Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года
Шрифт:
– Постойте, разберемся, - прервал его Девиер.
– Я только что допрашивал Тузова. Он весьма логично ответствует: первым о пропаже камня должен был заявить в полицию владелец, следующим - вы как куратор Кунсткамеры. А его, Тузова, будто бы вы честным словом обязали в течение семи дней о пропаже молчать... Как это понимать?
Шумахер говорил беспрерывно, но речь его состояла из потока латинских, немецких и русских цитат и выражений. Девиер, умевший объясняться на языке всех игорных домов Старого и Нового Света, ничего понять не мог.
– Давайте по порядку, вновь остановил его Девиер.- Да вы садитесь, Иван Данилович, что вы
Генерал-полицеймейстер, когда хотел, мог расположить к себе любого человека.
– Скажите, ученейший Иван Данилович, скажите мне без утайки, что есть сей философский камень, каковы его таинственные свойства?
Шумахер принялся рассказывать на сей раз весьма внятно, а Девиер, занявшийся вновь своей табакерочкой, отмечал при упоминании каждого из трансцендентных достоинств камня:
– Возвращает молодость старикам? Так-так! Власть земную возвышает? Преотлично!
Но Шумахер закончил рассказ сообщением, что он не полномочен всех тайн сего камня раскрывать, и поклонился в сторону Девиера.
А кто же полномочен?
– Академический капитул! Сиречь ученое собрание академикусов!
– Так-так. А в прошлом году, когда вы, преученейший библиотекариус, привозили из Европы пресловутый перпетуй-мобиль, то бишь вечный двигатель, вы, помнится, капитул не собирали?
Шумахер склонил голову в гнедом своем пышном парике.
– Хорошо. Тогда такой вопрос: кто же владелец сего таинственного камня?
Шумахер приободрился, потому что из раскрытого окна стали доноситься соблазнительные запахи кухни. Он рассказал, что не далее как вчера в Кунсткамеру был доставлен чудеснейший монстр - диковинка природы, рыба-сазан куриознейший, а длиною в осьмнадцать вершков!
Он распростер руки елико возможно.
– Как раз сегодня сазан сей зажарен, и академический капитул просит господина генерал-полицеймейстера оказать честь. Присутствовать и принять участие в дегустации, в ученом апробировании физиологической плоти рыбы сей...
– Так кто же, скажите мне, владелец того философского камня? терпеливо повторил вопрос Девиер.
Шумахер достал с верхней полки лейденскую банку и стал живописно повествовать о совершенно необычайных свойствах недавно открытого электричества, которые удивительно напоминают...
– Морра фуэнтес!
– прорычал Девиер.
– Кто у вас такой есть Рафалович?
Библиотекариус будто споткнулся на всем скаку.
– Да, да, - подтвердил Девиер, потряхивая табакерочкой.
– Кто у вас такой Рафалович?
И сладкое лицо библиотекариуса озарилось новым приступом вдохновения. О, Рафалович! Это ученейший муж, вир эрудиссимус! Это исключительный знаток черной и белой магии! Вся Сорбонна не хотела его отпускать в Россию. Одних взяток пришлось раздать сорок тысяч червонцев.
– Про взятки бы молчали в присутствии чина полиции!
– мрачно сказал Девиер.
– Граф Бруччи де Рафалович? Чей у него графский титул? Цесарского двора? Многовато в Санктпетербурге развелось графов и маркиз различных, придется полиции ими заняться.
9
– Вот видите?
– смеялся генерал-полицеймейстер.
– Ни на один мой вопрос вы, господин библиотекариус, по существу не смогли ответить... А еще ученейший муж, говорят, вы тут только и занимаетесь, что друг другу экзамены устраиваете.
Девиер обратился к табачку а ля виолетт, а несчастный
Шумахер страдал, словно куриознейший сазан на сковороде, потому что никак не мог в конце концов понять, что от него нужно всесильному богу полиции.– А вот я задам вам еще один вопрос, - сказал генерал-полицеймейстер, насладившись понюшкой.
– Уж если вы и на него не ответите, значит, экзамен не выдержан. Итак...
Он многозначительно покосился на вытянувшегося в струнку господина библиотекариуса.
– Кто у вас тут карлик есть такой? Что он у вас тут делает?
Вот те на! Если б Шумахер умел чесать себя в затылке, он бы немедленно сделал это. Да ведь Девиер чуть не каждый праздник встречает этого карлика при дворе, куда тот бегает к царице за подачками. Тут что-то неспроста!
И он поведал, как покойный Петр Алексеевич закупил за границей всяческие редкости - инструмент математический и навигацкий, сосуды химические, медицинские препараты, картины, книги, медали и прочая и прочая. Возвратясь в державу свою, государь указал, что где родятся уроды всякие, человеческие или скотские, отнюдь не выбрасывать их, а помещать в банки со спиртом и с бережением доставлять в Санктпетербург, надеясь на вознаграждение немалое. Поскольку же невежественные люди боялись уродств, полагая их кознями диавольскими, царский указ разъяснял, что сии козни противу естества и им быть невозможно, ибо у диавола ни над каким созданием власти нет...
– Видите, - прервал его Девиер, - указ царский вам объявляет, что ничего противу естества в природе нет, а вы носитесь со своей магией, белой и черной! Однако вы опять далеко хватили, герр Шумахер. Отвечайте, чем занимается у вас карлик и кто за его поведение отвечает?
Шумахер прижал руки к груди, как бы умоляя не прерывать, и продолжал:
– В указах тех предписывалось также, чтобы какие уроды и люди монструозные явятся, живыми их ко государевому двору доставлять. И многие монстры живьем проживали в Кунсткамере на казенном счету. Теперь живет карла Осипов, прозываемый Нулишкой. Рожден он от придворного шута, а науке пожалован покойной царевной Наталией Алексеевной, которая разных уродцев всячески оберегала...
Девиер окончательно убедился, что Шумахер, подобно его высоким покровителям - лейб-медику Блументросту и вице-канцлеру Остерману, владеет искусством наводить тень на плетень, и встал.
– К вопросам сиим советую вам приготовляться получше. А то, говорят, на придворной цирюльне есть вакантное место. Там тоже наука - что кровь пускать, что пиявки ставить или шею намыливать. А общество какое? И графы, и герцоги, один даже светлейший князь имеется. А вопросы? Только самые простые задаются: "Не беспокоит ли?" Или: "Не угодно ли водицей спрыснуть?"
И ушел, оставив Шумахера в полном расстройстве, - весь Санктпетербург знал, что генерал-полицеймейстер человек двусмысленный и к государыне без доклада входит. Да к тому же, надевая свою черную епанчу, он объявить соизволил:
– Ея императорское величество сего дня поутру изволила путь восприять из Стрельны в свой богохранимый град Санктпетербург.
Как тут его понимать?
А выйдя из Кикиных палат, с высокого крыльца генерал-полицеймейстер увидел напротив, на слободке, завалинку Грачихиного дома, которая дружно грызла тыквенное семя. А перед завалинкой ходуном ходил карлик Нулишка, у которого все шнурки были расшнурованы, отчего он чуть не падал в дорожную канаву.