Сэр

Я, наконец, поднимаю взгляд.

Волны печали проходят сквозь меня. Я резко вдыхаю, губы дрожат. В моим глазах нарастает напряжение.

Они в постели, переплетенные, раздетые. Эйдан лежит на краю матраса, он спит на спине, без рубашки. Легка простыня едва прикрывает его бедра. Нина же более непристойная. Она совершенно голая, прижимается к нему так, словно преследовала его ночью. Ее рука лежит у него на груди.

Меня трясет.

Нет слов, чтобы описать эту агонию, острую и заостренную, словно кинжал, вонзенный в мое разбитое сердце.

Падает слеза. Я чувствую, как она стекает по щеке.

Чертовски больно.

Но в глубине души я знала, что это возможно. Как глупо с моей стороны было не подготовиться к этому должным образом. Ты глупая, наивная девочка, Айви.

Словно почувствовав меня, Нина шевелится и открывает глаза. Она сразу же находит меня. Мы смотрим друг на друга в тишине. Это любопытный обмен; будто она пытается понять меня, в то время как я пытаюсь не саморазрушиться изнутри.

Затем ее лицо искажается.

— Эйдан! — вскрикивает она, и в ее голосе слышится ужас, несмотря на невозмутимое выражение лица. — Эта девушка в нашей комнате и смотрит на нас! Эйдан, проснись!

Он открывает глаза, резко вдыхая. Она склоняется над ним и трясет его. Ее сиськи прижимаются к его телу. Я смотрю, как ее соски задевают татуировки, которые я облизывала и целовала.

Падает еще одна слеза.

Эйдан медленно садится. Он ничего не говорит, потому что Нина ведет себя как чертова банши.

— Ты не мог бы вышвырнуть ее к чертовой матери? — Она переводит взгляд на меня. — Убирайся, черт возьми, из нашей комнаты!

— Хватит, — говорит ей Эйдан тяжелым со сна голосом. — Она здесь, чтобы разбудить меня.

Это злит Нину. Она бросает на меня злой взгляд.

— Вот для чего нужны будильники, Эйдан. Тебе следовало запереть прошлой ночью дверь! — Она собирает простыню и оборачивает ее вокруг талии. Не на груди. Нет, только на талии. Она бесстыдно выставляет напоказ свою наготу, в то время как Эйдан, все еще полусонный, медленно вылезает из постели. Напряжение покидает меня, когда я вижу, что он в черных трусах. Это лучше, чем видеть его полностью обнаженным с этой злобной чихуахуа.

Не взглянув в мою сторону, он проходит мимо меня в ванную. И оставляет дверь широко открытой, когда мочится. Это совершенно не тот Эйдан, которого я знаю.

Я отворачиваюсь от Нины, потому что не доверяю себе. Потом подхожу к окну и раздвигаю тяжелые шторы. Свет льется внутрь, освещая комнату. Закрываю глаза от жара, впитывая его, как бальзам в рану. Нина чертыхается у меня за спиной, пока я прихожу в себя. Несколько раз сглатываю, пытаясь избавиться от кома в горле и вытираю слезы. Не могу позволить им увидеть мою боль.

Это намного сложнее, чем кажется.

Это все равно, что приказать ране зажить самой.

Это все равно, что увидеть свет во тьме.

Невозможно, но необходимо.

Я резко оборачиваюсь, взгляд напряженный, лицо бесстрастное. Нина выскальзывает из постели и натягивает стринги. Она хватает шелковый халат с кресла рядом с кроватью и накидывает его. Но не запахивает его. Оставляет его раскрытым, демонстрируя свои маленькие округлости, когда поворачивается, чтобы посмотреть на меня при свете.

— Ты плакала, — размышляет она, лукаво ухмыляясь мен. — Я видела. Ты стояла у кровати, смотрела на нас и плакала.

Эйдан выходит из ванной, но его голова повернута ко мне, будто он услышал ее.

— Думаю, это явное преувеличение, — холодно отвечаю я. — В этой комнате дьявольский аромат. Взрослый мужчина расплакался бы.

Нина усмехается, с сомнением глядя на Эйдана.

— У меня не такие сильные духи. Правда, детка?

У меня мурашки по коже каждый раз, когда она называет его «детка». Я представляю, как делаю с ней в «Rock’s People’s Elbow», и это помогает мне остудить ярость (примеч. Rock’s People’s Elbow — прием Дуэйна Скалы Джонсона в реслинге, когда на грудь соперника падают с локтя).

Эйдан по-прежнему смотрит на меня, не отвечая. Я, не колеблясь, отвожу взгляд. Не могу прочитать его, поскольку тот внимательно наблюдает за мной. Помнит ли он гневный поцелуй, которым наградил меня прошлой ночью? Судя по тому, как его взгляд мимолетно скользит по моим губам, думаю, что так оно и есть, но по тому, как мы смотрим друг на друга — холодно и настороженно — может и не вспоминает. Он ничего не говорит, отворачивается, открывает дверь в свою гардеробную и исчезает внутри.

Нина достает пачку сигарет с прикроватной тумбочки и закуривает. В доме моей гребаной мечта, эта сучка курит внутри, оставляя на стенах запах своих духов, а в зеркалах отражается ее лицо насекомого.

Она проходит мимо меня к балконной двери. Потом открывает ее и выходит, потягиваясь под жарким солнцем, халат едва держится на ней. Я пристально смотрю на нее, оценивая ее фигуру. Ее кожа безупречна, в то время как моя покрыта шрамами, отметинами и всевозможной дрянью. Она не смогла бы больше отличаться от меня, даже если бы попыталась.

«Такое тело, как у нее, не знало жизни», — говорю я себе. — «Оно не падало, не пачкалось и не страдало».

Эйдан выходит из гардеробной. Он наполовину одет в костюм. Единственное, что ему нужно сделать, это застегнуть рубашку. Я оглядываю его, изучаю костюм и качаю головой, потому что он совсем не похож на тот, который он носил раньше. Этот слишком тонкий и слишком облегающий. Не то, что костюм выглядит плохо. Вовсе нет. Просто выглядит неправильно.

Он замечает выражение моего лица.

— Не хотите объяснить, почему вы так хмуритесь, мисс Монткальм?

Я смотрю ему в глаза.

— Думаю, вы могли бы выбрать что-нибудь получше, мистер Уэст.

Он прищуривается.

— Думаешь, что разбираешься в костюмах?

— Я знаю, что ты будешь выглядеть лучше в более сбалансированном костюме.

— Сбалансированном в чем?

— В легкости и классическом крое.

— По-моему, ты выглядишь, что так и хочется трахнуть, — кричит Нина. Она прижимается спиной к балкону, смотря на нас.

— С этим никто не спорит, — отвечаю я. — Я просто выражаю свое мнение.

— Которое никто не спрашивал. — Она смотрит на меня, приподнимая бровь. — Что ты вообще знаешь о мужском гардеробе?