Седьмое небо

– А вот насчёт опеки я бы не торопился с поспешными выводами.

Хосе смотрел куда-то ему за спину - так странно и так насмешливо, что он обернулся. Дверь в бар снова открылась и закрылась, первым вошёл Бенжи, за ним - Ая. Радецкий скривился: пока они высматривали его в сгущённом генераторами стабильности плотном мороке, он похлопал Хосе по плечу и пошёл к выходу, - в обход, так, чтобы остаться незамеченным.

***

Куски полиэтилена трепетали во дворе, как маленькие грязные флаги. Ветер подхватывал их, надувал и бросал, снова надувал и снова бросал. Радецкий поёжился и зашагал прочь.

Ая.

***

О баре, в который привело её предчувствие, она знала, но бывать здесь до этого ей так ни разу и не случилось. 'Седьмое небо' не было изобретением ни морфов, ни реализатов. Его придумали люди. Когда-то давно, когда морфы ещё только-только рассеялись по растерявшейся от неожиданности Земле, некто, пожелавший остаться неизвестным, организовал это странное место, и, как ни странно, морфы подхватили идею.

'Седьмое небо' гудело разными голосами. Висящие у потолка генераторы плавно катили стабильное настоящее в не менее стабильное будущее, и смешливые маленькие морфы, хмельные от собственного бессилия, весело катились вместе с ним.

Ая, в отличие от них, чувствовала себя скверно.

– Видишь во-он того человека?
– кивнул Бенжи.
– Это Хосе.

– Здравствуйте, - сказала Ая.

– Спасибо, - усмехнулся старик, и ей показалось, что он слегка не в себе.
– Привет, Бенжи. Как там наши дела?

– Хорошо, наверное, - отозвался Бенжи и опустился на стул.
– Мы ищем парня с дредами на голове.

Старик в ответ молча покачал головой. В это время от компании детей отделился и направился к ним мальчик в аккуратной зелёной курточке и клетчатом кепи.

– Господи!
– сказал он, плюхаясь на свободный стул рядом с Хосе.
– Утоли меня покоем в этом мире вечного движения!

И, словно в ответ на его слова, наступил мрак.

Ая шарпнула в темноте рукой и ухватилась за холодную ручку андроида.

– Бенжи?

– Да?
– откликнулся тот и голосом, похожим на жужжание большого шмеля, удивлённо добавил: - Зззря ты меня сюда привела.

Жужжание перешло в высокий звон, и на верхней, едва слышимой ноте Ая потеряла сознание.

***

Дышать было легко, так легко, что казалось, будто воздух сам струится в лёгкие, как вода, стекающая с обрыва. Где-то недалеко звенели невидимые генераторы Бибича - судя по неподвижности мироздания, целая гроздь.

Потом сзади, за Аиной головой, лязгнула дверь, пропуская тонкую полоску света. Ая дёрнулась было подняться и обнаружила себя намертво пристёгнутой. Луч света проехал по противоположной стене и в итоге расплылся широким квадратным серым пятном.

– Так, так, так...
– насмешливо сказал голос.
– Приходим в себя?

Ая облизнула пересохшие губы и промолчала.

Человек обошёл стол, и на фоне размытого серого пятна возникла серая тень. Чтобы рассмотреть вошедшего, Ая скосила глаза к самому подбородку, но то ли от этого, то ли ещё от чего картинка вышла смазанной и двоящейся.

– Как самочувствие?
– поинтересовался человек. Серьёзно поинтересовался, как доктор в палате у чудом выжившего после операции безнадёжного больного.

Самоубийца, оценила про себя его мужество Ая. Она отвела глаза от посетителя и подняла их к потолку. Звон исходил от потолка, исходил и расходился кругами по самому потолку и по металлическим стенам, как волны от брошенного в тихое озеро камня.

Пока она вслушивалась в потолок, вектор тяжести плавно сместился в сторону и съехал с невидимого пола к невидимой задней стене с дверью. И тем, собственно, и обозначил, что это корабль.

И вряд ли это транспортник 'земля-земля', вися практически вверх тормашками, подумала она, и вряд ли пришедший сюда самоуверенный господин такой уж самоубийца.

Тем временем корабль завершил разворот, и пол снова стал полом. Ая прислушалась к себе и, не считая лёгкой горечи на языке, ничего не нашла. Если бы хотели убить, убили бы, если бы хотели пытать...

– Надеюсь, вы не собираетесь держать меня в таком виде пожизненно, - хрипло сказала она.
– Я чувствую себя незащищённой и уязвимой. Нельзя ли отстегнуть ремни? Я вряд ли достану отсюда до рубильников.

Стол одновременно развернул её головой вверх и поплыл вниз, потолок ярко вспыхнул, и в его свете стало видно, что вправо от неё уходит вдаль целый ряд похожих столов.

И на каждом из них оказался распят маленький белокурый морф.

Радецкий.

***

Второй раз Радецкий вернулся к 'Седьмому небу' только через неделю. Целую неделю он гнал даже тени мыслей об Ае из своей головы.

Маленькая оранжевая штука, придававшая ему всемогущества, лежала в наспех вырезанной из кедровника коробке, перевязанной крепкой ременной лентой.

Всю эту неделю по утрам мир, как ни в чём не бывало, поднимал над островами солнце, кормил Радецкого треской и ягодами, а в ночь на седьмой день расцвёл у него в голове странным, неправдоподобным, но, тем не менее, неотличимым от реальности сном. В этом сне он прожил на Фолклендах до конца тихую жизнь отшельника, умер, как и положено, от старости и родился снова - но на этот раз где-то на Армянском нагорье ягнёнком муфлона. Снова прожил жизнь, теперь уже баранью, снова умер от старости, потом снова родился диким бараном и снова умер, потом третий, четвёртый, пятый раз... Бараном.

Проснувшись, Радецкий долго лежал на палубе своей 'Революции', глядя в чёрное небо над головой. Баран, думал он, баран он и есть баран.