Сага о Кае Лютом

— Сыновей отдать на воспитание родичам со стороны жен, — негромко сказал Рагнвальд своему писарю, — их земли — под мою руку, отправить туда людей, что лишились своих домов. Присмотрит за землей, — конунг глянул на Стига, потом на остальных своих дружинников, — Бёгвар. Нынче он всё равно не боец, но ярловых людей подмять сумеет.

Раздав указания, Рагнвальд подошел ко мне, единственному, кто сидел во время конунгова суда помимо самого конунга.

— Тут и моя вина. Харальд говорил о пропаже его людей, но мне было не до того. Я послал самую умелую Орсову женщину в Хандельсби, надеюсь, она поможет поскорее встать на ноги. Хотя у тебя и свой костоправ неплох.

— Распустил ты людей, Зигвардссон! — пробасил Стюрбьёрн. И, как всегда, от его голоса аж полы с лавками затряслись. — Распустил!

— Отец рано умер, не научил, как должно, — с улыбкой отозвался Рагнвальд. — Может, хоть ты поучишь меня уму-разуму? Вот что сделать для Кая Эрлингссона, чтоб не держал он на меня обиды?

— Женить на своей дочке! — немедленно ответил глава вингсвейтаров.

— Так он уже женат. Уже двое сыновей народилось. Верно я говорю, Эрлинг? Да и сам Эрлинг не промах, еще одного сына родил.

— Серебром ода… — сказал Стюрбьерн и сам же себя оборвал. Видать, вспомнил ту небольшую толику удачи, которую я у него оставил. — Может, земли дать? Вдруг Кай захочет из морского ярла стать обычным?

— Не могу! Он мне вольным хёвдингом нужен, а не землепашцем.

Я едва успевал переводить взгляд с одного говоруна на другого. От густого голоса Стюрбьёрна разболелась голова и заныли разом все раны, я изо всех сил старался не кривиться и слушать их шуточную перепалку.

— М-да, тяжело, когда у вольного хёвдинга добра больше, чем у какого-то конунга. И жена у него есть, и дети, и богатство, и воины с кораблями.

— Ничего, — рассмеялся Рагнвальд, — есть у меня подходящий дар для Эрлингссона. Нужно только обождать, пока он будет готов.

С этим мы и вернулись к себе.

На следующий день к нам заглянул Стиг и сказал, что конунг поможет тем девятирунным ульверам, что оставались в городе из-за ранений, получить недостающую руну. Наверное, об этом Рагнвальд и говорил. Так что конунговы дружинники забрали у меня раненых, пообещав вернуть где-то через седмицу. Уже потом я узнал, что это было не так-то просто для Рагнвальда: мои ульверы повырезали всех тварей в том месте, не оставив ничего. А ведь эти твари могли спасти жизнь дружиннику или другому полезному воину.

Хвала богам, пока мы ходили в поход, очнулся Болли. Да, он изрядно ослабел и похудел, да, сейчас он не мог менять свой вес, видать, что-то надорвалось во время битвы с кабаном, но Толстяк и без своего дара грозный боец. Ничего, отъестся, отдохнет, а там, глядишь, и руну получит, излечит нутряную хворь.

Провалявшись в доме всего один день, я решил, что смерть Скиррессонов была слишком легкой и милосердной, еще и к Фомриру теперь попадут. Надо было им тоже изломать все конечности да так и закопать, чтоб их раны загноились, чтоб в них завелись черви, чтоб их заживо под землей сожрали. Скоро встанет лед! Я бы успел сходить в еще один поход! А теперь придется торчать здесь и ждать, когда же срастутся мои кости.

Мы сидели с Пистосом и играли в хнефатафл, когда в дом зашел незваный гость, стуча об пол деревянной ногой.

— Доброго здравия тебе, Кай Эрлингссон!

Флиппи Дельфин пожаловал, да еще и без хмельного запаха. За это время я уж подзабыл о нем, и заплечный его больше не выискивал меня по пристаням, так сторхельт сам пришел.

— Есть дело, но я хотел бы поговорить о том сам-на-сам.

— Уж не затаил ли обиду какую? Еще одной мести я не переживу, — без улыбки сказал я.

Боль в поломанных костях грызла без устали, и нрав мой нынче совсем подурнел. Впрочем, я махнул Пистосу и еще нескольким ульверам, чтоб вышли вон. Если Дельфину вздумается нас убить, его всяко не остановить.

— Всё думаю о тех словах, что ты сказал на пристани, — Флиппи сразу перешел к делу. — Мол, будто твои хирдманы слышат друг друга и делят дары на всех.

Мне вдруг подумалось, а что бы сделали Скиррессоны, знай они о стае? Пока во всем Хандельсби о том знали лишь Гейр, Флиппи да Рагнвальд со Стигом, кое о чём догадывались Магнус и мой отец, но доподлинно всё не ведали. Я бы на месте Скиррессонов сразу убил, безо всяких пыток и допросов.

— Ну, — буркнул я.

— Одолжи свой дар! На время! Хотя бы на один поход!

Я внимательно посмотрел на Флиппи. Да нет, не пьяный, глаза не чудные, как после макового отвара или грибных настоек. Теперь он выглядел почти прежним: сильный, гордый сторхельт, чье имя знают на всех Северных островах.

— Как я его одолжу? Это ж не горшок и не топор, чтоб его так просто отдать.

— Как ты в тот раз меня даром объял, так сделай и со всем моим хирдом. Чтоб мой дар коснулся и их. Я отплачу! Вот чем хочешь — отплачу.

Во мне разгорелся гнев, подстегиваемый нудящей болью:

— Отплатишь? Стая — это тебе не девка гулящая, чтоб сегодня под одного лечь, а завтра под другого. Я ж каждого ульвера к себе в душу пускаю, слышу боль каждого, их смерти рвут больнее твариных клыков. Да я даже своих хирдманов не сразу в стаю беру, проверяю сначала в бою.

Дельфин смотрел на меня спокойно, будто ожидал такой ответ.

— Тогда предлагаю иное. Мой хирд пойдет под твою руку.

Я потер зудящую ногу и выплюнул:

— И что? Я уже сказал, что… — и замолк, уставившись на Флиппи.

— Ты же взял Гейра и его людей. Вот так же и я пойду под твою руку вместе с людьми и кораблями.

— Зачем? И как?

— У тебя же два корабля. На одном главный ты, а на втором…

— Простодушный, — бездумно ответил я.

— Также и тут. Будут у тебя сноульверы, снежные волки, и, к примеру, сёульверы, морские волки. Над морскими буду стоять я, над снежными кто-то еще, а выше всех — ты. Вся слава будет твоей, по долям от добычи уговоримся. Твоя будет наибольшей.

— Э-э… — протянул я, не зная, что сказать.

— Все Северные острова будут знать, что Гейр Лопата и Флиппи Дельфин нынче ходят под Каем Эрлингссоном. Пять кораблей! Едва ли не полторы сотни воинов!

Я попытался привстать, и режущая боль привела меня в разум.

— Слава, хирд, сторхельты под моей рукой… — сплюнул я. — А на деле ты будешь решать за свой хирд сам и поступать, как вздумается, прикрываясь моим именем? Я не приму звание хёвдинга без власти. Если вдруг соглашусь, мое слово будет главным. Не только для тебя, но и для твоих людей. Прекословия я не потерплю!