Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Орлиные псалмы.

О, кто поймет, услышит

Псалмов высокий лад?

А где-то росно дышит

Черемуховый сад.

За створчатою рамой

Малиновый платок, —

Туда ведет нас прямо

Тысячелетний рок.

Пахнуло смольным медом

С березовых лядин...

Из нас с Садко-народом

Не сгинет ни один.

У Садко — самогуды,

Стозвонная молва;

У нас — стихи-причуды,

Заморские слова.

У Садко — цвет-призорник,

Жар-птица, синь-туман;

У нас — плакун-терновник

И кровь гвоздинных ран.

Пустыня на утрате,

Пора исчислить путь,

У Садко в красной хате

От странствий отдохнуть.

<1912>

112

Я — мраморный ангел на старом погосте,

Где схимницы-ели да никлый плакун,

Крылом осеняю трухлявые кости,

Подножья ответренный ржавый чугун,

В руке моей лира, и бренные гости

Уснули под отзвуки каменных струн.

И многие годы, судьбы непреклонней,

Блюду я забвение, сны и гроба.

Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,

Чем осенью трав золотая мольба...

Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,

Как буря в ущелье, таится труба!

<1912>

ИЗ. Святая быль

Солетали ко мне други-воины

С братолюбным уветом да ласкою,

Приносили гостинцы небесные,

Воду, хлеб, виноградье Адамово,

Благовестное ветвие раево.

Вопрошали меня гости-воины:

«Ты ответствуй, скажи, добрый молодец,

Отчего ты душою кручинишься,

Как под вихорем ель, клонишь голову?

10 Износилось ли платье стожарное,

Загусел ли венец зарнокованный

Али звездные перстни осыпались,

Али райская песня не ладится?»

Я на спрос огнекрылым ответствовал:

«Ай же, други — небесные витязи,

Мое платье — заря, венец — радуга,

Перстни — звезды, а песня, что вихори,

Камню, травке и зверю утешные;

Я кручинюсь, сумлююсь я, друженьки,

20 По земле святорусския — матери:

На нее века я с небес взирал,

К ней звездою слетев, человеком стал;

Двадцать белых зим, вёсен, осеней

Я дышу земным бренным воздухом,

Вижу гор алтарь, степь-кадильницу,

Бор — притин молитв, дум убежище, —

Всем по духу брат, с человеками

Разошелся я жизнью внутренней...

Святорусский люд темен разумом,

30 Страшен косностью, лют обычаем;

Он на зелен бор топоры вострит,

Замуруд степей губит полымем.

Перед сильным — червь, он про слабого

За сивухи ковш яму выроет,

Он на цвет полей тучей хмурится,

На красу небес не оглянется...»

Опустив мечи и скрестив крыла,

Мой навет друзья чутко слушали.

Как весенний гром на поля дохнет,

40 Как в горах рассвет зоем скажется,

Так один из них взвеял голосом:

«Мир и мир тебе, одноотчий брат,

Мир устам твоим, слову каждому!

Мы к твоим устам приклонили слух

И дадим ответ по разумию».

Тут взмахнул мечом светозарный гость,

Рассекал меня, словно голубя,

Под зенитный круг, в Божьи воз духи;

И открылось мне: Глубина Глубин,

50 Незакатный Свет, только Свет один!

Только громы кругом откликаются,

Только гор алтари озаряются,

Только крылья кругом развеваются!

И звучит над горами: Победа и Мир!

В бесконечности духа бессмертия пир.

<1912>

114. Старуха

Сын обижает, невестка не слухает,

Хлебным куском да бездельем корит;

Чую — на кладбище колокол ухает,

Ладаном тянет от вешних ракит.

Вышла я в поле, седая, горбатая, —

Нива без прясла, кругом сирота...

Свесила верба сережки мохнатые,

Меда душистей, белее холста.

Верба-невеста, молодка пригожая,

Зеленью-платом не засти зари;

Аль с алоцветной красою не схожа я —

Косы желтее, чем бус янтари.

Ал сарафан с расписной оторочкою,

Белый рукав и плясун-башмачок...

Хворым младенчиком, всхлипнув над кочкою,

Звон оголосил пролесок и лог.

Схожа я с мшистой, заплаканной ивою,

Мне ли крутиться в янтарь-бахрому?..

Зой-невидимка унывней, дремливей,

Белые вербы в кадильном дыму.

115

Набух, оттаял лед на речке,

Стал пегим, ржаво-золотым,