Семья Берг
Шрифт:
— Павел Борисович, Бабеля арестовали.
41. Взросление Алеши Гинзбурга
Первого сентября 1935 года Августа отвела своего сына Алешу в первый класс в новой четырехэтажной школе № 597. За спиной у Алеши болтался на ремешках настоящий ранец, а в нем лежал новенький букварь, школьные тетрадки в косую линейку и в клеточку, деревянный пенал с наточенным карандашом, ручкой с пером № 86, резинкой-«стеркой» и перочисткой. В самый первый день Алеша почувствовал себя сразу выросшим: он был одним из самых высоких мальчиков, одним из немногих, кто умел читать по слогам, и он единственный смог написать на
— Ребята, поднимите руки, кто из вас умеет читать.
Поднялось три руки, одна была Алешина.
— Хорошо. А кто умеет писать?
Алеша поднял руку и оглянулся вокруг — его рука была единственная.
Антонина Дмитриевна предложила:
— Подойди к доске и напиши мелком свою фамилию. Сможешь?
Мелом на доске? Алеша никогда не писал мелом, но все-таки смело подошел к доске. Он так старательно нажал на мелок в самом начале первой буквы своей фамилии — «Г», что мелок сломался и разлетелся на мелкие куски. Ребята засмеялись, он почувствовал себя обиженным:
— Я могу написать, — заявил он упрямо.
— Возьми другой кусок мелка и пиши. Только не нажимай так сильно.
Алеша стал выводить со всей осторожностью, но получалось очень тонко. С досады он неправильно написал букву «б» — вверх ногами. Ребята этого не заметили, Антонина Дмитриевна подошла к доске:
— Ты молодец, только буква «б» пишется так, — и поправила.
На следующем уроке она сказала:
— Ребята, вы знаете, что такое национальность?
Не очень дружным хором ребята закричали:
— Знаем, знаем!
— Я буду называть разные национальности, и когда я назову вашу, вы поднимайте руку. Хорошо?
Это было похоже на игру, и все радостно согласились.
— Итак, первая национальность — русские.
Чуть ли не все подняли руки. Алеша стал думать: «Моя мама русская, это я знаю, а папа еврей. А какая тогда национальность у меня?» Пока он размышлял, учительница сказала:
— Хорошо, опустите руки. Следующая национальность — украинцы.
Поднялось три руки.
— Следующая — белорусы.
Поднялась одна рука.
— Хорошо. Следующая национальность — евреи.
Алеша очень обрадовался, что наконец и он может поднять руку, и высоко задрал ее. Он почувствовал, что в классе что-то произошло: ребята стали смеяться и указывать на него пальцами:
— Гинзбург — еврей! Гинзбург — еврей!
Алеше их смех показался обидным. Почему? Они же не смеялись, когда называли другие национальности! Антонина Дмитриевна успокаивала класс:
— Ребята, ребята, тише! Перестаньте смеяться над Гинзбургом. Ничего в этом нет смешного. Евреи — это такая же национальность, как все другие.
Но почему ребята смеялись? И Алеша впервые почувствовал, что все-таки еврейская национальность не совсем такая, как все другие. Еще и потом, на переменке, некоторые ребята продолжали приставать и поддразнивать его:
— Гинзбург, ты еврей? Фамилия у тебя еврейская.
Алеша спокойно отвечал:
— Фамилия, может быть, и еврейская, но я русский.
Когда он рассказал об этом дома, Семен покачал головой и выразительно посмотрел на Августу. Она объяснила Алеше:
— Ребята, которые дразнились, неправы, ты ответил им верно — ты русский.
Через два года семья переехала в пятикомнатную министерскую квартиру в Левшинском переулке. Алешу перевели в другую школу. Перед тем как отвести его туда, Августа завела с ним осторожный разговор:
— В новой школе тебя никто не знает. Помнишь, ты рассказывал,
как твои одноклассники смеялись, узнав, что у тебя еврейская фамилия? Может быть, ты хочешь быть зачисленным в новую школу под моей русской фамилией?— Мам, с тех пор я уже немного подрос и теперь понимаю отношение к евреям. Но сам я считаю себя русским. А фамилию я хочу оставить моего отца.
Августа даже поразилась такому сознательному взрослому ответу.
Новая школа № 110 находилась в центре города, в Мерзляковском переулке. Формально это была обычная школа, но считалась привилегированной — в ней училось много детей высокопоставленных родителей, потому что все они жили в центре. Некоторые из «привилегированных» детей были набалованы и даже заносчивы. Алеше это не нравилось, он сам никогда никому не говорил, что его отец министр.
А Семен Гинзбург, став министром, все меньше занимался Алешей. Теперь он редко бывал дома с семьей — почти сутками сидел в кабинете и на заседаниях в Кремле, бывал в деловых разъездах по стране. Алеша даже редко видел его. И любимый его дядя и друг Павел, став отцом маленькой Лили, тоже все реже бывал у них. Но в углу комнаты Алеши все еще стояло его кавалерийское седло. Воспитанием сына полностью занималась Августа, жалея, что растущему Алеше не хватает мужского внимания. У нее было несколько задач: во-первых, делать все, чтобы ее сын стал интеллигентным человеком; во-вторых, подогревать в нем рано зародившуюся любовь к поэзии; в-третьих, помогать тому, чтобы в нем воспитывались мужская твердость и смелость.
Она подарила ему новинку — аллоскоп, аппарат для! прокручивания фотоленты с проецированием изображений на стенку. К нему она купила фильмы: «Любовь к трем апельсинам», сказки Андерсена, а потом и более серьезный — серию иллюстраций художника Шмаринова к роману Толстого «Война и мир» с подписями из текста. По вечерам они вместе смотрели фильм кадр за кадром, и Алеша уже в раннем возрасте запомнил коллизии и текст знаменитого романа. Но самыми любимыми его фильмами были иллюстрации к поэмам Пушкина и Лермонтова, тоже с текстами. Из них Алеша выучил наизусть многие фрагменты из «Евгения Онегина», «Медного всадника», «Демона» и «Мцыри». Вскоре он попросил Августу купить ему «Войну и мир» и запоем стал читать. Августа поддерживала в нем это желание — пусть читает как можно больше. Она стала покупать ему книги русских и европейских классиков. У Алеши собиралась своя библиотека — он становился юным библиофилом.
Трудней всего было женственной Августе воспитывать в нем твердость и смелость мужского характера. Она купила ему набор недавно появившихся в продаже оловянных солдатиков — пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов:
— Приглашай к себе мальчиков из твоего класса, играйте вместе.
В Алеше рано проявился дружелюбный, общительный характер — он был в родителей. Мальчик стал приводить приятелей, и они азартно играли в войну. А Августа вкусно кормила ребят, поддерживая таким образом популярность своего общительного сына.
Алеша все чаще сочинял стихи, мать, поддерживая в нем стремление к стихотворчеству, давал ему советы. Стремясь показать простоту и ясность стихов Маршака и Чуковского, она напоминала:
— Помнишь, как вы с Павликом ходили в детскую библиотеку послушать поэта Льва Квитко?
— Очень хорошо помню. Он мне так понравился, что я сразу задумал стать поэтом. Я до сих пор помню его стихи.
— А ты смог бы написать стихотворение для детей?
— Для детей?
— Да, для маленьких детей. Что-нибудь простое, понятное — например, про кроликов, про огород.