Самая яркая звезда на небе

У неё перехватило дыхание. Она подняла гладкий, жемчужно-белый зуб, испачканный кровью.

— Мерлин! Это… это то, что я думаю?

— Если ты думаешь, что это клык василиска, то да, это именно то, что ты думаешь, — он повернулся к ней лицом и стал смотреть, как она держит клык, который был длиннее всего её предплечья. Она знала, что василиски огромны, но не могла представить себе размеры существа, которому принадлежал этот зуб.

— Ты убил его? — Гарри и Джинни говорили о василиске. Их трудно убить. Как и драконы, они были невосприимчивы ко многим видам магии.

— Её больше нет.

Она? Это самка? Гермиона задумалась, есть ли у неё имя. Она не могла представить, что у чудовищной змеи есть какое-то обычное имя вроде Беатрис или Каролины.

— Как ты это сделал? — Гарри воспользовался мечом Гриффиндора. Гермиона сомневалась, что Том Риддл, будучи прямым потомком Слизерина, мог получить такой предмет.

— Это неважно.

Гермиона вертела клык в руках. Ей нужно быть осторожной. В нём всё ещё мог быть яд. Так Гарри уничтожил дневник Тома Риддла.

— У тебя есть дневник? — спросила она, не задумываясь.

— Что? — неверяще спросил он.

— Извини, неважно! Значит, она мертва?

— Я уже говорил тебе, Гермиона, нет ничего, чего я бы не сделал, чтобы вернуть тебя. Я не могу изменить то, что я натворил, но я могу изменить то, что делаю в будущем.

Ей хотелось верить ему… Но если бы она поверила — даже если бы согласилась начать всё, что было между ними, заново. Это никогда не продлится долго.

Она крепче сжала клык в руках:

— Том, пожалуйста, сядь. Я думаю… Я думаю, нам стоит поговорить.

Он выглядел удивлённым, но выполнил её просьбу.

Она вздохнула:

— Мы не можем быть вместе — позволь мне закончить — мы не можем быть вместе, потому что моё проклятие становится всё хуже. Моя зависимость от зелья, поддерживающего меня, сильно выросла, но теперь никакое количество не будет адекватным. Я перехожу на немного другой рецепт, но в конечном итоге результат будет тот же.

Она покачала гладкий зуб между ладонями. Ей нужно было сказать ему. Он, вероятно, рассердится. Он может наброситься, но он заслуживал узнать это от неё, а не снова от кого-то другого. Она закусила губу:

— Это проклятье убьёт меня.

Он не ответил. Когда она набралась смелости посмотреть на него, то обнаружила, что он смотрит прямо на неё с нечитаемым выражением лица.

— Том… Пожалуйста, скажи что-нибудь?

— Нет.

Она моргнула:

— Что значит «нет»?

— Это значит, что я не принимаю твою причину, почему мы не можем быть вместе. Это значит, что я отказываюсь принимать, что ты умираешь. Я этого не позволю. Ты не можешь считать это весомой причиной, чтобы мы не были вместе. Я останусь возле тебя. Даже если ты попытаешься убежать, я найду тебя. Потому что ты моя! И я сыт по горло тем, что ты думаешь, что можешь меня оттолкнуть, из-за — нет, пожалуйста, не плачь! — он поспешил к ней. Сидя на краю койки и обвивая её своими руками.

С Гермионы довольно сопротивляться ему. То, что он сделал, больше не казалось важным. Не когда она умирает. Ей хотелось быть эгоисткой. Хотелось вновь почувствовать себя цельной. Она хотела его. Когда он обнимал её, она чувствовала себя полноценной. Её тело растворялось в нём, чувствуя тепло его объятия. В нём не было боли, только блаженный покой. Она зарылась лицом в его грудь и тяжело вдохнула. Его губы коснулись её макушки. Нежно и ласково.

Её слёзы высохли, но он её не отпускал. Она и не хотела этого. Вместо этого она притянула его голову вниз и прижалась своими губами к его. Клык василиска упал на пол. Не колеблясь, он прижался своим телом к её, его руки исследовали каждый дюйм её тела, а его язык танцевал с её.

Это было настоящим. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, она никогда не чувствовала себя более живой. То, как он смотрел на неё, то, как всё её тело ныло в его присутствии. Как это может быть подделкой?

Она простонала. Её кожа трепетала от приятного покалывания, проносящегося по ней. Так долго она не чувствовала что-либо, кроме боли и страдания.

— Ох, Гермиона, я скучал по тебе, — он целовал её челюсть, прижимая её крепче.

— Я тоже, — выдохнула она. Он переместился и толкнул её на спину. Его губы не отрывались от её. Его руки блуждали по её изгибам. Он покусывал и посасывал её кожу.

Она раздвинула ноги и обхватила его за талию, потираясь об его эрекцию, заставляя их обоих жаждать большего.

Она хотела этого с ним. Всего этого. Ей хотелось испытать все удовольствия жизни, и она хотела, чтобы Том разделил это с ней.

Его руки проникли под её рубашку, пальцы коснулись её шрама. От электрической боли она вздрогнула. Он не сразу заметил это. Он проводил кончиками пальцев по её шраму, как делал это много раз. Обычно это вызывало приятные ощущения, но сейчас всё было иначе. Она вскрикнула. Её тело напряглось. Боль распространялась дальше, лизала её душу, искажала мышцы и разрывала её на части.

— Гермиона?! — он замер.

Спазм пронзил её позвоночник, тело вздохнуло. Каждый мускул напрягся. Боль нарастала. А затем она закричала в голос.

Он вскочил с неё, когда из её глаз потекли слезы. Она застонала, её зрение помутилось. Ещё больше непонятных звуков сорвалось с её губ. Огонь лизал её тело, набирая силу — сжигая её заживо. И он не прекращался!

Она различила звук стукающихся друг о друга флаконов зелий на её прикроватной тумбочке сквозь начавшийся в ушах рёв. Следом начнутся галлюцинации. Их она ненавидела. Они приводили её в ужас. Она закричала громче от предвкушения.

— Держись, — она вновь услышала его мелодичный голос возле себя. Он вызвал несколько охлаждающих заклинаний, притупляя пламя, отчего она задрожала. Его пальцы касались её кожи, размазывая нечто, напоминающее настойку растопырника, по её шраму. Его руки были нежными. Несмотря на боль, которую это вызывало, она наслаждалась каждым прикосновением, чувствуя больше ласки, чем просто применение лекарства.

Симптомы стихли. Боль ослабла. Галлюцинации не пришли. Ей хотелось заплакать от облегчения.

— Ты можешь принять зелье? — спросил он.

Она колебалась:

— Какое?

— Из рябины. Оно у тебя на прикроватной тумбочке.

Она кивнула и позволила ему опрокинуть содержимое себе в рот.

Он вытер её лицо прохладной тканью, стирая солёные следы от слёз с её щёк. Потом он залез обратно к ней в койку и притянул её ближе, поглаживая волосы и целуя в макушку.

Когда она снова могла дышать, то сделала глубокий вдох кедра и перечной мяты. Его успокаивающий запах и его мелодичный голос, шепчущий слова утешения, убаюкали её в мирный сон.