Сага о Кае Лютом

— Наоборот, — ответил он, когда я высказал это вслух. — Это самый легкий поход из всех, что был. Разве что с хуоркой было проще, ну так она же безрунная.

— Оно и немудрено. У твоего хирда отличная выучка.

— Еще бы, — усмехнулся Флиппи. — Когда целую седмицу гоняешься за одной и той же тварью, когда гарпунщики раз за разом промахиваются, а если не промахиваются, так гарпуны не могут пробить твариную шкуру, и надо начинать всё заново, волей-неволей выучишься. Оно же еще и вслепую. Лишь Тюлень умеет смотреть под воду, он и бьет в бодран, показывая, далеко ли тварь. Потом гарпуны… Если войдет всего два-три, тварь попросту разорвет цепи. На каждой охоте я терял несколько гарпунов, и не всегда удавалось их забрать. Нередко тварь уходила вместе с ними. Обычно под конец охоты мы выглядим едва ли лучше дохлой твари. Сегодня было очень легко. Так легко, что даже чудно. Если б так было всегда, я бы уже опередил Гейра.

На следующий день, едва хельтам стало лучше, мы вернулись в Хандельсби. На охоту ушло всего-то три дня. Я и не думал, что мы так быстро управимся.

Поначалу я хотел просто уйти к своим ульверам, но Дометий присоветовал мне убрать из стаи хирд Дельфина, мол, пусть теперь посмотрят, как оно без моего дара. И мне понравилась эта мысль. Так что на пристани я проделал то же самое, что и перед отплытием: коснулся каждого Флиппова хирдмана, выкидывая его из стаи. Только забыл, что это аукнется и мне. С каждым воином по капле уходила сила, уходила ясность. Вместо огромного и полного жизни подводного пространства я увидел лишь непроглядные соленые волны, бессмысленно бьющиеся о прибрежные камни. Умолкло поблекшее небо. Мир опустел и снова подернулся сумеречной дымкой.

У хирдманов Дельфина я видел то же самое. Их лица смурнели, их плечи опускались, да и сам Флиппи после ухода из стаи враз постарел, его брови тяжело нависли над глазами, и он медленно похромал с пристани.

Глава 13

Пару дней от Флиппи ничего не было слышно. Я спокойно ждал, пока исцелятся мои раны. Кожа зарубцевалась, так что Орсова женщина, посланная конунгом, смогла обложить мои ноги твариными костями и всякими вонючими мазями. Ребра зарастут сами, а нос… ну, стал он чуть более кривым и сплюснутым. По словам ульверов, ночью я теперь храпел так, что стены тряслись. Кто-то даже предложил еще раз сломать мне нос перед следующей руной, чтоб всё обратно встало.

Потихоньку появлялся тонкий ледок возле берегов, в Хандельсби прибывали воины со всех Северных островов, чтоб охранять земли людей от тварей. Вернулся Эрлинг со своей дружиной из небольшого похода. Фьорд кишел кораблями со множеством разных стягов. Херлиф едва успел урвать науст, корабельный сарай, для наших драккаров, чтоб оберечь их на зиму. За это пришлось отдать немало серебра, и даже так несколько хельтов всегда сторожили возле ворот, чтоб ни один слишком умный ярл или слишком тупой хёвдинг не посмели бы оспорить наше право.

Грядет третья такая зима. Первую зиму я провалялся в Сторбаше после предательства Росомахи, исцелялся от укусов морской твари, и ведь тоже ногу мне порвала. Вторую мы проторчали в Гульборге. Зато уж в этот раз ульверы будут стоять вместе со всеми. Осталось лишь подождать, пока лед встанет.

Я удивлялся, почему никто из ульверов не высказался насчет недавнего прибавления новых даров и новых сил в стаю. Спросил у Вепря, а тот хмуро ответил:

— А чего говорить? Ты хёвдинг. Хочешь — берешь людей в хирд, хочешь — выкидываешь. Вот жду, когда ж ты и мне скажешь уйти. Только не возьму в толк, зачем тебе столько хирдманов? К чему? Или тебе нашей силы не хватает? Даров у нас мало? Или не те? Кто захочет нанять хирд в полторы сотни воинов? Разве что воевать с кем-нибудь. И Гейра зря взял, попомни мое слово! Как волк не может стать овцой, так и ярл не может стать обычным хирдманом. Непривычно ему слушать кого-то, окромя конунга. Да Гейр и Рагнвальда-то особо не слушал, молод тот больно. А тут под пацана безусого пошел…

Ну, усы и борода у меня уже выросли. И вроде бы Вепрь верно говорит, да только он всё думает о старом хирде и старой жизни, когда мы ходили с Альриком и искали хоть какой-то работенки, когда получали марку-две в месяц. Нынче же всё иначе. И серебра у хирда полно, тратить негде и некуда, и сражаемся мы не за плату, а за свою родную землю. И тут не только о собственном кошеле надо думать, а о том, как Бездну забороть.

Бездну!!! Не тварь какую, не зарвавшегося ярла и даже не коняков пришлых, а саму Бездну, с коей и боги-то управиться не могут.

Хальфсен потом сказал, что не все думают так, как Вепрь. Клетусовцы, псы, львята, живичи и гейровцы — все они рады новым силам. Выходит, что недовольны старые ульверы, те, что ходили еще под Альриком. Понятно, тоже не все. Квигульву, к примеру, плевать, сколько в хирде воинов. Херлиф, наоборот, хочет присоединить дельфинов к нам. А как утешить остальных?

А на другой день после разговора с Вепрем пожаловал сам Флиппи с тремя своими хирдманами. Я созвал «малое вече», потому как дело-то серьезное, и приготовился выслушать решение Дельфина.

— Я готов пойти под твою руку, — сразу сказал Флиппи. — С этим согласен и мой хирд.

— А верно ли ты понял, что значит «пойти под мою руку»? — спросил я. — Это ведь не просто так, что я поделюсь своим даром, и дальше каждый хирд будет жить, как прежде. Если я хёвдинг, так не по одному лишь званию, а и на деле.

— Твоя доля от любой полученной нами платы будет больше всех, — заверил меня Флиппи.

— Не так. Мое слово будет выше твоего. Я говорю, куда идти и кого бить. Я делю добычу. Я решаю, быть кому-то в хирде или уйти. Корабли останутся твоими, и ты можешь их продать, обменять или взять новые. А вот хирдманы все будут моими.

Дельфин переглянулся со своими людьми, и один из них промолвил:

— Говорят, что и у тебя внутри хирда есть старшие.

— Только вот люди под ними — мои. И никто не возьмется оспаривать мое слово. А твои воины… Если я скажу одно, а ты — другое, кого они послушают?

— Если скажешь что-то, с чем не буду согласен, — медленно заговорил Флиппи, — я постараюсь тебя переубедить. Но если не передумаешь, клянусь Нарлом, сделаю так, как скажешь.

— И в бою тоже? И в походе? Всякий раз я должен выслушивать, как ты мне прекословишь?

— В походе — нет. Слово хёвдинга нерушимо. Но в бою… я немало зим сражаюсь с морскими тварями и больше ведаю о том, как их бить.

Я покачал головой. Зря я думал, что Флиппи ослабел нравом и умом. Всего один поход, всего одна тварь, и он снова прежний Дельфин, хёвдинг самого крепкого и старого хирда. Вздумал усилить своих людей и расплатиться серебром, ничего при том не теряя. Зачем мне это?

— Не бывает так, что кто-то хёвдинг лишь наполовину. Либо мое слово главное, либо нет. Мы не на ярмарке, торговаться я не стану.

— Понимаю, — вздохнул Флиппи. — Я согласен.

— Если кто-то пойдет против меня, будет наказан. Если это будет в походе, я убью виновного, а его старшему отрублю палец. Таковы правила в моем хирде.

— Да, хёвдинг.

Я глянул на тех хирдманов, что привел Дельфин. По ним было видно, что они не особо рады слову своего старшего. Пусть их. Подождем до первой казни и первого отрубленного пальца. Теперь за моим плечом стоит Гейр, девятнадцатирунный воин, так что увильнуть у них никак не выйдет.