Мошну или ярла Гейра Лопату.

Мы отплыли, не дожидаясь пробуждения Гудмунда.

По Ольхове до Альдоги корабли прошли всего за несколько дней, да и на озере, что напоминало своим простором море, мы задерживаться не стали. Я старался не подгонять хирд, но всякий раз подымал людей всё раньше и приставал к берегу на ночь всё позже. Хускарлы редко садились за вёсла, ведь с хельтами-гребцами мы шли быстрее.

Зря я позволил князю и Жирным так просто умереть. Надо было сделать их хеймнарами(1)… Ведь из-за них мы застряли на целую зиму в Годрланде. Хотя благодаря этой зиме ульверы стали богаче и рунами, и людьми, и серебром. Может, потому Скирир и направил меня к сарапам? Может, Мамир-судьбоплет увидел грядущее Северных островов и решил, что лишь вот этот хирд сможет спасти их от Бездны, только для этого нужно убрать Альрика и проложить новую тропку, пусть кружную да запутанную.

Мы прошли по краю Альдоги, потом по речке Ниво и добрались до Дёккхафа — Мрачного моря. Можно было, как в прошлый наш проход, идти вдоль берегов с разбойничьими племенами, но я сказал плыть прямиком на запад, проверяя путь по встречным островам. Передохнём на Триггее, у вингсвейтаров.

Время от времени мы видели и другие корабли, как драккары, так и живичские ладьи, но те почему-то не спешили сближаться с нами. Видать, решили, что воины на «Соколе» ограбили купца из Альфарики, а вместе с товаром и жизнью заодно и ладью забрали. Да и по веслам было понятно, что нас никак не меньше полусотни. Прошлым летом я бы тоже обошел такую пару стороной.

Я почти перестал спать, сидел по ночам на корме, вцепившись в правило, смотрел то на тонкие лунные блики на волнах, то на щедрую россыпь звезд, и сам не понимал, откуда берется такой страх, что вгрызается прямиком в кишки, терзает изнутри и отравляет своим ядом любой кусок, что я клал себе в рот. Ведь ничего нового от торговца я не узнал. Я сам, своими глазами видел тварей на острове Гейра, сам сражался с ними, слышал, как прошла первая зима, в которую воины Рагнвальда стерегли ледяной проход. Любой бы понял, что дальше будет хуже. Так почему прежде я не особо задумывался о беде, что нагрянула в Северное море?

А потом догадался.

Слишком многое случилось с той поры, слишком многое я повидал и услыхал. Теперь я знаю, что в землях Гейра не случайный выплеск Бездны, не «урожайный год на тварей». Бездна пришла к нам надолго. Пришла, чтоб поглотить наши дома, деревни и острова, чтобы отравить зверей в наших лесах и рыб в наших морях.

Я сражался с пустынными тварями! Они шли с юга, где Бездна уже выжила людей из их домов, и даже сарапские воины, завороженные своим пророком, не в силах одолеть этих тварей. Я сражался с коняками, которых Бездна гнала по миру несколько десятков, а то и сотен лет. Пока им есть куда бежать, но рано или поздно они упрутся в море. Куда они пойдут дальше? Сумеют ли пересесть с лошадей на корабли?

Ко всему прочему, у меня свербела мысль, будто я упускаю что-то еще.

Лишь когда к борту лениво прошел Живодер, развязал веревку на штанах и зажурчал за борт, я вспомнил.

— Живодер! Подь сюда!

Он выждал, пока не иссякнет струя, поправил штаны и побрел ко мне, обходя спящих хирдманов.

— Помнишь болото? — спросил я. — Болото в Бриттланде, куда мы ушли, как убили Хрокра. Ну, того, кому ты вырезал сердце!

Бритт кивнул.

— Ты что-нибудь почуял там?

— Дурной запах, тяжелое место, — сказал он.