Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Я выпрыгнула наружу, едва дождавшись, пока Оливер откроет дверь. Вокруг находилось видимо-невидимо других экипажей, медно-рыжих и бронзовых с модной сейчас патиной — одни парили над мостовой, поблёскивая огнями вдоль бортов, а другие стояли на земле, тёмные, погасшие. Их водители не расходовали топливо впустую.

Здесь было сухо. Дождь не проникал сквозь магический купол, а разбивался об него, обрисовывая очертания, и жёлтые и оранжевые огни так красиво отражались…

— Мисс Сара, — окликнул Оливер. — Все уже вошли, и вам пора.

— Ой!

— Мне пойти с вами?

— Нет, Оливер, не нужно, — сказала я. — Разве я маленькая? Все небось сами пришли, вот и я справлюсь.

И я заспешила к дверям. На ступенях мокрая туфля подвела, и я ушиблась коленкой, но тут же поднялась и помахала Оливеру, чтобы он не тревожился.

— Это хорошая примета! — воскликнула я, прижав ладони рупором ко рту.

Судя по лицу Оливера, он усомнился.

Я ненадолго задержалась перед стеклянной дверью, оценив своё отражение: пучок, сделанный перед выходом, уже съехал набок, на коленке голубого платья остался грязный след, правая туфля — мокрая — темнее другой. Сара Фогбрайт, Сара-глупышка, Сара-неудачница, как она есть. Апчхи!

Я толкнула дверь, но та не поддалась. Неужели закрыли и не откроют до конца экзаменов? Я толкнула ещё и ещё.

— На себя, мисс Сара! — крикнул Оливер.

— Я и толкаю на себя, — ответила я, едва не плача. — Закрыто!

— Так вы потяните на себя!

Я потянула, и это помогло.

С той стороны мне уже спешила на помощь женщина, немолодая, полная и уютная, с густой проседью в тёмных волосах, в коричневом платье. Видно, придверница.

— Входи, милая, — кивнула она и тут же поправила круглые очки, сползшие на кончик носа, широкого и короткого. Похоже, сказалась гномья кровь. — Входи, все уже там.

Она указала рукой на дверь в конце холла, а потом, с сомнением окинув меня взглядом, сопроводила меня и сама открыла.

В зале было темно, лишь сцена освещена. Я вошла под грохот аплодисментов, пробралась боком и заняла одно из последних свободных мест.

Все пришли с родителями! Даже больше того: казалось, вокруг одни только родители. Я встревоженно вертелась, пока не заметила, наконец, девушку своего возраста, а тогда посмотрела на сцену.

— Вот чему вы научитесь на факультете бытовой магии! — торжественно завершил старик с длинной бородой и обширной лысиной. Я прежде видела на портретах его худое лицо с крючковатым носом и знала, что это ректор, мистер Даркморроу.

Нарядная девушка, стоявшая рядом с ним, поклонилась. Я пропустила всё, что она показывала, но не беда: и так знаю.

— Однако иллюзию можно применять не только в быту, — продолжил мистер Даркморроу, когда аплодисменты затихли. — Вы все бывали в театре…

Он отступил, сделав указующий жест рукой, и стена за его спиной стала небом, утренним, розовым, стала горами со снежными вершинами. Пол превратился в озеро, берега зазеленели, закачались высокие травы. Мистер Даркморроу стоял на дощатом причале, и белые птицы кружили вокруг. Они опустились на воду, подплыли ближе, как будто ждали, что их покормят, а потом вспорхнули опять — и полетели в зал.

Все заахали. Кто пригнулся, кто вскинул руки, отмахиваясь. Я протянула ладони, чтобы коснуться перьев, хотя и знала, что ничего не почувствую, ведь это иллюзия.

А с неба пошёл снег. Озеро замёрзло, схватилось коркой льда. Ветер тут же намёл сугробы, и мистер Даркморроу поёжился, обхватив себя руками — притворялся, конечно. Небо побелело, и горы стали почти неразличимы. Только тёмные метёлки сухих трав покачивались над снегом там и сям.

Но засияло солнце, и снег растаял, потёк ручьями — прямо со сцены. Вода сломала лёд, а после растопила, и на тёмных берегах проклюнулись юные травы, расцвели цветы, лиловые и белые. Мне казалось, я чувствую их запах.

— Этому вас научат на театральном факультете, — сообщил мистер Даркморроу и осторожно ступил с причала прямо в воду, которая на глазах стала обычной дощатой сценой. — Если вы умеете видеть красоту этого мира и хотите показать её другим, вас ждут на театральном факультете! А наиболее одарённым мы предложим окончить пять курсов и служить государству…

Но я не слушала. Я видела, как ветер качает головки цветов, как летят белые птицы и как горит рассвет в водах горного озера. Я не запомнила, что ректор говорил дальше, и не ощущала, как меня толкают, когда все поднялись и пошли на выход. Отстояв очередь, я назвала своё имя и получила жетон, а потом вложила его в прорезь под табличкой «Театральный факультет».

Разве я могла поступить иначе?

Кажется, я бывала в театре в детстве, на представлении для самых маленьких. И уж точно там не было подобного волшебства, я бы запомнила. А вот это — о, это я хотела видеть и хотела творить!

Я даже забыла о мокрой туфле и о том, что нужно придерживать подол платья, чтобы прятать в складке грязное пятно (наиболее изощрённая иллюзия, которой я владела). Театр! Отчего я раньше не знала об этих чудесах? Почему мы не ходили в театр?

Нас развели по кабинетам, выдали листы и самопишущие перья.

— Сочинение, — объявила остроносая дама. — Тема: «Мой самый добрый поступок». Время пошло.

И перевернула высокие песочные часы.

Мой самый добрый поступок!.. А говорили, велят писать о том, как прошли два месяца лета, о семье или о первом детском воспоминании. К этому я готовилась. А добрый поступок? Ох, однажды я сшила кукольный наряд из маминого нового платья, которое она ещё не надевала. Мама собиралась в нём на вечер к друзьям, но после такого, конечно, не пошла, а на вечере случился пожар, и, кажется, кто-то пострадал. Выходит, я спасла маму. Считается ли это добрым поступком?

А ещё я однажды натянула верёвку внизу лестницы. Думала, будет смешно, если кто-то упадёт, вот только упала я сама. Мы спускались к ужину, и верёвка была плохо видна, я о ней совсем забыла. Другие увидели, как я лечу носом вперёд, и не попались в эту ловушку. Ох, нет, это совсем не добрый поступок.

Оглядевшись в поисках вдохновения, я наткнулась взглядом на девушку, сидящую через проход от меня, темноволосую, с тёмными бровями и совсем чёрными глазами. Она жевала кончик пера. Похоже, в её жизни тоже не было добрых поступков. А все остальные уже о чём-то писали!

Соседка заметила мой интерес, и мы с ней обменялись понимающими взглядами.

Поразмыслив ещё немного, я решительно закусила губу и сочинила историю о старушке, которую перевела через дорогу, полную экипажей. Что-то написала и соседка.

Магический помощник — парящий над полом ящик — проехался между рядами, собирая листы. Он брал их тонкими руками и вкладывал в прорезь, пока не набил брюхо, и каждый раз говорил басом: «Спасибо!». Голос не подходил ему, и мне стало смешно. Я видела, как соседка слева морщится, тоже пытаясь сохранить серьёзный вид. Надеюсь, у меня это вышло успешнее, потому что у неё не вышло совсем.