Счастье в декларацию не вносим

Казалось бы, чего такого: грязная и тесная камера, грубо сколоченные топчаны, поганое ведро в углу, пустое, но источающее миазмы совсем как полное. Вместо двери решётка от пола до потолка, от стены до стены; за ней узкий сводчатый коридор и ещё одна такая же решётка, и ещё одна точно такая же камера. Света всего ничего – лишь нервно мигающая лампа шагах в трёх, а то и больше. И с потолка капает. Не самое подходящее место свидания, да и время: когда ждёшь предварительного вердикта окружного судьи, сердце должно биться отнюдь не от любви или переполняющих желаний.

Дудки!

Какой там антураж, когда вот на эту решётку, что напротив твоей, облокотился хмурый до невозможности, мрачно глядящий исподлобья сеидхе. Он стоял, просунув руки в решётку, опустив кисти с содранными, до сих пор сочащимися сукровицей костяшками – воплощение чистой романтики!

Он бы мог и рта не раскрывать, уже одного его взгляда достаточно, чтоб колени слабели, в горле пересыхало, а под черепом розоватая дымка клубилась. Правда, бабочки так и не появились, но и без них всего хватало. Только ведь а’Дагд ещё и говорил!

Вернее, выговаривал.

– Я тебе что сказал? – цедил «безопасник» сквозь зубы.

– А я тебе? – в ответ огрызнулась Эль, тихонько млея.

– Я сказал убираться, – с упёртостью заслуженного барана, напомнил сеидхе.

– А я сказала, чтобы ты их не трогал.

– Что непонятного в приказе немедленно уматывать?

– Что непонятного в приказе оставить несчастных полицейских в покое?

– Ты обязана подчиняться. Если сказано прыгать, то ты имеешь право лишь спросить, как высоко, – рыкнул а’Дагд.

– Это ещё с чего? – изумилась таможенница.

– Хотя бы с того, что я мужчина!

– С чем тебя и поздравляю.

– А ты женщина!

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Поэтому ты должна…

– Всем, кому я должна, давно простила, – не выдержала, уставшая попусту млеть таможенница. – А сейчас внимание, задачка на логику, господин мужчина. Ведь только вы же ей обладаете, не так ли? Ну вот и ответь, что было бы, не наваляй ты этим полицейским?

– Я не…

– Вот именно, что ты «не»! Мы бы просто заплатили штраф и разошлись в разные стороны! В смысле, с полицейскими разошлись.

– Это не штраф, а вымогательство. Они же со сторожем в сговоре и нарочно в кустах сидят…

– А теперь сидим мы! И отнюдь не в кустах!

– Ты бы предпочла кусты? – помолчав, поинтересовался а’Дагд, хорошенько девушку рассмотрев, по-собачьи наклонив голову к плечу.

– Ну да, когда нечего ответить, начинаем пошлить, – фыркнула таможенница, чувствуя, что ушам, да и щекам тоже, стало горячо.

– Но работает же, – спокойно пожал плечами сеидхе. – Эли, ты серьёзно думаешь, будто я могу позволить каким-то шавкам у меня, на минуточку, капитана СМБ, взятку вымогать? Да пусть будут благодарны, что я их всех, вместе со стариком, в пруд не перекидал.

– Одного всё-таки швырнул.

– Я же сказал: всех, – выломив бровь, холодновато напомнил «безопасник». – И в следующий раз не пытайся, пожалуйста, хватать меня за руки. А убирайся подальше и спокойно дожидайся, когда всё закончится.

– Никакого следующего раза не будет!

– Будет, – пообещал а’Дагд. – Оказывается, меня жутко бесит, когда кто-то тебя лапает.

– Они не лапали, а задерживали!

– А с твоим талантом влипать в… неприятности, такое непременно повторится.

– Может, тогда бесится не стоит?

– Не могу.

– Это ещё почему?

– Может, потому что я тебя люблю? – предположил сеидхе.

Тут настал черёд Эль молчать. Она зачем-то подёргала решётку, при этом пол рассматривая: занятный он тут был, из стёртого почти до полной гладкости булыжника, словно мостовая, да ещё грязный такой, в трещинах.

– Никаких таких талантов у меня нет, – выдавила таможенница, наконец, сообразив, что ответить. – Все влипания начались с твоим появлением.

– Ещё как есть. Манера подбирать сирых и убогих у тебя завелась задолго до нашего знакомства. Так же, как и защищать обиженных с угнетаемыми. А такие привычки до добра не доводят.

Эль тихонько выдохнула: значит, немедленного ответа на его признание не требовалось и давить на эту тему «безопасник» не собирался. Что, ясное дело, хорошо, потому как непонятно, что же, собственно, отвечать нужно. В высоких чувствах признаваться? Так неудобно, неловко как-то… Или это было вовсе не признание? И, кажется, она-то как раз и признавалась уже. Может, на площади он прослушал? Не услышал? Или ему попросту плевать? Тогда что сейчас было?

– Эли-и, – позвал сеидхе не без здорового ехидства.

Правда, что он хотел сообщить, таможенница так и не узнала. Потому что неподалёку грохнула дверь, будто ею с размаху шваркнули о косяк, кто-то выругался неразборчиво, но с чувством, звякнуло железо.

– По беспределу ж наезжаешь, шерсть! – проорал странно знакомый голос. – Ты, фантик мятый, пусти, сказала! Не нарывайся, а то я тебя щас как ваншотну[1], мигом вайп[2] словишь!

Ну а дальше было добавлено что-то на вампирском и вроде бы на чистом оборотническом, то есть без перевода на рагоский.

– Аниэра! – ахнула Эль, втискиваясь щекой в решётку, пытаясь заглянуть за решетку.

Только первой таможенница увидела не вампиршу, а ниру а’Дагд. Фея гордо вышагивала перед здоровенным полицейским с таким видом, будто это она громилу ведёт, а не её конвоируют. Хотя ситуация была как раз обратной: на аристократичных запястьях благородной дамы, сведённых за спиной, совсем недвусмысленно позвякивали наручники. А вот уже за феей двое стражей порядка тащили яростно сопротивляющуюся Аниэру.

Встреча ниру тоже поразила, на таможенницу она едва посмотрела, а вот рядом с сыном притормозила.

– А ты что здесь делаешь? – спросила удивлённо.

– Мимо гуляю, – ответил отпрыск с ледяной любезностью. – Гораздо интереснее, что здесь делаешь ты?

– Собираясь дождаться решения судьи, – сообщила фея, – Благодарю вас, милейший, – благосклонно кивнула нира полицейскому, вежливо придержавшему перед ней решётку. – Вы свободны. Если понадобитесь, вас позовут.

И прошествовала в камеру, как королева. Ну а за стеной соседней с Эль клетушки что-то глухо ударило, видимо, полицейские, не долго думая, Аниэру просто зашвырнули внутрь.