Секториум

С этими изделиями я подкараулила Гуму на выходе из лаборатории.

— Что это? — спросила я. — Говори сразу, не думай.

Гума не умел говорить, не думая. Он вник в Имкины труды, даже взял в руки.

— Говори, — настаивала я.

— Это детский пластилин, — ответил он, словно сдал экзамен на «отлично», и с гордостью выпрямился. Два с половиной метра абсолютной правоты стояли передо мной в полный рост и не понимали, чем я недовольна.

— Они не напоминают леляндров?

Гума снова склонился к изделиям.

— Индер! — приставала я к гуманоидам. — Если он действительно делает эти штуки, значит осознанно или подсознательно пытается нас от чего-то защитить? Если я скажу об этом шефу, начнется новый скандал. Он и так решил, что от меня одни несчастья.

— Действительно, — согласился Гума. — Так и есть. Это леляндры.

— Значит, скоро он прекратит мазать твой модуль пластилином, — пообещал Индер. — Число его знакомых ограничено. А леляндров не делают на абстрактных людей.

— Вы не поняли, о чем я говорю?

— Поняли, — ответили гуманоиды. — Если он действительно прекратит их лепить, тогда мы будем знать точно, что это леляндры; когда мы будем знать точно, тогда и будем рассуждать об угрозе; когда мы определим угрозу, тогда и придет время огорчить шефа.

Логику процесса я нарушила сама. Не подумав, расшила круг знакомств Имо до непредсказуемых границ. Просто мы с Мишей однажды повели его в парк и как следует там выгуляли.

Кроме нас в парке сидела компания мам с детьми примерно того же возраста. Дети играли вместе, а мы не решились причалить ни к мамам, ни к песочнице, по причине моей неуверенности в себе и вечного предчувствия неприятностей. Мы с Мишей только прохаживались мимо, а Имо бегал вокруг, ползал на четвереньках, и не всегда по чистому снегу. Чаще всего как раз таки мимо. От этого синий французский комбинезон приобрел наколенники цвета минской грязи. Издалека он ничем не отличался от обычных детей. Собственно, он ничем не отличался от них и вблизи. Однако, по Мишиному мнению, я разительно отличалась от обычных мам.

— Обрати внимание на их выражения лиц, — говорил Миша. — Такое впечатление, что каждая совершила нечто грандиозное во Вселенском масштабе. Ты посмотри, сколько достоинства. А потом посмотри на себя: как будто рубль украла.

— Знаю, — соглашалась я. — Дай мне немножко времени, чтобы привыкнуть…

— Нет, ты все-таки посмотри на кумушек… Еще вчера прыщики выдавливали, тряслись перед выпускными экзаменами. А сегодня — царицы! Как преобразились, ты только обрати внимание. Пупы Вселенной! А ты? Между прочим, в этом парке только ты выгуливаешь чадо в компании мужчины. Их мужики что-то не горят желанием сидеть на холодных скамейках.

— Потому что бегают по городу, деньги зарабатывают. Ты видел, сколько стоит детская одежда? Это уму непостижимо, как они выживают на зарплаты.

— А я, допустим, уже заработал, — хвастал Миша. — Могу себе позволить прогуляться с семейством. Хотя бы это может сделать тебя счастливой?

— Но ты же не папа?

— Где на мне написано, что я не папа? Подожди, еще скажут, что Имо на меня похож.

Имо тем временем встал на лед над глубокой лужей и подпрыгнул на нем. Лед захрустел и прогнулся.

— Имо! — крикнул Миша. — Иди сюда!

Имо посмотрел на него, но не пошел. Тогда из детской компании выскочи мальчишка, и, с криками, размахивая палкой, понесся прямо на него.

— Имка, иди сюда, — позвала я и приготовилась к худшему. — Имка!

Имо не сдвинулся с места. Мальчик налетел на него, но Имо удержал равновесие. Что удивительно, даже не обиделся, стал с интересом рассматривать маленького хулигана, который упал и не желал вставать на ноги. А когда мы все-таки подняли его и отряхнули, он с теми же криками понесся обратно.

— Димка, Димка! Иди сюда! Иди к нам! — закричали мамаши. — Иди к нам, Дима!

Я обратила внимание, что они смотрят на нас, но не поверила.

— Дима! Дима! — звали они. — Иди к нам играть!

— Как вы его назвали? — спросила я.

— Разве его не Димой зовут? — улыбнулась мне молодая женщина. — Почему ваш мальчик один? Пусть они вместе играют.

— Разве я назвала его Димой? — спросила я Мишу украдкой, но мамочки все услышали.

— А как вы его назвали? — спросили они.

— Димой, — подтвердил Миша. — В честь нашего любимого телеведущего.

На этом инцидент был исчерпан. Имо получил «мирское» имя. Наверно, если бы я выбирала сама, то нашла бы что-нибудь более оригинальное и благозвучное, но случилось так, как случилось.

— То, что ты дурак, — злилась я на Мишу, — раньше знала только я. Теперь об этом будет знать вся поляна.

— А что я такого сказал? — оправдывался он. — Я разве сказал что-нибудь неприличное? Давай ему паспорт нарисуем. Будет Дмитрий Михайлович Галкин.

— Почему вдруг Галкин?

— Потому что фамилия у тебя дурацкая, немужская…

— Почему же не мужская? Все мужчины в моем роду ее носили и не жаловались. А ты, если хочешь стать Имке папой, сначала отмой от пластилина модуль.

— Давай его в садик отдадим, — не унимался Миша. — Там у него будут горы пластилина. А главное, мазать он будет казенную мебель.

— А еда? Ты знаешь, чем их там кормят? Спасибо, я сегодня наслушалась ужасов.

— Да, брось, — успокаивал меня Миша. — Если он сожрал у Юстина в ангаре апельсин, ему можно не бояться дизентерии.

— Врет он все! Как Имка мог сожрать апельсин, да еще с кожурой?

— Давай поспорим, — предложил он. — Дадим ему апельсин и посмотрим, что будет.

Вернувшись домой, мы так и поступили. Дали Имо апельсин и сделали вид, что не обращаем на него внимания. Миша считал, что он разорвет кожуру о какой-нибудь острый предмет, я же была уверенна, что разотрет о шершавую поверхность. Имо на этот счет имел свое мнение. Сначала он катал цитрус по полу, вымазывая светлый палас, а затем просто разорвал пальцами. Мы не успели понять, как он это сделал. Разорвал, покрошил, напихал за щеки, проглотил и облизался. Со мной случился шок.

— А что ты хотела? — удивился Миша. — Кажется, его отец пальцами гвозди загонял в деревяшку?

Шел второй месяц нашего земного бытия. Детским садом для меня стал офис. Я выпускала Имо из лифта, и он знал, куда идти. Индер был нерадивой сиделкой, поэтому, возвращаясь, я находила своего ребенка, где попало. Обычно шла по пластилиновому следу, который давал мне право входить даже туда, куда землянам запрещалось. Однажды этот след привел меня в кабинет к шефу. Стол шефа был перемазан и кресло тоже. Сам шеф от ботинок до очков тоже был в пластилине.