Самоидентификация

– Уходишь? – она нервно сглатывает.

– Надо в комнату… - изображаю тактичное покашливание, потом в отчаянии махаю рукой. – Короче, пи-пи.

Мне дурно, и в туалете я обливаю лицо ледяной водой, со странным, мазохистским удовлетворением обнаруживая, что она идет из обеих кранов во всех положениях их вентилей. «Большой Ледяной Праздник». Я немало услышал за эти три или четыре часа, но упорядочить это все не удалось. Я никого, кроме Иры, не спросил про Лизу, и сейчас мне это кажется упущением, потому что в такой толпе наверняка кто-то что-то должен бы знать. С другой стороны, на хрен Лизу. И мать ее. И всю родню. Я понизил градус вином после водки. Я вламываюсь в открывающуюся с трудом кабинку и блюю в обшарпанный унитаз.

Почему этот толчок такой убогий, если тут все еще проводят приличные, вроде как, банкеты?

Что я ел?

Старик шаркает от нас с Жорой. Сейчас я хотел бы его остановить.

Открываю глаза, внутренне отталкиваюсь от этого странного видения. Блюю снова. Отошло. Полощу рот ледяной водой, и она кажется благословенной. Сильно полегчало. Надо или меньше пить, или, наоборот, больше – чтобы выработался иммунитет к перепадам.

На улице стоим только я и Слава Спичкин. Его немного трясет, и он явно старается не выдать своего опьянения. Мне кажется, он хотел бы кому-нибудь сломать шею, но он скрестил руки на груди и стоит рядом со мной. Я не знаю, куда делись остальные, но, кроме нас и Славы, все явно что-то знают. Меня тяготит эта мысль.

Рядом с рестораном собираются и курят местные гуляки. Кто-то из клуба, кто-то из ресторана. С нашего Дня рождения тоже еще не все ушли. Последние допивают с именинником и его брюнеткой, которой я бы с удовольствием вставил в глотку. Убогие жилетки из синтетического меха. Крашенные в белое волосы. Пальто на пол-пальца от интимной зоны. Как и наши, питерские курицы, так и местные «чики» не особо понимают, что клюнуть на такой наряд, тонкие сигареты и прочие прелести может разве что умственно отсталый продавец из «ОКЕЯ» или обдолбанный жизнью клерк, которому не дает даже его собственная рука. Меня все это тяготит, потому что я начинаю разрываться между домом и этим странным, фантасмагорическим местом. Накрапывает мелкая морось. Едкая, раздражающая.

Я только нанес гель, а волосы уже увлажнены дождем, и я иду по дороге, уже в подпитии, готовый ко встрече с Лизой, но ощущаю себя как-то странно, некомфортно. У меня испортится прическа, и это ужасно. Но я ведь пьян – значит, все в порядке? Я не дохожу до Лизы и сажусь на скамейку в парке. Через полчаса я промокаю, как губка, и меня можно выжимать, и я почему-то плачу, хотя все, вроде бы, как надо, и мне надо пойти хоть куда-то из-под дождя, иначе я простужусь…

– Слушай, будет время – заходи, - глаза Смирнова остекленели, но лицо выражает доброжелательность, и он жмет мне руку своей геракловой пятерней, а второй придерживает за плечо, и я вяло улыбаюсь в ответ. – Извиняй, так и не поговорили. Заходи!

– Постараюсь. Обязательно, - киваю, и это его устраивает, и он, взяв в охапку свою брюнетку, залезает в такси – серебристый «логан», даже обоссать колесо которого я счел бы для себя актом самобичевания.

Мы перешли на другую сторону, и теперь стоим под сводом арки, встроенной мудрыми архитекторами между двух пятиэтажек. Я не знаю, сколько времени прошло и не хочу доставать мобильник, чтобы посмотреть. Слава стоит, прижавшись к стене с другой стороны, напротив меня. Я боюсь, что он начнет какую-нибудь беседу, но он просто молчит и смотрит на мокрый асфальт. Дождь усилился, воздух влажный и липкий, и дышать им несколько трудно. Вот-вот наступит воскресенье, и меня это почему-то беспокоит, мне кажется, что время уходит слишком быстро, и я не успею всего сделать за эту жизнь. А потом я понимаю, что понятия не имею, что хочу сделать. Но мне мерзко, я опираюсь спиной о стену, обхватываю себя руками, дрожу от холода. На чем свет стоит матерю про себя Жору и его инициативных товарищей и обещаю сделать благотворительный взнос ногой в лицо каждого из них при первой же встрече. Я давно отвык от такого положения, и все вокруг – пропитанный дождем воздух, тихая, мертвая улица, надпись «БОЙ ПРАЗДНИК», - переносит меня вглубь какой-то иной, чуждой мне реальности.

В какой-то момент я уже ощущаю себя готовым плюнуть на все и пойти пешком домой, в родительский дом, а то и поймать тачку, чтобы за любые деньги уехать отсюда. И именно в этот момент напротив нас со Славой с визгом тормозит белый микроавтобус – что-то вроде «фольксвагена транспортера», - со следами обширной коррозии на порогах и массивной двери на полозьях.

– Залазьте! – объявляет с серьезным видом открывающий дверь и тут же ускользающий внутрь Жора.

В машине меня впихивают на свободное место, а Слава сам обрушивается куда-то назад, где, я надеюсь, тоже было припасено свободное место. Все молчат.

– Че так быстро-то? Я соскучиться не успел, - бурчу.

– Таксопарк полон бюрократов, - выговаривает Пашка, старательно имитируя трезвость.

– У нас хоть водила-то трезвый? – интересуюсь.

– Как стеклышко, - раздается голос с переднего пассажирского места.

В любом случае, думаю я, перегар в салоне настолько силен, что опьянел бы даже «сухой» в ноль. Когда кого-то здесь всерьез беспокоили менты в пределах города? Вот только, если я не ошибаюсь…

– Мы куда едем-то?

– Неуместный вопрос, - широко улыбаясь, выдает Пашка.

– Клуб на окраине, - спокойно отвечает Жора. – Надо догнаться, да и ты какой-то зеленый, уставший.

– Ага, - киваю, глядя вперед, на дорогу, которая становится все более безлюдной.

– Вот и отдохнешь, - завершает объяснение Жора и отворачивается, чтобы уставиться в украшенное трещиной маленькое пассажирское окно.

– Когда я на это подписался… - то ли спрашиваю, то ли начинаю что-то утверждать.

Никто не реагирует. Через несколько минут дорога освещается только ближним светом фар микроавтобуса. Насколько я понимаю, мы едем в область – здесь это понятие довольно сильно размыто, но в целом, насколько мне известно, область – это ад местного масштаба, запустение и связь с несколькими деревнями, жители которых мне никогда не казались и отдаленно дружелюбными. Впрочем, городские мне сейчас тоже таковыми не кажутся.

В салоне – Жора, Пашка, Слава, Толик, кто-то спереди и еще трое знакомых мне парней, которые, впрочем, не играли в моей жизни никакой роли. И в этой компании я еду куда-то в область. В какой-то клуб, от которого не приходится ждать ничего путного.

– А почему не в городе?

– В тараканнике «праздника»? – усмехается Жора.

– Да я почем знаю. А что там?

– В «празднике»?

– Ну.

– Хлам. Наркоманки. Алкаши. Человеческое мясо. Киркоров и Добрынин с Пугачевой для танцев.

– В ремиксах?

– Ну да. А толку-то? – смеется Пашка. – Странный ты, Дим.

– Я? Я в норме, - немного пугаюсь формулировки.

– Для городского, - бормочет из-за моей спины Толик.

– А кто тут деревенский? Кто из деревни? – я пытаюсь обернуться назад, но Жора меня одергивает.

– Расслабься, - качает головой. – Не надо.

– Ну, ты же у нас из настоящего города, - не унимается Толик.

– Блядь, а тут что, игрушечный? – оборачиваюсь, вопреки попыткам Жоры снова меня удержать. – В чем проблема вообще?

– Ни в чем! – громко объявляет заросший щетиной Гриша Тимчук, и его голос и массивная фигура перекрывают попытки тщедушного Толика что-то ответить. – Успокоились оба.

Я мотаю головой и сажусь обратно, упираясь взглядом в лобовое, в котором проявляются какие-то признаки искусственного света вдалеке. Если Толика обидел мой первый визит, он мог бы так и сказать. Тут что-то другое. Что-то его зацепило. Годы на зоне. Что-то было не так. Да, у него все было не так. Никто не поднимет тему и даже не намекнет ему на его недостатки. А его все равно все парит. Комплексы. Возможно, неприятное общение с сокамерниками. Не знаю, что там у них происходит. Мало ли.