Седьмое небо
Шрифт:
По истечении недели замеченный им цветок был аккуратно выкопан, пересажен в контейнер и отнесён в дом, где ему был устроен небольшой дождь и выходящее на юг окно. Тогда до Аиного дня рождения оставалось ещё две недели.
Теперь же фиалка стояла на подоконнике, свет, льющийся из окна, красил её в нежно-сиреневый, и, если хорошенько приглядеться, на обрамляющей лепестки кайме можно было прочесть отчётливое 'я люблю тебя' на японском.
– Бенжи!
– донеслось откуда-то снизу.
– Ты идёшь?
Андроид поспешно залез в стоящую на
– Ну, вот, - сказал он, спрыгивая с последней ступеньки, - и я.
И протянул подарок Ае:
– С днём рождения.
***
Они сидели, свесив ноги с обрыва, на том самом месте, где две недели назад Бенжи выкопал свой цветок. Океан вздыхал, как живой, и где-то далеко-далеко, почти у самого горизонта, в такт его синему дыханию колыхался маленький белый баркас с синей надписью 'Революция' по правому борту.
– Я выкопал её здесь, - сказал андроид.
– Я знаю.
– В принципе, в знании твоём нет ничего сверхъестественного.
– Нет, - согласилась Ая.
– Ничего. Сверхъестественного вообще ничего нет.
Они помолчали.
– С востока придёт шторм, - сказала она, глядя на разметавшиеся в небе облака. Облака были совсем не похожи на грозовые - высокие, перьевые, и то тут, то там среди них крохотными белыми пылинками парили чайки.
– Скоро?
– Скоро.
– Разгонять будем?
– Нет, - покачала головой Ая.
– Зачем?
– Как зачем?
– почти искренне удивился андроид.
– У тебя Радецкий не пришвартован.
– Бенжи! Хватит, а?
– Хватит что?
Ая наклонилась над пропастью, нахмурилась, разглядывая там, далеко внизу, синюю рябь на синей воде, и не ответила.
– Я - машина, - снова подал голос андроид.
– Наверное, если смотреть твоими глазами, то умная, добрая и вообще невозможно какая, просто настоящий клад.
Он наклонился к Аиному лицу:
– Но не нужно ничего драматизировать.
***
Шторм пришёл спустя два часа. Первые капли упали ещё в полном безветрии, и только потом воздух вздулся, затрепетал тонкими ветками посаженных Революцией кедров и ударил в скалы первой большой волной.
Лило и сверкало весь оставшийся день и всю ночь. Рано утром вышедший на южный берег андроид обнаружил у воды разбитый баркас и сидящего на обломках человека.
– Ясными ночами, - сказал он, вскарабкавшись на побитый борт и подсаживаясь рядом, - когда ничего не заслоняет вселенную и видны звёзды, я смотрю туда, вверх, и представляю себя в рубке своего челнока.
Человек вытер слёзы.
– И звёзды становятся большими и близкими, - продолжал тем временем Бенжи.
– Я водил челнок. И сделан, собственно, был для того, чтобы водить челнок.
– Я знаю, - сказал человек.
– И мне нравится твой корабль.
– Я знаю, - снова сказал человек.
Бенжи повернул к нему голову. Радецкий - несмотря на щетину и колтуны на голове - сейчас как никогда был похож на маленького обиженного мальчика.
– Ая говорит примерно так же - 'я знаю', - усмехнулся андроид.
– Знание вообще удивительная штука: где бы ты ни был, что бы ты ни делал,
– Ну, не все и не всё, - шмыгнул носом Радецкий.
– Иногда мне кажется, что я и сам о себе ничего не знаю, что уж говорить про остальных. Кто я? Зачем я здесь? Почему именно я? Никто из них, - он кивнул куда-то себе за спину, - не может дать мне ответы на эти вопросы.
– И то так, - согласился Бенжи.
– Я вот, например, за эти годы так и не понял, зачем ты здесь.
Радецкий пожал плечами.
Солнце вставало над водой медленно и величаво. Новый день ничего не знал и не хотел знать о маленьких проблемах маленьких людей.
– Хочешь, я помогу тебе?
– спросил Бенжи.
Радецкий прищурился и долго молча смотрел на андроида из-под длинных светлых ресниц.
– Спрашиваешь, - сказал он наконец.
***
Бенжи провёл на берегу три дня. Три дня они с Революцией строгали, пилили, клеили, плели и красили корабль под звонкий хохот морфов, похожих на маленьких желторотых галчат.
Ветер с Атлантики гнал в сторону берега белых крикливых чаек и трепал спутанные волосы Друджа. Глядя на него, Бенжи всё время улыбался блаженной улыбкой и думал о дружбе, пользе и бескорыстии.
А ближе к вечеру третьего дня у него стала падать подзарядка.
Ая появилась на берегу, когда они с Революцией сидели под деревом, прислонившись спинами к тёмному шершавому стволу. Пока андроид искал в недрах своего софта запуск долговременной памяти в режиме экономии, на лице его бродила блаженная улыбка.
– Мне не нравится выражение твоего лица, - сказала Ая.
– Ещё пару тысяч лет и тебя будет не отличить от человека.
– Ну, что ж, - с готовностью откликнулся андроид.
– Случись мне скрываться, это даст дополнительные преимущества.
Ая взяла его за руку, и блаженная улыбка на его лице расплылась ещё шире.
– Бенжи, ты меня пугаешь.
– И давно тебя пугают довольные жизнью?
– всё так же улыбаясь, Бенжи пошевелил пальцами, лежащими в Аиной руке, и через них пошёл ток. Ток был такой высокоамперный, что чувствительно защипал его тактильные датчики.
– Солнышко, ты ведь меня не сожжёшь?
– Не сегодня, - усмехнулась Ая и повернулась к Радецкому: - Здравствуй, Друдж.
– Привет, - откликнулся Революция.
Многое, происходящее между людьми, ускользало от Бенжи. Собственная дефективность, которая так огорчала его в играх с маленькими морфами, проявлялась даже здесь. Все эти нюансы - вроде острого запаха зелени или эндорфиновой эйфории - ускользали от него какими-то подразумевающими, но так до конца и не проявленными фантомами.
– Ну, что ж, - сказала Ая, отпуская его.
– Один есть.
И взяла за руку Революцию.
О том, что происходит что-то не то, Бенжи догадался только по тому, как дёрнулась у Радецкого вторая рука. Судя по выражению его лица, ток, стекавший с Аиных пальцев, был как раз таким, чтобы Радецкий смог сдержаться и не закричать. И он промолчал. Со стороны всё выглядело так, словно реализат и человек просто замерли в долгом рукопожатии.