Семья волшебников. Том 4

Там сидели четверо. Вероника, зеркаливший учитель, пьющее какао странное существо и какая-то девушка. Они с Вероникой чертили на полу усыпанные сложными символами круги и о чем-то горячо спорили.

— Мэтресс Дегатти? — спросил учитель. — Рад, что вы смогли прийти.

— Мир всем, — улыбнулась Лахджа, радуясь, что все живы и никаких разрушений нет… хотя вон та парта плохо выглядит, но она могла и раньше такой быть. — Да, я мама Вероники, а вы?..

— А я ее учитель математики, мэтр Эйхгорн, — сказал классный наставник. — Это мэтресс…

— Смотри, мам, это я из будущего! — перебила его Вероника. — Я вернулась, чтобы помочь нам!

— Что?.. — моргнула Лахджа.

— Я Ликарика Эссе, классная наставница вашей дочери, — поднялась на ноги девушка. — Преподаю кромкохождение.

Вероника надулась. Она очень старалась придумать веселый розыгрыш, а мэтресс Ликарика сразу же все испортила.

— А, вот как, — с иронией глянула на Веронику мама. — Очень приятно познакомиться. Как она справляется с учебой?

— Все хорошо.

— Вероника, я не тебя спрашивала.

— Ну ма-а-а-ам…

— У нее действительно все неплохо, если делать скидку на возраст, — сказал Эйхгорн. — До сегодняшнего дня у меня не было замечаний. Но сегодня она, простите за грубое выражение, словно с цепи сорвалась.

— Вот как?..

— Да. Объясните, пожалуйста, своей дочери, что на уроках нельзя одушевлять канцелярские принадлежности, призывать из иных континуумов трансцендентные сущности и оживлять куриц-вампиров.

— Она не была вампиром! — запротестовала Вероника.

— Оживлять куриц-зомби тоже нельзя, — сказал Эйхгорн.

— Она и не зомби тоже! Она объекталь!

— Видите? Чистосердечное признание.

— Вероника, зачем? — спросила Лахджа. — Зачем ты врешь? Ты же прекрасно знаешь, что объекталь — это одухотворенный предмет. Если ты оживила курицу, то это некромантия, так что она зомби.

— А это все, что вас интересует? — уточнил Эйхгорн.

— Терминология важна, — серьезно ответила Вероника. — А мама ничего в этом не понимает.

— Я — и не понимаю?..

— Мама, это не зомби. Зомби — это типа… ну там остатки духа… в общем, это объекталь. Просто… из трупика… жареного…

— Какая разница? Труп начинает бегать — это зомби.

— Мама, разница в том, что я права, а ты нет.

— Вероника, здесь скорее права твоя мама, — вмешалась мэтресс Эссе. — К традиционной некромантии принято относить все оживленные трупы, в том числе прошедшие термическую обработку. К объекталям относят оживленные предметы, что прежде не были живыми существами. Или же были, но прошли через какую-то сильную обработку. Например, костяная трость была частью живого существа, но после того, как ее превратили в конкретный предмет, выполняющий конкретные задачи, после оживления она будет объекталем.

— А если оживить куриную котлету? — не сдавалась Вероника. — Это объекталь. Блюдо. Как и жареная курица.

— Куриная котлета прошла через более сложную обработку и смешение с другими ингредиентами. Она утратила всякое сходство с существом, которым была прежде. А жареная курица — это по-прежнему куриный труп. По структуре это все еще большая часть тела курицы. Если ты оживишь кого-то сгоревшего на костре, он же не станет объекталем. Это будет обугленный зомби.

— А если мы из него сделаем котлету?

— Перкеле, Вероника!.. — вспылила Лахджа. — Котлета — это не аргумент!

— Вы из Финляндии, что ли? — неожиданно спросил Эйхгорн.

— Да, — на автомате ответила Лахджа.

— Да, явно европейские имена ваших дочерей меня озадачивали, — задумался Эйхгорн. — Но я думал, что это случайное звуковое сходство. Такая случайность была исчезающе мала в случае сразу двух детей в одной семье, но меня смущало, что их имена из разных культур. К тому же ваш муж коренной мистериец, а вы — демон, так что земное происхождение не прослеживалось. Я никак не ожидал, что вы и в самом деле… с Земли.

— Я мигрант, — отмахнулась Лахджа. — Дважды. Сначала Паргорон, потом… неважно. Долгая история.

— П-паргорон, — снял и стал протирать очки Эйхгорн. — П-понятно.

— Но это неважно, это все неважно. Вероника, изгони нуль… кстати, мир вам.

— Да вы болтайте, болтайте, я никуда не тороплюсь, — понуро ответило странное существо, сидя на парте с ногами. — Кто я такой, в самом деле? Ничего существенного. Можно сказать… пустое место.

— Нет-нет, ну что ты, что ты!.. — хором загомонили все, потому что вид у ноля стал очень уж жалкий.

— Ты полон математического смысла и философской глубины, — сказала Лахджа. — Практически так же, как бесконечность. Гораздо больше, чем какая-нибудь там тройка или восьмерка.

— Восьмерка — его мама, — сказал учитель.

— Да я вам говорю, вы меня с кем-то путаете! — почему-то вспылил нуль. — Нет у меня никакой мамы! Мы символики!

— Чрезвычайно интересное измерение — этот ваш Тсгечет, — произнес учитель, почему-то поднеся к губам кулак. — Мир, полный персонификаций отвлеченных понятий. Цифр, букв… заметьте, что мы видим его именно так, как в наших культурах принято изображать ноль — кружком, хотя это безусловно не его истинный облик. Это чрезвычайно интересный объект для изучения.

— Да уж, — согласилась Лахджа.

— Пожалуйста, не надо ставить на мне опыты, — поежился нуль. — Просто дайте мне уйти, я не хочу прибегать к… крайним мерам.

В его руке на секунду появился предмет, похожий на крестик. Он тут же исчез, но при виде него всем стало не по себе.

— Это оружие только в моих руках, — тихо произнес нуль. — Но оно летальное. Советую вернуть меня домой. Без глупостей.

— Мы вот-вот уже все исправим, — заверила его Ликарика Эссе. — Никто вам не навредит. Вероника, вспомни как следует все обстоятельства призыва.

— Может, обратиться к декану или ректору? — предложил Эйхгорн. — Или вызвать отца девочки?

— Можно и так… но мы сейчас и сами справимся. Вероника, давай. Просто изгони его.

— Это не так просто! — рассердилась Вероника. — У меня не получается!

— Почему? Он и сам хочет уйти. И разрешает тебе. А призыв осуществляла именно ты, так что тебе это легче, чем кому бы то ни было. Тебе достаточно сказать: ты свободен, возвращайся.

— Ты свободен, возвращайся, — послушно повторила Вероника.