Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Как бы то ни было, она мне не отказала!

— Скажем, если я абсолютно уверена, — кивнула я, не обращая внимания на то, что Хильди задёргала мой рукав ещё яростнее, — можно ли предположить, всего лишь только предположить, что это осуществимо?

— О, предположить можно, — осторожно сказала Лаура, и мы помолчали, глядя друг на друга.

Тут за дверью послышались шаги, и в комнату вошла Шарлотта в банном халате и с полотенцем на голове, прижимая к груди мыльницу и флакон шампуня. Она с подозрением взглянула на нас и прошла к своей тумбочке. В комнатке, рассчитанной на двоих, стало тесно. Мы мешали.

— Ступайте, — кивнула нам Лаура. — Я зайду к вам позже.

Едва мы вышли в коридор, Хильди напустилась на меня, шипя:

— Это чё за идея такая, чё ты удумала? Уж будто они не проживут две недели друг без друга! Дита чичас те скажет, что ей такого и даром не надобно. Хвала Джозайе, хучь она благоразумная!

Однако Дита, похоже, решила её огорчить. Да и разве стоило ждать благоразумия от человека, который уже подделал своё разрешение? Едва Хильди сердито изложила, что я предлагаю, Дита вскочила с кровати и схватила меня за руки.

— Ох, Сара! — воскликнула она, счастливо блеснув глазами. — Ты пойдёшь на такой шаг ради меня? А что они, согласились помочь? Согласились?

Они согласились.

Лаура жила с Шарлоттой и знала её секрет. Теперь нам открылось чуть больше: оказывается, миссис Зилч, которая так сердилась от одной только мысли, что кто-то может украсть пыль преобразования, эта самая миссис Зилч нарочно завышала цифры в расчётах, чтобы академия получала чуть больше пыли, чем требуется. Излишек она отдавала Шарлотте.

Дита лишь на миг усомнилась в правильности решения, когда подумала, не оставим ли мы Шарлотту без так необходимой ей иллюзии.

— Вам удивительно повезло, — улыбнулась Лаура. — Конец года, пыль списывается, скоро новые поставки. Осталось достаточно, чтобы мы повеселились как следует!

— Да уж, веселье! — ворчала Хильди. — Делать вам неча, вот чё скажу.

Шарлотта была с ней согласна.

— Зря ты затеяла это, Сара Фогбрайт, — хмуро сказала она мне, поймав по пути к столовой на тёмной площадке лестницы, где в лампе всё никак не могли заменить выгоревший кристальный стержень. — Ты пожалеешь, что в это ввязалась. Это не игра.

— Но ведь ты пользуешься иллюзией, и ничего, — возразила я.

— Я пришла к этому вынужденно. Ожог. Магия времени могла бы обратить это вспять, но моя семья не имела средств. Они делали что могли, но время шло быстрее, чем собиралась нужная сумма, а потом и вовсе вышли все сроки. Мне осталось только прятаться. На замужество рассчитывать не могу, значит, должна учиться. Женщин и без того неохотно берут на хорошие должности, а с таким лицом и вовсе надежды нет, потому иллюзия мне необходима. Я глубоко в этом увязла, но ты — ты! — зачем лезешь? Думаешь, это весело?

И Шарлотта, оттолкнув меня, сбежала по лестнице. Когда я пришла в столовую, её там не было.

До практики оставалось две недели, и они пронеслись быстро. Мы писали работы и сдавали зачёты, и волновались, и не спали ночами, готовясь — и я была этому рада. Во всей теперешней суете мне некогда было думать о Кристиане и жалеть себя. И я надеялась, что когда отправлюсь с труппой миссис Тинкер, мне тоже некогда будет думать о том, что Кристиан проводит новогодние праздники с Дейзи и они официально отмечают помолвку. Эштоны созовут гостей… Какое счастье, что меня там не будет!

Нет, я решительно не хотела думать об этом.

Наконец мы сдали последний зачёт — теоретическую часть иллюзии. Я едва не заснула, пока дожидалась своей очереди.

— Чем отличается нулевая ступень иллюзии от первой? — терпеливо повторяла госпожа Нунн.

— Я думаю, циферкой, — отвечала глупая как пробка Аделаида.

— Циферкой, а чем ещё?

Аделаида молчала, хлопая кукольными голубыми глазами и дуя розовые губки. Госпожа Нунн ждала, опершись щекой на ладонь. Должно быть, за годы работы она перевидала немало таких аделаид, которые кое-как отсидели два курса и вышли замуж, к собственной и преподавательской радости.

— Циферкой, — упрямо повторила Аделаида.

Госпожа Нунн тяжело вздохнула, вывела в журнале какую-то циферку и велела Аделаиде идти.

Следующей отвечала Евфимия Вайрвуд, до того тихая, что её голос мы слышали только на занятиях. Она без труда объяснила, что нулевая ступень не требует вообще ничего — к примеру, скрытое пятно или дыра на обоях, — а для первой ступени необходима основа.

— Чтобы создать иллюзию галстука, нужно повязать на шею хотя бы ленту, — негромко, но без запинки говорила Евфимия. — Вы пользуетесь первой ступенью, когда превращаете папиросу в цветок.

Госпожа Нунн одобрительно хмыкнула. Она как раз жевала большую ромашку, с тоской поглядывая на дверь и прикидывая, когда уместно будет выйти. Но сегодня в корпусе было полно проверяющих, шли зачёты у всех курсов, и, пожалуй, нельзя было так свободно дымить на крыльце, как прежде.

Следом вызвали меня. О, уж я-то преотлично знала и могла рассказать, что для нулевой и первой ступени не требовалось пыли преобразования, зато иллюзия и держалась всего полчаса, а то и меньше. Но вот пыль увеличивала этот срок до нескольких недель.

— Пыль — это вторая ступень, — уверенно говорила я. — Третья ступень использует кристаллы, четвёртая — жидкую драконью слезу…

— А пятая чё? — спросила госпожа Нунн.

— Всё вместе. Пятая изучает заклинания, нужные государственным службам и безопасникам.

— Угу, — кивнула госпожа Нунн. — Ну, это вам вряд ли когда пригодится. А со второй ступенью скоро познакомитесь на практике.

Она не знала, что кое с какими заклинаниями второй ступени я рассчитывала познакомиться даже раньше.

Мы с Дитой некоторое время обсуждали, ставить ли Персиваля в известность заранее, и в конце концов решили устроить ему сюрприз. Мы немало повеселились, пытаясь представить, какое у него будет лицо, когда он поймёт.

Незадолго до того, как отправиться на практику, мы впятером прогуливались по дубовой аллее. По счастью, зима совсем переменила это место, так что мне уже почти ничего не напоминало о встречах с Кристианом. Корявые ветви старых дубов обнажились, и снег выбелил их и припорошил высокие травы вдоль дорожек, а поодаль и вовсе намёл сугробы. Мир стал чёрно-белым, холодным и прозрачным.