Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света
Шрифт:
Дорога выскочила на большую поляну. В лесу было тихо, а тут дул неприятный прохладный ветер. Емельян дал шенкеля, и лошадь пошла еще быстрей. Через минут десять снова дорога нырнула в лесную чащу. Емельян придержал лошадь, прислушался. Никого. И птицы молчат. Кончилось жаркое лето, стремительно надвигается тоскливая, серая осень. В этот пасмурный ветреный день как-то даже не верится, что осень бывает и золотая. А бабье лето? Его, кажется, не было в тысяча девятьсот сорок первом году и уже, наверно, не будет. Только бабьи слезы обильно, словно росы, покрыли землю. Емельян внимательно присмотрелся к дороге и нашел на ней лишь свой утренний след. Больше никто не проезжал. До перекрестка, где, по данным Посадовой,
Через несколько минут впереди зыбко замельтешили прогалины: лес кончался, а там до развилки каких-нибудь две сотни метров. Вынырнув из лесу навстречу упругому, не по времени пронзительному ветру, Емельян увидел, как справа и слева по опушке наперерез ему мчались два всадника. И тотчас же повелительный окрик:
– Стой, ни с места!
Емельян осадил своего орловца. У всадников в руках винтовки. Одеты в штатское, оба в сапогах. На одном ватная стеганка и военная фуражка без звездочки, на другом старый полушубок и треух. Оба усатые. "Посадова оказалась права. Что ж, будем действовать в зависимости от обстановки", - очень спокойно сказал себе Емельян.
– Ты кто такой?
– грозно спросил тот, кто в стеганке.
– А вы кто такие?
– подчеркнуто любезно и дружелюбно полюбопытствовал Емельян и внимательно всмотрелся в своего собеседника. Лицо его показалось знакомым. Где-то он встречал этого человека.
– Мы партизаны, не видишь разве?
– поторопился с ответом второй, в полушубке, и лицом и голосом тоже знакомый Глебову.
Очевидно, первому не понравился поспешный ответ второго, потому что он взглянул на него недовольно и осуждающе, и в этом взгляде Глебов безошибочно прочел: "Куда суешься, дурак?" И чтобы замять оплошность второго, первый проворчал:
– Мы тебя спрашиваем, ты нам и отвечай.
– Но я должен знать, с кем имею дело, - все так же сдержанно и корректно сказал Глебов, напряженно пытаясь вспомнить, где он видел эти лица.
– Никакого ты дела не имеешь, - грубо перебил в стеганке.
– Оружие есть?
– За ношение оружия расстреливают. Разве не знаете?
– ответил Глебов и неожиданно для себя заметил, что усы у обоих всадников какие-то неестественные. Это была неплохая находка, она давала в руки Глебову ключ к открытию загадки, над которой усиленно бился сейчас его мозг, напрягая память - где же все-таки он видел этих людей? Теперь он мысленно попробовал представить себе их лица без усов. И вдруг вспомнил: очень похожие на эти лица он встречал среди полицейских Бориса Твардова. Переодетые под партизан полицейские! Вот оно что. Ну что ж, господа, будем играть спектакль. Но запомните - пьеса ваша, режиссура моя.
– Что вы от меня хотите, люди, или как там вас, не знаю, называть?
– с некоторым раздражением спросил Глебов, обдумывая план дальнейших действий.
– Говори, кто ты такой?
– настаивал тот, что в стеганке. Очевидно, он был старшим.
– Я мельник. Механик с мельницы.
– А документы покажи, - сказал второй, весело подмигнув первому.
– Документов нет.
– А без документов тебе и веры нет. Так брехать каждый может, - хорохорился тот, что в полушубке. Он явно был глупее своего приятеля.
– А у вас есть документы?
– с ухмылкой съязвил Глебов.
– У нас есть - вот они наши документы.
– Старший потряс винтовкой.
– У меня, к сожалению, таких документов нет, - сказал Глебов и спросил: - Так чего ж все-таки вы от меня хотите?
– Зачем на хутор ездил?
– быстро спросил старший.
– По делу.
– По какому?
– По личному. Дивчина у меня там есть. На свидание к ней ездил.
– Как фамилия твоей красотки?
– Это зачем? Хотите сплетню пустить?.. Не стоит.
А вы что, следователи или?..– Да что с ним волынку тянуть, - нетерпеливо поморщился в полушубке.
– Отведем до начальства, там разберутся. Там он живо все расскажет.
– А тебе, дядя, не холодно в полушубке?
– поддел его Глебов.
– В самый раз. Ты гляди, кабы тебе не было жарко, - огрызнулся второй, поняв наконец издевку.
– Значит, мельник, фашистский прислужник?
– резюмировал старший.
– А фамилия твоя какая?
– Вот это вам совсем ни к чему, - ответил Глебов.
– Никакой он не мельник. Это ж управляющий барона Крюгера - Куртшнапс Леммер, - опять невпопад сказал тот что в полушубке. Он был оскорблен язвительной репликой Глебова и теперь, не в силах себя сдержать, старался ото мстить ему, как умел. Ведь и льстит и мстит каждый по-своему. Зато у Глебова теперь не оставалось больше никаких сомнений, что перед ним переодетые полицейские, посланные Штанглем и Твардовым.
Глебов пытался догадаться, что с ним должны делать дальше? Если это действительно полицейские, в чем он теперь не сомневался, то не поведут же они его к партизанам. Если ж это все-таки партизаны, то они должны вести его к командованию, а там уж как-нибудь разберемся. Здесь в радиусе ста километров есть один партизанский командир - Егоров, а Емельян его заместитель. Вдруг тот, что в стеганке, вплотную подъехал к Емельяну, проворно сунул руку в карман его куртки, вытащил оттуда маленький кольт, сказал самодовольно:
– А говоришь, господин хороший, что без оружия. А это что, по-твоему? Игрушка? Между прочим, за такие игрушки по фашистским законам тоже расстреливают. Или тебе, как немецкому прислужнику, разрешили иметь при себе оружие?.. А, господин мельник? Нехорошо обманывать, нечестно с твоей стороны. А теперь поехали. Поворачивай-ка оглобли обратно.
Приказав своему напарнику ехать впереди, Емельяну в середине, старший поехал позади, предупредив:
– Тикать не вздумай - стреляю без промаху.
– Вполне верю и бежать не собираюсь, - покорно сказал Емельян и сделал вид, что он порядком струхнул.
– Надеюсь на ваше милосердие. Бывают же и среди вас, партизан, добрые люди… Может, отпустите? Я человек смирный, безвредный.
– То-то смирный, а сам с пистолетом. Знаем мы вас, фашистов. Давай топай, да помалкивай.
Поехали гуськом обратно в лес, только не в сторону хутора Седлец, а другой дорогой. Метров двести ехали молча. "Довольно странно, - думал Глебов.
– Кто все-таки они и куда ведут? Если полицейские, как он считал, то должны были отпустить его. А пистолет взяли как вещественное доказательство для Твардова". Емельян давно уже мог без особого труда разделаться со своими конвоирами, но у него снова появлялись хоть и ничтожные, маленькие, но все-таки сомнения насчет личности этих с подделанными усами. А вдруг это и в самом деле партизаны? Нет, не может такого быть. Емельян решил терпеливо ждать, что будет дальше.
Минут через пятнадцать старший скомандовал:
– Сто-о-ой!
– Потом, обращаясь к своему приятелю, спросил: - А что, дядя, может, отпустим его на все четыре? Парень, видно, не вредный, да к тому ж милашку имеет. Может, когда-нибудь и для нас, партизан, доброе дело сделает. А, окажешь партизанам услугу?
Да, это были полицаи. Уж слишком нарочито нажимают и на слово "партизан". Последние сомнения исчезли. Емельян вплотную приблизился к старшему и сказал наигранно:
– Спасибо вам, родимые. Век не забуду. Только зачем вы себя маскарад напускаете?
– И с этими словами он сорвал у полицая искусственные усы и добродушно рассмеялся. Потом, не давая им опомниться, весело продолжал: - Борис над вами пошутил. А вы, два дурня, целый час разыгрываете передо мной глупую комедию. Эх вы, болваны!..