Семь с половиной женихов Евангелины
Шрифт:
Но Евангелина словно не слышала.
– Спасите меня!
– твердила она сквозь рыдания, и Акмаль чуть из штанов не выпрыгнул, но Михаль вовремя ухватил его за пояс и удержал на борту.
– Погоди, пока причалим!
– проворчал он.
– С ума сошел - купаться в сонном ручье?!
А вот Эван, до того ожидающий знака от Евангелины, отчего-то плачущему призраку не поверил.
– Это не она, - ответил он, качнув головой.
– Это какой-то недобрый лесной дух нам головы морочит.
– Да как же не она!
– не уступал Акмаль.
–
И он снова предпринял попытку выброситься за борт. Но брат снова удержал его.
К вампиру внезапно присоединился Берни.
– От этого существа, - сказал он, - пахнет мокрой землей и травой, а духами Евангелины пахнет вон оттуда.
– Пока Дракон нес ее, потеряли и разбили духи!
– вопил Акмаль, с которым Михаль уже не справлялся.
– А потом и ее потерял! Чем, по-твоему, должно пахнуть от девушки, которая плутает по лесу?! Пусти меня, пусти! Она же на помощь зовет!
Эван, глянув на охотника исподлобья, недобро усмехнулся, показав вампирские клыки.
– Если не можешь Евангелину от чучела отличить, - зло рявкнул он, и его глаза заалели кровожадно, - так может, и женишься на чучелке?!
Меж тем стоны и плач девушки приближались со всех сторон. Евангелина словно металась по берегу, ломая сухой валежник, пробивалась к берегу, к спасению, и не могла выбраться.
– Сердца у вас нет!
– проорал вырывающийся Акмаль, которого братья уже вдвоем удерживали.
– А у тебя мозгов!
– огрызнулся Эван.
Однако, плачущий призрак терзал и его душу. И, хоть и обругал Акмаля, Эван прекрасно его понимал. Это была невыносимая мука - слушать, как плачет любимая девушка. И, хоть Эван ее и не чуял, его разум все больше и больше поддавался наваждению и тоже нашептывал: «А вдруг?»
– Да гореть вам в самом жарком котле самой старой ведьмы!
– выкрикнул Эван, уже не в силах терпеть. Его верный ритуальный нож сам прыгнул к нему в руку, и вампир легко преодолел небольшое расстояние между бортом яхты и берегом.
Заплаканная и растрепанная Евангелина в светлом платье стояла перед ним, и Эван весь дрожал - так хотелось подойти к ней, обнять и успокоить. Но он умел терпеть и держать себя в руках. Поэтому он не кинулся сломя голову к рыдающему призраку.
– Руку мне дай, - произнес он, протянув свою руку девушке.
Маленькая ладонь легла в его ладонь, и он, опустив глаза, увидел на пальце кольцо.
Свое кольцо, что подарил Евангелине на обручение.
С черным-черным камнем вместо живого, алого и рдеющего.
Вмиг нежная рука Евангелины превратилась в его руке в зеленоватую трехпалую грязную лапу. По лесу пробежал издевательский смех, повторенный сотней голосов.
– Сейчас мы тобою поужинаем... поужинаем... поуж-жинаем...
Ритуальный нож, взлетев, распорол светлое платье, коснулся еще живого сердца. Наблюдающие с борта яхты женихи завопили от ужаса, думая, что Эван сошел с ума и убил Евангелину, и ломанулись к берегу.
Но к ногам Эвана, корчась,
упало какое-то уродливое черно-зеленое существо, завернутое в обрывки светлой грязноватой ткани, такое зубастое и страшное, что женихи, снова завопив, толпой бросились обратно, прочь от берега и от чудищ.Яхту качало из стороны в сторону.
Гнома Ромео в ее трюме нестерпимо тошнило. Он обнимал якорь и страдал.
Хоть один уродец и пал от рук Эвана, других монстров, наступающих на него, это как будто не смутило. Они все еще хохотали, скрежетали зубами и бормотали что-то страшное про ужин.
Эван отер потное лицо ладонью, улыбаясь, попробовал на вкус окровавленное лезвие.
– Не-ет, - пророкотал он внезапно жутким инфернальным голосом, распугивая окружающих его тварей.
– Поужинаю сейчас я...
***
– Как-то быстро монстры кончились, - сказал Акмаль, затаскивая очередного дохлого страшного гоблина на борт.
– Смотри, Эмиль, какая шкура крепкая, а? Ей сносу не будет. И красивая какая. Отмыть этих уродцев - и сапоги из них пошьем.
– Быстро!
– фыркнул Эван, отирая белоснежные, но окровавленные когти об одежду. Он сердился. Всего ему пришлось перекусать и растерзать около двух десятков черных гоблинов, невкусных, тощих и жилистых, как крокодилы-заморыши.
– Почему ты не слушаешь, что тебе говорят?
– Ты сам-то себя послушал?
– спросил Акмаль, внимательно глянув на Эвана.
– Когда сердце ведет, устоять невозможно. О. А этот почему живой?
Он деловито запустил руку в кучу гоблинов и раздобыл одного - мелкого, скрюченного, как сушеная лягушка. Гоблин огрызался, норовя тяпнуть охотника, и тот отвел его от себя подальше, удерживая за шкирку, как блохастого.
– Осторожнее с ним, - предупредил Эван.
– Я укусил его.
Акмаль скривился.
– Вот ужас-то! Тащишь в рот всякую грязную дрянь! Зачем он тебе понадобился?
– Служить мне будет, - ответил Эван.
– Ни за что!
– проскрежетал покусанный мерзким голосом. Эван выразительно посмотрел на него.
– Куда ж ты денешься, - снисходительно произнес он. Гоблин скрежетнул зубами и внезапно затих. Видимо, ощутил себя на грани голодного обморока. Крови он с утра не пил.
– Ну, поговорим?
– предложил деловито Эван, раскачивая перед носом у зубастой твари куском сочащегося кровью мяса, вырезанного из тушки своей добычи.
– Ку-у-ушать, - жалобно заскулил гоблин, крутясь в руке у Акмаля и протягивая когтистые лапы к лакомству.
– Где девушка, которую вы тут изображали передо мной?
– деловито поинтересовался Эван.
– Не пробуй мне врать. Вы ее видели во всех подробностях, иначе б не смогли обмануть даже этого ротозея, - он указал на Акмаля.
– Черный Дракон понес ее в Далекий замок, - облизываясь, ответил гоблин.
– Туда.
И он махнул лапищей в сторону, откуда ветер нес запах духов.
– Жива она?
– нетерпеливо спросил Роланд, вклинившись в процесс допроса с пристрастием. Гоблин злобно оскалился: