Сердце Скал

— У моего отца были другие обстоятельства, — произнес он. — Он защищал весь Надор. За ним стояли все сословия, на привилегии которых посягнул Дорак. А семья… К счастью, я тогда был слишком мал, чтобы меня стали преследовать.

— Вас лишили бы титула и состояния, если бы Эсперадор Адриан не выхлопотал прощение для сына изменника, — строго поправил его кардинал.

— И я бесконечно признателен Святому Отцу, — подхватил Ричард. — Я также знаю, что ее величество королева и господин кансильер просили за меня, ссылаясь на мое малолетство… Но сейчас мне не окажут снисхождения. Если Дорак сумеет доказать, что я виделся с его высочеством Раканом, он обвинит меня в государственной измене. Башни Окделла будут срыты, его гербы сброшены и разрушены, мою матушку и сестер лишат последнего… Если же я попробую вернуться в Талиг, меня ждет Багерлее и Занха. Я говорю вам все это, отец мой, — рискнул добавить Ричард, — потому что вы, как мне показалось, осуждаете меня за это решение.

— Отнюдь нет, сын мой! — живо возразил кардинал. — Вы не сможете принести никакой пользы принцу, и только понапрасну подставите под удар и себя и всех, кто от вас зависит. Напротив, я рад, что вы думаете об этом… И потом, вы, в отличие от вашего отца, являетесь оруженосцем герцога Алвы.

Ричард снова сник. Он был кругом виноват: никого не спас, и лишь греховно покусился на жизнь собственного эра!

— Это ваша ноша, сын мой, — серьезно, но не строго сказал кардинал. — Вы признались, что сами и добровольно приняли ее на себя. Вам не следует забывать о ней.

Дик немного поколебался, прежде чем задать терзавший его вопрос.

— Разве то, что я сделал, не является нарушением моей присяги? — спросил он, заливаясь мучительной краской стыда.

— А что думаете об этом вы сами, сын мой? — поинтересовался кардинал в ответ.

— Я не знаю, что и думать, отче, — признался Дик сокрушенно. — Я обещал считать честь своего эра своей честью, и, мне кажется, что эту часть клятвы я сдержал. Я был уверен – и уверен до сих пор, что эр Рокэ недопустимо позорит себя, идя на поводу у такого негодяя, как Дорак! Тот впутывает его в свои интриги и заставляет вести себя бесчестно по отношению к Кат… тем, о ком ему следует заботиться.

Во взгляде кардинала снова мелькнуло любопытство, но он удержался от вопроса и заметил только:

— Но ведь вы едва не отравили своего эра.

— Я обещал считать его жизнь своей жизнью… и поэтому решил, что его смерть должна стать и моей смертью.

— Вы подменили понятия, сын мой, — наставительно произнес кардинал. — Вы обязались спасать, а не губить. Убийство противно Создателю, а самоубийство – тем более.

— Это моя вина… — признал Дик, снова низко опуская голову. — Но, отец мой, я и сейчас не знаю, как должен был поступить. Эра Рокэ так трудно понять! — воскликнул он, не сдержавшись. — Я служил ему больше года, я воевал вместе с ним, но до сих пор не знаю, зачем он делает то, что делает. Зачем он, например, послал меня в Алат? Может быть, это наказание, своего рода испытание? Или же он просто выгнал меня окончательно и бесповоротно? — Дик с надеждой взглянул на кардинала. — Мне показалось, ваше высокопреосвященство, что вы поняли распоряжения герцога Алвы лучше меня. Не угодно ли вам сказать мне, зачем монсеньор отправил меня в Граши?

Кардинал ответил, медленно проговаривая каждое слово:

— Граши – это город недалеко от Сакаци.

— Сакаци? — Второе название тоже ничего не говорило Ричарду. — А что такое Сакаци?

— Это вдовий дворец, — небрежно вымолвил кардинал. — Замок, в котором доживают свои дни овдовевшие представительницы рода Мекчеи. Впрочем, туда ссылают и старых дев, принадлежащих к той же фамилии.

На лице у Ричарда отразилась гамма чувств: сначала недоумение, которое постепенно сменило понимание и все возрастающий ужас. В опекунские обязанности эра входило, в частности, устройство выгодного брака для своего воспитанника. Что, если Алва в отместку за любовь Дика к Катари сосватал оруженосца за какую-нибудь перезрелую красотку из герцогской семьи Алата? Мекчеи – царствующий дом, к тому же богатый. Они могут считаться завидной партией! Монсеньор наверняка заявит небрежным тоном, что думал лишь о практической стороне дела: Окделлы разорены, и не жениться же герцогу на дочери какого-нибудь откупщика! Ричард похолодел, представив себе эту картину. Может быть, его уже поджидает в Граши завидное приданое, длинная родословная и какая-нибудь кривая карга не первой молодости с гнилыми зубами? Живое воображение мгновенно нарисовало ему образ суховатой прелестницы лет пятидесяти, морщинистой, желтоватой и вертлявой, которая почему-то смутно напоминала тетушку Аурелию в ее любимом палевом платье – оно отлично подходило к цвету ее лица… Бр-р! Создатель милосердный, неужто Алва решил наказать его таким образом?

Кардинал наблюдал за красочными метаморфозами, происходившими с лицом Дика, совершенно невозмутимо, однако глаза его смеялись.

— Великий герцог Альберт, — чинно проговорил он наконец, — предоставил дворец вдовствующей принцессе Матильде Ракан по сугубой просьбе нашего Святого Отца.

Ричард выдохнул с таким облегчением, словно у него с плеч свалился весь замок Сакаци вместе с воображаемым роскошным приданым и знатной старухой-невестой вкупе со всеми ее благородными предками вплоть до абвениева колена. На радостях он даже не сразу понял полный смысл сказанного. Однако минуту спустя имя «Ракан» все же заставило его сосредоточиться.

— А его высочество принц? — спросил он озабоченно, пытаясь взять себя в руки. — Он тоже уехал в Сакаци?

— Да. Поэтому, если бы сразу по приезде в Агарис вы захотели с ним встретиться, вы уже знали бы о его отъезде.

Дик с трудом удержался от желания потереть лоб. Он чувствовал, что его мозг пухнет от вопросов. Принц Альдо уехал в Алат? Для чего? Неужели Святой престол отказался от поддержки Раканов?..

— Но почему? — спросил Ричард вслух.

— Почему Святой Отец просил об этом? — догадливо договорил кардинал. — О, это было одним из условий примирения нашей матери-церкви с олларианской ересью.

— Но оно же не состоялось! — воскликнул Дик, ощущая, что опять беспомощно тонет в болоте политических интриг.

— Нет, но великий герцог Альберт сделал свое предложение раньше, чем сорвались переговоры, — объяснил кардинал не слишком, впрочем, вразумительно, и тут же вернулся к прежней теме: — Итак, по вашему мнению вы по-прежнему оруженосец герцога Алвы?

Ричарду вдруг вспомнилась Вараста, вечер после суда Бакры, палатка Первого маршала, и он невольно похолодел. Он едва успел прийти в себя, когда Алва задал ему вопрос, не желает ли он уехать вместе с маркизом Эр-При… Ловушка для доверчивого юнца, способного по собственной глупости стать изменником! Тогда он подумал, что Алва по обыкновению насмехается над ним, желая спровоцировать на какую-нибудь выходку… Неужели Ворон уже прошлой осенью намеревался избавиться от него, сделав отщепенцем и изгоем?!

Но кардинал ждал ответа, и Дик машинально повторил следом за ним, как эхо:

— Я по-прежнему оруженосец герцога Алвы… — и, помедлив, юноша мрачно прибавил: — но герцог Алва может считать иначе.

— Если он считает, что связывающая вас клятва разорвана, — наставительно произнес кардинал, — ему следует сообщить вам об этом. Ведь если я правильно вас понял, вы въехали в Алат в уверенности, что исполняете поручение, вверенное вам вашим господином?

— Да, отец мой, — сказал Дик, хватаясь за эту возможность как утопающий за соломинку.

— Что же… — Кардинал задумчиво погладил голубя у себя на груди. — Сейчас ваш господин находится в Фельпе.

— Вы советуете мне ехать туда? — быстро спросил Дик, едва не вскочив с колен.

— Нет, — обронил кардинал. — Если герцог Алва действительно выгнал вас, вы только поставите себя в ложное положение.

— Вы правы, отче, — признал Дик, — но этой неопределенности нужно положить конец! Я предполагаю как можно скорее вернуться в Надор, и оттуда…

— Бесполезно, сын мой, — оборвал его кардинал. — Если Дорак действительно намерен уничтожить вас, вы просто не доедете до дома. Сколько у вас с собой людей?

— Двое, — хмуро признался Ричард.

— Вот видите. У вас есть деньги?

— Да, монсеньор снабдил меня деньгами на дорогу.

— Это очень кстати. Я надеюсь, что вы понимаете, сын мой, — непринужденно продолжал кардинал, — что наша святая матерь-церковь не может взять на себя ваше содержание. Принц Ракан и так обошелся нам слишком дорого. К тому же, если против вас в Олларии будет выдвинуто обвинение в государственной измене, поддержка с нашей стороны будет выглядеть весьма двусмысленно.