Сердце Скал

— Гиллалун! — поразился он, не веря собственным глазам. — Ты! Как ты здесь оказался?

Отцовский телохранитель, расцветя улыбкой от уха до уха, соскочил со своего жеребца и сунул поводья в свободную руку хозяина.

— Вашмилость! — с чувством сказал он. — Ну и рад же я вас видеть!

— Добро пожаловать! — воскликнул корчмарь, радостно салютуя им сковородкой. Сердце его ликовало: Создатель по неизреченной своей доброте пролил на его заведение благословенный дождь из состоятельных приезжих.

Гиллалун вихрем взлетел по лестнице и отвесил Ричарду низкий поклон. Но обрадованный юноша схватил его в объятия.

— Гиллалун! — повторял он, не в силах поверить в такое чудо. — Старина Гилл! Как ты меня нашел?

— Эка невидаль, вашмилость! Неужто старик Гилл не найдет хозяина? Велика ли важность выследить свору южных соб… то бишь ваш отряд? Я еду за вами почитай от самой Олларии!

Озадаченный Дик отстранился, немного нахмурившись.

— Кто же тебя послал? Я ведь строго-настрого приказал тебе оставаться в Окделле!

— Их милость велели мне ворочаться к вам… И то сказать: я прибыл в самое время!

— Ну-ка, ну-ка, — проговорил Ричард, знаком разрешая слуге садиться и наливая ему стакан местного пива. — Расскажи-ка мне обо всем поподробнее.

Гиллалун уселся на табурет, спешно поданный Кеннетом, и с благодарностью принял пиво из рук своего господина.

— А нечего и рассказывать, вашмилость. Я, как в Олларию воротился, так сразу и сунулся в дом убив… э-э… господина Первого маршала. А привратник-то меня и на порог пущать не захотел. Нету, говорит, тут твоего хозяина, уехал, мол, по важному делу, а когда воротится – неведомо. Слуг-то всех, говорит, велено обратно в Надор отослать. К счастью, Тони тогда во дворе околачивался, лошадку вашу, Сону, обихаживал. Он малый толковый, сразу смекнул, что к чему, и подал мне тайком знак на улице подождать… Вот он-то мне и поведал, что вашмилость еще до рассвета в карету посадили и увезли, по всему видать, что к заставе Роз. Я сунулся сюда – сунулся туда, порасспрошал кой-кого, и вот… Нагнал вас, вашмилость!

— Понятно… — протянул Ричард задумчиво. — А что монсеньор? — спросил он наугад, надеясь услышать какие-нибудь новости.

— О том не знаю! — отозвался Гиллалун, разом посуровев. — До него ли мне было!

— Так ты его не видел?

— Нет… Но кой-что о нем сказать могу, — Гиллалун с вызовом посмотрел на Ричарда. — Подлый убивец он, ваш монсеньор!

Ричард досадливо отмахнулся: от отцовского телохранителя трудно было ждать иного. Гиллалун и вообще-то за людей почитал только горцев, а к остальным относился со снисходительной жалостью. Но после Ренквахи он сделал одно исключение. Если бы мыслью можно было убивать, то полуостров Кэналлоа уже давно лежал бы на дне моря. Поэтому Дик при первой же возможности отослал телохранителя обратно в Надор: трудно постоянно держать цепного пса на привязи.

— Ты ничего не знаешь, — сказал он, подразумевая обстоятельства своего отъезда.

— А вот и знаю! — уперся Гиллалун с истинно горским упрямством. — Я-то знаю, а вот вы, вашмилость, слепой, точно новорожденный кутенок! Вот вы, вы знаете, что у вас на хвосте погоня?

— Кто послал? — сразу же подобрался Ричард, вспомнив предостережение Суавеса. — Дорак?

— Кто ж его знает… Может, и так. Всё какие-то южные собаки.

Гиллалун, надо сказать, любил всех псов безразлично какого рода и племени, но тех людей, которых считал врагами, почему-то всегда ругал собаками.

— Я потому и задержался, что за ними следил… Худое у них на уме, — озабоченно сообщил Гиллалун и внезапно добавил, пристально взглянув на хозяина: — Ведь вашмилость едет в Граши?

— Откуда ты узнал? — опешил Ричард.

— Так кэналлийские собаки орали об этом на заставе во всю глотку… Счастье еще, что вашмилость свернули с дороги. Не иначе, сам Создатель уберег. Но это не надолго… Нападут мерзавцы на ваш след. Послушайте совета старого Гилла, вашмилость, — взмолился телохранитель, который, к слову, был вовсе не стар, — не езжайте вы в Граши! Там, Литом клянусь, уже западня для вас приготовлена!

Ричард задумался. В то, что Алва может подстроить ему западню, не слишком верилось. Ну а если монсеньор все-таки выдал его Дораку?.. Если Гиллалун говорит о погоне, значит, она есть.

Телохранитель достался Ричарду по наследству от отца вместе с разоренным замком, непосильными штрафами и разогнанными Надорскими штатами. Он был сыном простого крестьянина, которому как-то посчастливилось оказать услугу герцогине Эдит: крепкий мужик сумел уберечь ее милость от нападения дикого кабана. Узнав, что спасителя в его родной деревне кличут Гиллалуном – то есть служителем Алана – прабабка Ричарда усмотрела в этом промысел Создателя. Она не только щедро вознаградила мужика, но и взяла в замок его старшего сына на воспитание. Тот оказался ровесником герцога Эгмонта и с малолетства стал охранять его. Дув Гиллалун был смел, изворотлив, изобретателен и жесток и по-собачьи предан своим господам. Герцоги Окделл были для него богами на земле, а он со всем крестьянским простодушием соединял эсператистские догмы с языческим почитанием Лита, в которого верил так же свято, как в Создателя.

— Я еще не услышал твоих объяснений, Гилл, почему ты явился в Олларию вопреки моему приказу, — медленно проговорил Ричард, пытаясь оттянуть окончательное решение о поездке в Граши. — Я ведь ясно сказал тебе: в доме монсеньора тебе не место.

Гиллалун опустил голову, как виноватый.

— Выгнали меня миледи герцогиня… взашей выгнали, — уныло признался он.

— За что? — удивился Ричард: матушка всегда ценила преданного слугу по справедливости.

— Уж не знаю, сказывать ли…

— Ну-ну, говори!

— Не угодил я миледи. А уж как старался-то, души не жалея!.. Ан нет. Гневаются оне на меня.

— Гилл! — строго приказал Ричард. — Рассказывай, не тяни!

Телохранитель тяжело вздохнул.

— Все через баронессу Карлион приключилось, — признался он. — Прислала она в подарок их милости икону святой Октавии, не иначе сдуру. Миледи страсть как осерчали, кузину крепким словцом обозвали, а на икону едва не плюнули. Зачем бы мне, говорят, эдакая мерзость богохульная, блудница олларианская? Отец Маттео пробовал их образумить, мол, это не блудница Октавия, а честная эсператистская святая, да куда там. Оне и отца Маттео едва еретиком не выбранили. И давай ко мне подступаться: сожги да сожги богомерзкую доску. А как сожжешь? Это все ж-таки икона, пусть и негодящая.

Гиллалун с простодушным видом почесал в голове. Ричарду стало ясно, что дело нечисто.

— И что? Матушка из-за этого тебя выгнала? — осведомился он.

— Да нет, вашмилость… Сжег я все-таки эту доску.

— Что же тогда ты здесь делаешь? — удивился сбитый с толку Дик.

— Не угодил я миледи, вашмилость, как уже имел честь вам докладывать… Оне, как уголья-то увидели, так просто из себя вышли. Что ж ты, говорят, такое учудил, рожа ты богохульная! Как ты смел на святую икону посягать! — Гиллалун широко развел руками. — Я ли их милости не поноравливал! Заикнулся было, что им та икона самой неугодна была, а оне как ножкой на меня затопали и бесстыжим вруном назвать изволили.

Кеннет беззвучно захихикал.

— И пришлось тебе уезжать? — уточнил Ричард, с трудом докапываясь до смысла всей этой истории.

— И пришлось уезжать, — покаянно признался Гиллалун. — Миледи велели им больше и на глаза не попадаться. Ворочайся, говорят, к своему хозяину, из него, мол, и делай дурака, а оне-де над собой шутки шутить не позволят…

Кеннет перешел на сдавленный кашель. Ричард тоже посмеялся бы, но его беспокоила мысль, зачем матушка разыграла эту комедию.

— Так значит ты, бедняга мой Гилл, — заключил он, — невинно пострадал через святую Октавию?