Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года

– Н-на тебе, кавалер вонючий!
– грозил он кулачком в окно холявинских антресолей.
– Я тебя уже давно заложил со всеми твоими лейб-гвардейскими потрохами!

И икал умопомрачительно.

– Кто его успел напоить?
– ужасался бурмистр Данилов.

– Кто-то утром ему пожаловал гривенник, - отвечала вдова.
– Много ли такой козявке надо?

– Всех полиции продам!
– хорохорился Нулишка.

Я там свой человек. А Аленку выкуплю, мне сам генерал сто пятьдесят рублев обещал.

Генерал-полицеймейстер счел эту сцену недопустимой и сделал знак своим клевретам.

И жители слободки с ужасом увидели, как от Кикиных палат пошли люди в епанчах и в страшных носатых масках. Завалинка кинулась наутек. Тем временем подгулявший монстр обратился в сторону Кунсткамеры.

– И вас заложу, академики безмозглые!
– неистовствовал он.
– Вот царице расскажу, как один из вас секреты продавал английскому милорду!

– Точнее не выразишь, - сказал Девиер. Люди в масках скрутили карлика и под полами плащей унесли его с собой.

10

Юный князь Репнин капризничал:

– Маркиза Лена, а маркиза Лена... Давайте не поедем сегодня кататься, останемся лучше вдвоем!

– Ну почему же?
– Маркиза за ширмой переодевалась.
– Мне без общества скучно.

Ефиопка подала ей шипцы для завивки, маркиза дула на них и обжигала пальцы.

– Что вам эти молдаванские князья...
– тянул Николенька.
– И этот недоросль Холявин! Разве это общество?

– Но это славные молодые люди! Ах, они всего лишь унтер-офицеры, а вы поручик? А не вы ли, князь, любили повторять, что в обществе женщины любой чин - не чин?

– А если в лодке не хватит места? Придется за шлюпкой посылать, а это долго...

– Зачем посылать? Мы гребцов не возьмем, слуг тоже, кроме моей Зизаньи. Любезные кавалеры - господин Холявин, князь Сербан, - они сами предложили сесть на весла.

И маркиза, подхватив юбки, спустилась в вестибюль. Гайдук Весельчак с поклоном распахнул дверь и сделал на караул булавой. В дверях маркиза обернулась к Николеньке:

– Забыла предупредить... Еще один для вас ожидается сюрприз, милый князь.

И в толпе масок, ожидавших на крыльце, Николенька узнал своего деда, который - прямой и сумрачный - стоял поодаль.

– Это-то зачем?
– с болью воскликнул Николенька. но маркиза только обдала его смеющимся взглядом из-под черного кружева маски. Старый генерал-фельдмаршал, как заправский кавалер, склонился к ее руке, целуя.

Через полчаса лодка маркизы Лены, украшенная коврами и роскошными опахалами, выплыла на середину Невы. Сербан Кантемир и Евмолп Холявин, оба в белых рубашках, добросовестно гребли.

– Какой простор!
– воскликнула маркиза Лена.
– Каждый раз, когда я переплываю Неву, я ощущаю величие неба, огромность мира и тщету смертного человека!

Никто не отвечал. Хотя все были в масках, но каждый знал, кто есть кто. И молодые военные были, конечно, стеснены присутствием генерал-фельдмаршала. Закат пылал в многочисленных окнах дворцов вдоль набережной реки.

– Как быстро все это выросло!
– сказал старый Репнин.
– Подумать только, а ведь еще вчера здесь были топь и чащоба!

– Деда-то, деда зачем вы взяли?

– продолжал расстраиваться Николенька, дыша в ухо маркизы. Но га только смеялась, обмахиваясь опахалом.

– Эй!
– вдруг закричал Антиох. Он сидел на корме и держал в обнимку ларец с посудой, потому что был произведен маркизой в ранг буфетчика.
– Эй, раззявы! Сразу видно, что князья на веслах, - судно у пас на носу, правьте левее!

Действительно, прямо по носу на их лодку надвигалась обширная черная посудина. Сербан вскочил с веслом, готовый начать перебранку.

Но черное судно пронеслось мимо, обдавая брызгами своих весел, ни словом, ни сигналом не отозвавшись на протесты Сербана.

– Это и есть каторга, - сказала маркиза. Привычная веселость сбежала у ней с лица, оно вдруг, под полумаской, стало резким и даже злым.
– Это каторга, господа. Видите, гребут каторжники в цепях, а лица их загорожены бортиком?

Все присмирели, даже старый генерал-фельдмаршал. Всем пришла на ум пословица: от сумы да от тюрьмы не отказывайся.

– А кто там на этой каторге наверху сидит?
– спросил граф Рафалович, который тоже оказался в числе приглашенных и которому как иноземцу русские пословицы на ум не приходили.

– Это Полторы Хари.

– Кто, кто?
– вскричали ее спутники.

– Полторы Хари. Это прозвище такое. Он их конвойный начальник. Видите, на васильковом кафтане галун золотой, широкий - офицер.

– Все-то вы знаете, - залебезил Рафалович, поймал на ветру подол широченной юбки маркизы и поцеловал кружева.

– Еще бы мне не знать!
– весело воскликнула маркиза и отобрала край платья у любезного графа.
– Может, я сама той каторжницей была.

– Шутите!
– воскликнули спутники и принялись обмениваться притчами про каторгу, про татей и татебниц. А маркиза сидела задумчивая, в их беседу не вмешиваясь.

И вдруг она вскочила, протягивая руку вслед удаляющейся каторге.

– Глядите, глядите! Кто это там у них? Боже, какое страшилище!

Последний с краю на каторге отбивал такт молотком, чтобы взмахи гребцов были равномерны. На его руке, поднимавшей молоток, поблескивала цепь.

– Наверное, у него ноздри вырваны, - сказал князь Репнин, по-старчески прищуриваясь.
– Нет, ноздри, пожалуй, целы. Зато на щеке у него клеймо "тринадцать". Цифрами в Рогервике клеймят за военные мятежи. Вор, видать, первейший!

Настроение было подпорчено. Лодка вошла в протоку, там уже царила фиолетовая тень. Молодой лес в полном безветрии стоял по берегам протоки, и даже плывущая лодка не возмущала спокойствия зеркальной воды.

– "Ун энфейта флореста...
– пропела низким голосом маркиза Лена и поправила замысловатую прическу.
– Эспельяда до агуас..."

– Что, что?
– закричали ее спутники.
– Спойте же, спойте!

Лодка ткнулась в песок, и, поскольку гребцы были все-таки неумелые, пассажиры со смехом повалились друг на друга. Антиох еле удерживал рассыпающиеся стопки тарелок.