Сэляви
Шрифт:
* * *
Поль Мориа, уймите скрипки! К чему нагрузки? Его натруженные хрипы — Не по-французски. Пока строка как уголь жжется — Пластинка трется. Пусть помолчит, побережется — Не то сорвется. Всадник утренний проскачет, Близкой боли не тая, Чья-то женщина заплачет, Вероятно, не твоя. Лик печальный, голос дальний — До небес подать рукой. До свиданья, до свиданья, До свиданья, дорогой. А кто-то Гамлета играет, Над кем не каплет. И новый Гамлет умирает — Прощайте, Гамлет! Но вот и публика стихает, Как будто чует. Пусть помолчит, не выдыхает — Его минует. По таганским венам узким Изливается Москва. А вдова с лицом французским — Будет много лет жива. Вот
* * *
Полгода нет Высоцкого. Его полет высок. Пощупаю висок себе — Пульсирует висок. Собранья многотомные Нетронуты в углу, И тяжесть многотонная Клонит меня к столу. Не обморочно-синее Сиянье в небесах, А облачное, зимнее Стоит в его глазах. Как на море Балтийское Осколки янтаря — Так я пошла б отыскивать Осколки января… Покуда свечка теплится На самом уголке — Не терпится, не терпится Горячечной строке. Жемчужная, ненужная Страна недалека — Когда родится вьюжная, Метельная строка! Недолга ласка царская. Но средь ночей и дней Горит строка январская Все жарче, все ясней. Трудись, рука, просись, рука! К огню тянись, рука! Родись, строка российская, Мятежная строка! Родись, строка российская, Мятежная строка. Родись, строка российская, мятежная… * * *
Годовщина, годовщина! Встречи горькая причина. Наступила тишина — Помяни его, страна. Годовщина, годовщина. Ни свеча и ни лучина, Ни лампадный фитилек — В пепелище уголек. Годовщина, годовщина. Эта новая морщина На моем живет лице, Будто память о певце. Годовщина, годовщина, А тоска — неистощима. И несется над Москвой Хриплый голос твой живой. Годовщина, годовщина. Мать-страна качает сына: «Баю-баю, спи, сынок! Я с тобою сбилась с ног». Годовщина, годовщина! Города умолкли чинно. Но рыдает, как вдова, На груди его Москва. * * *
Люсе
Была еще одна вдова. О ней забыли. Ну, может, вспомнили едва, Как гроб забили. Она жила невдалеке, А шла в сторонке. Был уголок в ее руке От похоронки. Она привыкла и смогла С другим быть рядом. Она давно уже жила Иным укладом. Но день июльский — стынет кровь, Какой морозный. Кому бессмертную любовь В наш век бесслезный? Его отбросило волной — Ее прибило. Она была его женой, Она любила. Не приближаясь, стороной Идет по кромке. По самой кромке от взрывной Его воронки. Была еще одна вдова В толпе гудящей. Любовь имеет все права Быть настоящей. Друзья, сватья и кумовья — Не на черта ли? А ей остались сыновья С его чертами.* * *
Кого-то святость увела. Кого-то позвала чужбина. А скольких сытость отняла! А скольких сытость погубила! Живут, до времени робки, Живут, до времени невинны, Пока невидимы куски, Пока куски не очевидны. И до доски до гробовой Танцуют возле каравая! Но от тоски от мировой Война возможна мировая. Солдаты этой мировой В поход идут не из-под палки. Бегут в атаке лобовой, Друг друга топчут — и не жалко. Кого-то святость увела. Кого-то позвала чужбина. А скольких сытость отняла! А скольких сытость погубила… * * *
Давно забыть тебя пора, А сердцу хочется иначе! Подружка юности, сестра, Я о тебе поныне плачу. Тогда сошла на землю мгла, Был одинок мой зов напрасный К тебе, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Как отсеченная рука Болит и ноет в месте жеста, В душе моей саднит пока Твое пустующее место. Была как яблоко смугла, Была как облако прекрасна — Все ты, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Немало дней прошло с тех пор, Когда душа любила душу. Ты нарушала
уговор — Ну что ж, и я его нарушу. Я знаю все твои дела, Твой путь — прямой и безопасный. Ты — та, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Ни слова больше о тебе. А позабыть смогу едва ли. Ты по моей прошла судьбе, Но, слава Богу, лишь вначале! Когда бы юность не зажгла В груди моей тот свет бесстрастный То ты бы снова предала В мой черный день, В мой день ненастный. * * *
Шестидесятые года Как будто кончились до срока. А танцевали мы тогда Один лишь рок по воле рока. Катятся первые валы, Веселый Роджер нам смеется. Но с рок-н-роллами балы — Как сердце бьется, О, как сердце бьется! Шестидесятые года — Магнитофоннейшая эра. Шестидесятые года — Ты превосходнейшая вера! Покуда слушает собратьев В воскресенье Маяковский. Но вот уже воспел Арбат Один поэт, поэт московский!.. Шестидесятые года — Парад младенческих улыбок. Шестидесятые года — Пора студенческих ошибок. Шестидесятые года! Бьют бригантину струи ветра. Шестидесятые года — Они уже почти что ретро… * * *
Без страха и без риска Танцуйте в стиле диско! Пусть будет ваша поступь Изящна и легка. Без неги и задора Взгляните на партнера, Взгляните на партнера Немного свысока. Пусть вам чуть-чуть за тридцать, но Не чересчур ли пристально На вас глядит чужой любовник Или чей-то муж?.. Сочтите за обиду И не подайте виду, И не подайте виду, Что туфли жмут к тому ж… Пускай вы не в ударе, Пускай вы не в угаре, Но вы, танцуя в паре, Уловите момент — Присядьте на кушетку, Возьмите сигаретку, Зажгите сигаретку Хорошей марки «Кент». Пускай дымок колечком, Пускай дымок колечком, Пускай дымок колечком Взлетает, ну и пусть! Ни словом, ни словечком, Ни словом, ни словечком, Ни словом, ни словечком Не выдавайте грусть… * * *
Бедные мои ровесники — Боря, Андрюша! От славословия живые едва… Сколько на вас повесили — я ли на вас обрушу Попреки дурацкие, злые слова? Говорят, Вы голос нашего поколения, Бледные и значительные, как мировая суть. Глаз у вас распадение, гланд у вас воспаление, Поберегите себя хоть чуть… Милые вы мои, где-то что-то читавшие, Что успевало принять естество. В Штаты уже слетавшие, чуточку там уставшие — Ну, отдохнете еще, ничего! Чудные мои ровесники! Я тут под ночником, Пол подо мной качается, крыша уже едет… Вижу, как вашим корявым подстрочником Бредит потомок мой — давится, но бредит. Бедные мои ровесники — Андрюша и Боря. Юноши стихийные, невянущие цветы! Ну пускай вы суша, ну пускай вы море… Только бы не зияние пустоты. * * *
Без ордена Виртути-Милитари Ко мне не возвращайтесь — говорю. Но коль уснули вы в Афганистане, Едва ли вы проснетесь к январю. Развернутые на закат пунцовый, Продлите ваш почти невинный сон… Ах, лоб свинцовый да об гроб свинцовый — Вот это б вышел всенародный звон! В Орле, Чите, Караганде, Тагиле — В любом на нас отпущенном раю, Во мгле, в черте оседлости, в могиле — Вы спите, я вам песенку спою. Крепчай, мое негромкое глиссандо, Взойдите в небо, сто усталых лун — Во славу легконогого десанта, Уснувшего под переборы струн. Художник, супермен и пролетарий! Я, ваша мать, волнением горю. Без ордена Виртути-Милитари Домой не приходите — говорю! В чем были — как одели, как обули, Спускаетесь по склону, по судьбе. Привычные в Герате и в Кабуле, Сейчас сойдете вы на Душанбе… * * *
Столько плакала родимая сторонка, Сколько было ей назначено судьбою. Обойди мои ворота, похоронка! Сделай так, чтоб мы не встретились с тобою. Я хожу в своем девичьем платье узком. Я платком перевязалась темным, женским. А может, он сейчас лежит уже под Курском. А может, где-то схоронили под Смоленском… Я не сделаю ни шага от порога. За ворота я не выйду на полшага. Обойди мои ворота, похоронка! Обойди меня, казенная бумага. Вот придет домой, окликнет так негромко, Вот обнимет, дымным духом весь пропахший… Обойди мои ворота, похоронка! Пусть уж лучше будет без вести пропащий. …И заплакала — так жалобно да тонко, Потому что голосить не научилась. Обошла ее ворота похоронка, Ничего с ее любимым не случилось. Где солдат проходит чистым полем — Там стоит солдатка с черным платом. Где солдат не поддается пулям — Там любовь витает над солдатом.
Поделиться с друзьями: