Секториум

Имо спал. Рыдать можно было безнаказанно. Я попала в ситуацию, когда и правда, лучшее, что я для него могу сделать, это умереть. Чтобы он мог жить в своей родной среде и воспитываться «престижно», как замыслил его отец. Чтобы он не томился здесь и не чувствовал себя брошенным там, а я не мучилась, глядя на все это.

«Может быть, — успокаивала я себя, — я опять преувеличиваю масштаб трагедии? Может, это самое «обстоятельство» подрастет, окрепнет, да и даст по башке каждому, кто посмеет со мной говорить в таком тоне?» Только прежде надо было дожить до этого светлого будущего.

Когда вернулся Миша, побритый и посвежевший, я совсем успокоилась.

— Опять пожрать нечего? — догадался он. Вынул из холодильника морковку, стал ее грызть, но тут заметил розовую смесь. — Что за говно у тебя в миксере?

— Имкина пища, — ответила я.

Миша запустил пятерню в Имкину пищу.

— Оставь ему на утро что-нибудь.

— Ты чего такая злая, мамаша? — удивился он, облизывая палец. — Обычно на женщин такое событие действует умиротворяюще.

— Положи Имкин завтрак, сказала!

Миша сел напротив меня за стол.

— Что стряслось, пока я принимал душ? Что я, не схожу на базар за клубникой? Эй, что с тобой?

— Ничего. Это моя жизнь, и ты не будешь ею распоряжаться.

Такой «репризы» я сама от себя не ожидала. Мишины зеленые глаза выпучились, как две виноградины. А я в секунду смирилась с тем, что нам с Имо придется жить на необитаемом острове, добывая себе пропитание охотой на черепах.

— Какая муха тебя покусала, я спрашиваю? — еще больше удивился Миша. — Я что, виноват, что Птицелов тебя поимел? Или, думаешь, ты одна такая? Да, выйди на улицу, старуха! Каждый второй мужик… Тебя хоть не шантажировали и денег из тебя не качали. Привезли и на, получи.

— Никогда не думала, что со мной может произойти что-то подобное.

— Она не думала! — передразнил Миша. — Женщины разве думают? Они залетают и бегом рожать, а думать приходится мужику! Он же и виноватым в итоге получается. А она кто? Она святая! Значит, то, что сделал с тобой Птицелов, ненормально, а то, что с нами делают бабы… Давай теперь, посиди в нашей шкуре…

Смутные подозрения зародились в моей душе. Уж больно прочувствованной показалась мне Мишина речь, уж больно от сердца.

— Ты что ли, — спросила я осторожно, — тоже папаша?

Миша тяжко вздохнул и закатил глаза в потолок.

— Чаю хотя бы дала…

— Ты серьезно? — я поднялась ставить чайник, не спуская глаз с его растерянной физиономии.

— У тебя хоть пацан, — жаловался он. — А у меня что?

— А что у тебя?

— Девчонка, что же еще?

— От кого, если не секрет?

— Да, блин! — Миша почесал затылок и снова уставился в потолок. — От Анжелочки, конечно. От кого же еще? Я ж имел дурость с ней обвенчаться. Хорошо, до загса опомнился.

— Обвенчался? Ты, нехристь?

— Где на мне написано, что я нехристь?

— И сколько ей?

— Кому?

— Дочке твоей?

— Год будет. Я ж еле ноги унес. Я ж думал, эта дура аборт сделает. Бац! Узнаю…

— Ты для них деньги занимал?

— Ну! Они с мамашей меня как взяли за жабры. И в суд, и в милицию… засаду на меня устроили, личность выяснять собрались. Только за деньги отстали. Не знаю, надолго ли?

— Ну, ты, однако, свинья!

— Я не свинья, а козел! — напомнил Миша. — А они на моем фоне святое семейство великомучениц. Представляешь, что придумала ее мамаша? Она ночью по моим карманам шарила, искала телефоны, по которым можно справки обо мне навести. Можешь себе представить? Я говорил Анжелке: «Давай, куплю тебе хату!» Она не хочет. «Мать, — говорит, — больная. За ней смотреть надо». Да за ней санитары в дурдоме должны смотреть! — разошелся Миша. — Я еле уговорил ее переехать, елки зеленые, только снял квартиру, только договорился с хозяйкой… Представь себе, залетает ее мамаша в чужое жилье и начинает орать: «Смотри, чем тут занимается твой муженек!»

— Дай-ка я догадаюсь. Вы с хозяйкой квартиры сидели голые на кровати?

— Так ладно бы на кровати, а то ведь на кухне! Чай пили. Я вполне был одет. Классная баба, между прочим, уезжала к мужу за границу. Трехкомнатную квартиру оставляла нам с полной мебелировкой.

— Она сидела у тебя на коленях?

— Она пекла блины. Так, утро уж было, Ирка! Восемь часов утра! Какой секс, когда на кухне блинчики с мясом? Не маньяк же я. Эта стерва истерику закатила, и Анжелку настроила. Я ж не думал тогда, что они оставят ребенка. А они оставили. Думаешь, для чего? Денежки из меня тянуть.

— Она на тебя похожа?

— Кто?

— Дочка, кто же еще?

— Что там может быть похоже? Я видел ее один раз в коляске издалека. Что там разглядишь? Они мне видеться с ней запретили. Думали, я зарыдаю. Очень надо! Ладно бы пацан был, а то девчонка. Я понятия не имею, как с ними обращаться, с этими детьми. Тем более с девочками. Я девочек воспринимаю только после восемнадцати.

— Как ее зовут?

— Бог ее знает!

— Ну, не перегибай. Не поверю.

— Скажи мне, Ксюха — что за имя? Это Оксана или Ксения? Объясни мне популярно.

— Не знаю.

— И я не знаю.

— Что ж теперь, так и не узнаешь?

— Разве что, бумага на алименты придет… — рассудил Миша. — Я им сто пятьдесят тысяч баксов отгрузил. Договорились, все! Они ко мне претензий не имеют. Что ты думаешь, первым делом сделала мамаша? Поехала в Германию лечить свой ревматизм. На воды, видишь ли, плешивая корова подалась. Ей надо голову лечить в «Кащенко»! То есть, в ваших… «Новинках». Ведьме старой! Водами ее не проймешь. Я бы ей выписал гильотину!

— Ты не только свинья, но еще и дурак?

— А что мне делать? Объясни, что бы ты сделала на моем месте? Я из-за них в Минск выйти не могу. Они меня со всех сторон обложили. Не удивлюсь, если через год опять начнут качать из меня деньги. Так что учти, если вдруг завалят к тебе в избушку, ты меня не знаешь.

— Ну, конечно…

— Я уехал в Бразилию и залез на пальму.

— Даже не мечтай, — заявила я. — Как только завалят, выдам тебя с потрохами. Тепленького. Предупреждаю.

— И ты из той же банды?

— Из той же банды, что и твой ребенок, ты хочешь сказать? Да. Потому что твой ребенок, это все равно, что мой ребенок. Мне плевать, девочка или мальчик, но если вдруг твоей Ксюхе понадобится отец, она получит его незамедлительно. Я это организую.

— Зачем только я тебе сказал? — расстроился Миша.

— Все равно бы узнала…

— Кто меня за язык тянул?

— Не переживай. Повзрослеешь когда-нибудь, поумнеешь, научишься отвечать за свои поступки. Потом спасибо скажешь.

Некоторое время Миша горевал, злился то на меня, то на себя, сопел в чашку. А затем, как всегда, предложил нестандартный выход из ситуации: