Семья Берг
Шрифт:
— Ракеты способны летать дальше и нести больший заряд разрушения, чем самолеты, — это для чисто военных целей. Но я вполне уверен, что можно создать такую ракету, которая способна взлететь даже в космос.
Это было необычно и смело, как раз то, что Тухачевский любил.
— Даже в космос? Это очень смелая идея. Что мы можем узнать из космоса?
— Многое. Если туда запустить специальное устройство, оно будет годами летать вокруг земли и подавать разные нужные сигналы.
— Как вы себе представляете такое устройство?
— Это что-то вроде маленькой искусственной Луны. Луна вращается вокруг Земли как ее
Это казалось фантастическим вымыслом, чем-то вроде романов популярного французского писателя Жюля Верна. Королев сразу понравился Тухачевскому деловитостью, верой в свою идею и размахом фантазии — таким был и он сам. Он сказал:
— Я жалею, что вы не написали свое предложение сразу мне. Наш нарком отклонил его, а мне ваш проект кажется очень перспективным. Открою вам секрет: мы знаем, что немецкие инженеры тоже работают над ракетными двигателями. Наша задача — их обогнать. Я сделаю все, чтобы помочь вам. Что вам нужно для продвижения вашей работы?
— Вообще-то, нам нужно все. У нас даже нет бумаги для чертежей. Нам нужны средства, помещение, полигон для испытания ракет — все нужно.
— Вы получите все. Как вы назовете свою организацию?
— Мы себя называем «ГИРД» — труппа инженеров, работающих даром.
— Прекрасно. Мы организуем новый институт и назовем его так же: «ГИРД» — Государственный институт реактивных двигателей. Согласны?
Тухачевский, вопреки воле Ворошилова, помог Королеву организовать институт, и ГИРД начал работать. Тухачевский приезжал, интересовался, подбадривал, расспрашивал:
— Сергей Павлович, а как вам самому живется?
— Трудновато, товарищ маршал.
— Зовите меня просто Михаил Николаевич. Почему трудновато?
— Тесно живем. Я женился недавно.
— Поздравляю. Кто ваша жена? Как ее зовут?
— Она врач-хирург, работает в Боткинской больнице. Зовут ее Ксана, не Оксана, а Ксения. Она из Одессы, а фамилия у нее итальянская — Винцентини.
— Очень интересно. Так что вам нужно — жилплощадь?
— Да, понимаете, Михаил Николаевич, дочка родилась у нас — Наташа. Жить в одной маленькой комнатке стало трудно.
— Понимаю. Постараюсь помочь.
Достать квартиру при жилищном «голоде» тридцатых годов было трудно. В Моссовете Тухачевский сказал:
— Этот человек, Сергей Королев, — великий изобретатель. Вы когда-нибудь станете гордиться, что дали ему квартиру.
И для Королева с женой и дочкой выделили отдельную двухкомнатную квартиру на Баррикадной улице.
Когда Королев благодарил его за квартиру, Тухачевский сказал:
— Поговорите с женой — может, пригласите меня на новоселье?
— Да мы с удовольствием!
Он приехал в гражданском костюме, чтобы не привлекать ничьего внимания, с женой, сам за рулем новой машины ГАЗ. Привез множество подарков для новорожденной девочки, новый заграничный радиоприемник для родителей и все для праздничного стола — шампанское, икру, балыки, фрукты. Ни Сергей Королев, ни его жена Ксана таких яств никогда и не видели. Тухачевский объяснил, подмигнув:
— Из кремлевского распределителя.
В этом проявлялась открытая и широкая натура Тухачевского.
Ксана Винцентини ему очень понравилась — высокая стройная красавица с сияющими бирюзовыми глазами, необычный для России тип южанки со Средиземного моря. Он расспрашивал
ее о работе в Боткинской больнице:— Ну а ваши врачи готовы спасать раненых в случае войны?
— Специально к этому нас не готовят. Но наши профессора почти все были участниками предыдущих войн.
— Кто ваш профессор?
— Михаил Осипович Фридланд, хирург-ортопед, автор учебника по ортопедии. Он дал мне тему для написания диссертации.
— О, это очень хорошо. Это в вашей больнице доставали пулю из плеча Ленина, оставшуюся после покушения?
— Да, это у нас, во втором корпусе, там до сих пор есть мемориальная палата, в которой Ленин лежал одну ночь.
— А у меня до сих пор в теле сидят две пули. Надо будет когда-нибудь их удалить, пока не получил третью, — и Тухачевский добавил, усмехнувшись: — прямо в сердце.
Тухачевский многое делал вопреки наркому Ворошилову. Его самым важным проектом была большая показательная стратегическая игра — маневр боевых частей. Они как бы сражались против фашистов. При этом он сам играл «за противника» — так он хотел проверить боевые возможности разных военных частей. Разбор маневров показал, что Красная армия не устояла в борьбе с «противником».
На этот разбор Тухачевский созвал всех высших командиров:
— Маневры показали, что мы еще не готовы к настоящей войне. В случае нападения настоящий противник выставит против Красной армии примерно двести дивизий.
Командиры понимали: взлет Тухачевского до уровня командования армией означает ее давно необходимое усиление; раз он взялся сам руководить маневрами, делать самостоятельные выводы и модернизировать армию, это означало его силу. Номинально уже он, а не Ворошилов, которого называли «первый маршал», командовал Красной армией. Этому радовались и с этим были согласны почти все [49] .
49
В определении сил будущего противника Тухачевский ошибся всего на десять дивизий: в 1941 году Гитлер выставил против Красной армии сто девяносто дивизий.
39. 1937 год — «ежовщина»
В начале 1930-х годов жители Мясницкой улицы (переименованной в улицу Кирова) видели по утрам проезжавшую правительственную машину «Линкольн» с охраной. Они знали — это едет из своего богатого особняка всесильный нарком внутренних дел Генрих Ягода, толстый лысый человек низкого роста, беззаветно преданный сталинскому делу выискивания и выкорчевывания врагов, заговорщиков и изменников. При виде его машины людей охватывал страх, они инстинктивно опускали головы, стараясь не встречаться глазами с ним и его охраной.
Из еврейского мальчика, сына нижегородского ремесленника, Ягода превратился в пламенного революционера, командира отрядов красной гвардии во время октябрьского переворота в Петрограде, а потом и в Москве. В августе 1918 года по его приказу без суда расстреляли в Кремле Фанни (Фейгу) Каплан, покушавшуюся на Ленина. За этим последовал «красный террор», когда с 5 сентября и до 6 ноября 1918 года была репрессирована тридцать одна тысяча бывших высоких чиновников, профессоров и интеллектуалов, шесть тысяч из них были расстреляны.