Семья

Пришли попрощаться мать и брат о-Юки. Они принесли деньги — около двадцати иен, — чтобы молодые купили себе комод.

Сказаны последние слова прощания. И в три часа дня о-Юки и Санкити были уже на вокзале Уэно вместе со всеми своими пожитками. Пассажиров было много — на перроне была теснота.

На другой день, когда совсем стемнело, Санкити и о-Юки добрались наконец до своего нового дома. В пути им пришлось заночевать на одной станции. Они и сами не очень спешили: им хотелось попасть домой к вечеру, так что назавтра они собрались в дорогу только после обеда. Когда они сошли с поезда, было уже совсем темно. До самого дома о-Юки ни на шаг не отходила от мужа: место было незнакомое, и ей было немного не по себе.

Вошли во двор. Еще несколько шагов, и о-Юки очутилась в комнате. У небольшого очага сидел мальчик. Он ожидал гостей. Это был ученик школы, в которой преподавал Санкити. Он жил у своего учителя и помогал ему

по хозяйству. Низким поклоном приветствовал мальчик о-Юки.

— Я знал, что сегодня вы обязательно приедете, ведь завтра понедельник. И решил вас встретить, — сказал он Санкити.

— Да, мы немного задержались, — ответил Санкити, садясь к огню.

О-Юки развернула узелок, вынула несколько пряников и протянула мальчику.

— Так вот какой у нас дом, — сказала она, внимательно осматриваясь. Возле стены, у которой был сложен очаг, стоял буфет, рядом — большой, грубой работы, стол, потолки были темные от копоти.

— Говорят, когда-то в этом доме жили самураи, — проговорил Санкити. — Вот там, сзади, был парадный вход. Теперь он закрыт и там кладовая. Дверь, через которую мы вошли, пробита недавно — ее сделал хозяин, который жил здесь до меня. Ну и грязи осталось после него! Пришлось заново оклеить все стены, постелить новые татами... Да и очаг был сложен заново, уже когда я здесь поселился.

Мальчик принес из кладовой зажженную лампу. Санкити взял ее и повел жену на кухню. Кухня была довольно просторная, с дощатым полом: раковина для мытья посуды, кое-какая утварь — вот все, что в ней было. Налево в стене виднелась закопченная дверь. Санкити открыл ее.

— Здесь я храню уголь и дрова, — объяснил он жене и поднял лампу над головой, чтобы о-Юки было получше видно. Но в кладовой было так темно, что о-Юки ничего не разглядела. — А это твоя комната, — сказал Санкити, входя в небольшую комнатушку, куда вела дверь из столовой.

Неровный свет лампы упал на коричневые обои, озарил довольно высокий потолок. В открытую дверь была видна еще одна комната — там стоял стол, на нем учебники. В ней жил мальчик. Дом показался о-Юки достаточно большим, но на всем лежал отпечаток глухой провинции.

Привезли багаж, оставленный Санкити на вокзале. А молодым все казалось, что они в поезде. На какой-то станции к ним в купе подсели муж с женой. Они то и дело поглядывали на Санкити с о-Юки и шептались. У женщины были огромные глаза, а глаза мужчины смотрели тоскливо. Даже сейчас, вспоминая эти взгляды, супруги чувствовали неловкость. А когда они ехали, то от стыда, что путешествуют на людях, Санкити и о-Юки робели даже взглянуть друг на друга.

Рассвело. Сквозь бумагу, которой была оклеена дверь в комнату, лился мягкий свет. О-Юки пошла на кухню и принялась за работу. Дверь из кухни вела прямо во двор. О-Юки открыла ее и вышла наружу. Полной грудью вдохнула молодая женщина чистейший прохладный воздух раннего утра, каким она никогда не дышала. Она огляделась по сторонам: домики, составлявшие улицу, так же как и дом, в котором она провела эту ночь, покрыты тростниковыми крышами. За тутовым полем выстроились хижины деревни, дальше в стороне темнела небольшая роща. Между поселком и рощей виднелись синеватые горы, цепь за цепью уходившие к самому горизонту. О-Юки прошла по двору и остановилась в том месте, откуда горы были особенно хорошо видны. Было тихо, тихо, слышался только какой-то мерный однообразный стук. О-Юки догадалась — это водяная мельница. За домом журчал небольшой ручей, затененный плакучей кроной дерева гуми. О-Юки подошла к самому берегу, наклонилась и зачерпнула рукой холодную воду. Ручей бежал из бамбуковой рощи неподалеку, вымывая себе ложе между камней и играя водорослями. О-Юки умылась в ручье. Все казалось ей таким необычным.

С бадьей в руке по двору к калитке шел мальчик. Воду брали в колодце, которым пользовалось несколько семей. К нему вела тропинка, вытоптанная вдоль забора, заросшего китайской сосной.

Беспорядок и запустение, царившие в доме Санкити, утром еще больше бросились в глаза. Комнаты в родительском доме о-Юки были уютные и нарядные, здесь же не было ни одной красивой вещи, от которой уютно в доме. О-Юки принялась за уборку. Мальчик взялся с рвением помогать ей. Он принялся старательно подметать двор, а молодая хозяйка начала с кухни. Поставив кушанья на огонь, о-Юки с ведром пошла на веранду мыть пол. Было то время года, когда цветут азалии. Лиловым ковром покрыли они землю возле забора, а в саду под яблонями распустились другие, белые, азалии. Чувство умиротворения наполнило душу молодой женщины. Дом, в котором цветут цветы, благословен. За забором слышалось лязганье: кто-то мыл кастрюли. С одной стороны дом был обнесен белой стеной, которая казалась особенно белой под яркими лучами солнца.

Подошло время завтрака. О-Юки накрыла стол в столовой, принесла кушанья собственного приготовления. Она накормила мужа, поела сама, выпила немного мисо — кисловатого, освежающего сока — из невзрачной деревянной миски. Мальчик ел рис, радостно улыбаясь о-Юки. Так прошел первый завтрак на новом месте. В одной из корзин у о-Юки была дорогая, лакированная шкатулка с хаси — палочками для еды, — которую подарили ей на свадьбу. Были в ней и другие красивые вещи, но они как-то не подходили к простой, даже бедной обстановке этого дома.

Санкити и мальчику надо было идти в школу. Жизнь в деревне проста и непритязательна. Из дому выходят в обычном платье, лишь бы оно было чистое. Санкити не стал переодевать кимоно.

Провожая мужа, о-Юки не забыла дать ему большое бэнто. Так началась ее семейная жизнь. Дома она жила в роскоши, многочисленные слуги спешили выполнить любое ее желание. Теперь надо было привыкать к иной жизни. Но о-Юки этого не боялась. Она была молода, здорова, полна сил, и мысль, что она может быть помощницей мужу, делала ее счастливой.

Санкити попросил деревенского кузнеца выковать ему мотыгу. Возвратившись из школы, Санкити брал мотыгу и шел на огород. У хозяина дома он снял небольшое поле, начинающееся прямо за забором. Это был невозделанный каменистый, заросший сорняком участок, примыкавший к забору. Чтобы превратить его в огород, Санкити предстояло выбрать камни и хорошенько его перекопать.

В углу, возле забора, рос особенно упорный сорняк — трава, цветущая желтыми цветами, которую в народе называют «железнодорожник». Санкити приходил в отчаяние от ее живучести. Хуже всего было то, что одним «железнодорожником» дело не ограничивалось. У некоторых сорняков корни щупальцами расходились под землей во все стороны, давая тут и там новые побеги. Тяжелого труда стоило Санкити его поле.

Санкити решил заниматься сельским хозяйством, еще когда гостил в Кисо у сестры о-Танэ. Он обратил внимание, что труд на земле делает людей более здоровыми духовно и физически. И вот он сам взял в руки мотыгу. С непривычки руки и ноги ломило у него так, что он готов был бросить свою затею. Время от времени он устало распрямлялся, потягивался и, опершись на мотыгу, отяжелевшую от налипшей земли, вдыхал полной грудью свежий воздух. Чтобы солнце не било в глаза, он повязал голову полотенцем, как делают крестьяне, низко надвинув повязку на лоб.