Сердце Скал

— Это я… Это я во всем виноват… — пробормотал Ричард, уставившись прямо перед собой диким обезумевшим взглядом. — Я хотел спасти их… И выдал… Выдал всех… Это я их убил! Создатель!..

И Дик в отчаянии рванул себя за волосы.

Во взгляде кардинала что-то промелькнуло. Сторонний наблюдатель мог бы решить, что это сочувствие. Он снова поднялся с кресла.

— Довольно, — сказал он, мягко отводя руки Ричарда и утешающе похлопывая его по спине. — Я вижу, что вы действительно нуждаетесь в совете и помощи. Вы не ошиблись, принеся сюда тяжкое бремя своих тревог и невзгод… Я приму вашу исповедь прямо сейчас, сын мой.

Глава 3. Агарис. 4

4

Это была странная исповедь. Если бы в тот момент Ричард мог рассуждать хладнокровно, он заподозрил бы, что магнус Ордена Милосердия одержим грехом любопытства. Кардинал выпытывал подробности отношений Дика с его эром и задал множество вопросов об Августе Штанцлере. Казалось, что это не исповедник выслушивает признания грешника, а глава Тайной службы принимает доклад своего агента – и агента довольно бестолкового. Ричард послушно пересказал свой последний разговор с Алвой, однако, когда он дошел до попытки отравления, кардинал вскипел:

— Вы совершили тяжкий грех, сын мой! Вы посягнули на жизнь ближнего своего, которому, сверх того, клялись в верности. Разве присяга оруженосца не предполагает, что жизнь вашего господина должна быть для вас так же свята, как ваша собственная?

Ричард низко опустил голову.

— Поэтому я посягнул и на свою, отче, — пробормотал он, терзаясь угрызениями совести.

— Это вас не оправдывает! — живо воскликнул кардинал. — Совсем напротив! Подобное намерение только отягощает ваш грех. Вы хотели усугубить клятвопреступление и убийство еще и самоубийством. Разве не сказано в Эсператии, что поднявший руку на себя самого оскорбляет Создателя? Жизнь – это бесценный дар Его, а вы хотели распорядиться судьбою сразу двух людей как отпетый игрок, бросающий на кон очередную мелкую монету!

Возмущение исповедника заставило Дика окончательно пасть духом.

— Но что еще я мог сделать? — все же возразил он, обращаясь к подушечке для коленопреклонений, на которую опустился в начале исповеди. — Я пытался убедить эра Рокэ, пробовал поговорить с ним откровенно… И вы сами видите, к чему это привело!..

На сей раз Дик не стал рвать на себе волосы. Теперь осознание случившегося камнем свалилось ему на сердце. Пятеро человек погибли на дуэли из-за его ошибки!.. Плечи его поникли.

Кардинал не ответил. Размышляя, он прикрыл глаза и принялся бессознательным движением гладить свой наперсный знак.

— Можете ли вы сказать мне совершенно чистосердечно, сын мой, — заговорил он через минуту, — что думали только о спасении других?

— Клянусь вам в этом как перед лицом Создателя! — ответил Дик с полной искренностью.

— И никакие соображения личной мести не влияли на вас?

Ричард немного помедлил, добросовестно прислушиваясь к себе, как всегда советовал ему делать отец Маттео, а потом сказал, не обинуясь:

— Нет. Я уже давно не думаю о мести.

— Вот как? — удивился кардинал.

— Герцог Алва был добр ко мне, — честно признался Ричард. — К тому же, не случись той дуэли, мой отец умер бы на эшафоте.

Кардинал положил руку на голову юноши и легким движением вынудил его слегка приподнять лицо, чтобы вглядеться в него внимательнее.

— Правда ли, — спросил он, — что вашей целью было воспрепятствовать замыслу развести короля с королевой?

— Да, отче.

— И вы собственными глазами видели список Дорака, о котором сейчас мне рассказали?

— Да. Граф Штанцлер показал его мне.

Кардинал кивнул головой, словно соглашаясь с какой-то своей мыслью. Ричард подумал было, нет ли у магнуса Ордена Милосердия своих источников, которые подтверждали бы коварные замыслы Дорака, когда кардинал внезапно спросил:

— И вы, конечно, не усомнились в том, что список подлинный?

От удивления Дик даже невольно приподнялся с колен.

— Нет. Зачем бы эру Августу обманывать меня?

Кардинал слегка усмехнулся краешком губ.

— Граф Штанцлер политик, в отличие от вас, дитя мое. Он давно враждует с Дораком, а в политической вражде в ход идут самые грязные средства. Поразмыслите хотя бы над тем, что он предложил вам. Разве сами вы считаете, сын мой, что вероломное убийство – это лучший способ победить врага?

Дик припомнил свою беседу с эром Августом и, внезапно устыдившись собственной сговорчивости, отрицательно помотал головой, пряча глаза от кардинала.

— Вот видите. Я догадываюсь, что кансильеру стоило некоторого труда уговорить вас, и он даже не вполне преуспел в этом, поскольку сначала вы все-таки попытались переубедить своего господина… У вас нет опыта в политических интригах, дитя мое, но граф Штанцлер – старый царедворец, и если он считал нужным обмануть вас, он сделал бы это.

Ричард медленно покачал головой в знак несогласия.

— Эр Август был другом моего отца, — возразил он, — и я верю ему. Да и Гиллалун говорит, что за мной послана погоня, а он мой старый слуга, и его верность вне подозрений. Значит, Дорак действительно хочет разделаться с Людьми Чести, со мною в том числе.

— А я и не говорю, сын мой, — тонко улыбнулся кардинал, — будто Кантен Дорак не желает вам смерти. Он такой же старый интриган, как Август Штанцлер, и очень возможно, что кансильер правильно разгадал его намерения. Если бы я не боялся вас запутать, я сказал бы иначе: даже если кансильер и обманул вас, он, возможно, все равно не солгал. Но речь идет не о нем. Речь идет о вас. Вы не политик, не интриган и не царедворец. Зачем же вам вести себя так же, как те, кем вы не являетесь?

Ричард нахмурился. Кардинал выразился довольно прихотливо, но общий смысл его слов был ясен. Правда, отец Маттео часто говорил Дику, что Леворукий таится в частностях. В теории нет ничего легче, чем следовать добродетели, но вот как правильно действовать в конкретном случае? Если Дорак и впрямь планировал убийства (а он их планировал!) и замышлял развод королевы (а он его замышлял!), то что мог сделать Дик, чтобы предотвратить катастрофу? Он поговорил со своим эром… Он даже применил яд! Да был ли он вообще способен хоть как-то повлиять на Алву?

— Как же я должен был поступить? — спросил Ричард вслух, не адресуя своего вопроса конкретно кардиналу. Однако тот ответил, глядя на юношу серьезно и ласково:

— Это можете решить только вы сами, сын мой. Вы сами должны определить, что для вас приемлемо, а что нет. Вы не граф Штанцлер, не герцог Алва и даже не ваш батюшка. Вспомните: он в свое время посчитал возможным признать королем Талига принца Ракана. А вы, если я правильно вас понял, к этому не готовы.

Дик нахмурился, обдумывая эти слова.