Серебром и солнцем

– Как это говорила Лита? Просто: «Исцеляю?»

Мира не успела ответить, отвлёкшись на двух последних кукол, расчерчивающих небо широкими кругами. Новый поворот. Дикие предгорья внизу…

– Можно, я попробую позвать дикарей? – Габриель сильно ухватила её за руку, нарочно отвлекая. – Они боятся меня, но и тянутся ко мне… Можно?

Теперь ответить не успела Мира. Габриель рванулась куда-то, выпустив ее руку...

Мыслью Мира возвратилась в подземный зал. Охотники признали её кукол и даже организовали им защиту. Три её куклы гоняли крылатых тварей. Сосредоточившись на них, Мира скоро сорвала с чужих кукол чудовищные оболочки и добила рабов на полу. Её оставшееся на земле отражение, неловко орудуя мечом, снесло им головы.

Было мгновение ужаса, когда не отступающие carere morte оттеснили её от охотника. Их чёрные крылья замелькали перед самым лицом, закрывая весь мир, и вампирша упала на колени, схватившись за голову, чувствуя, что не удержит… не удержит все нити… Было мгновение надежды – там, в подземном зале, когда она поняла, что вампиры дрогнули и готовы отступить. Было мгновение боли, когда её куклу в небе разорвали carere morte, и Мира, возвращённая болью в своё тело, нашла себя, скорчившейся на камнях, как ребёнок в материнской утробе, как то её отражение… И было мгновение радости – когда свет от маленькой фигурки Габриель разросся и окутал стаю дикарей-вампиров, кружащих над избранной. Их крылатые тени растворились в сиянии дара, а вампиры попадали на землю. Те, что посильнее, поднимались, другие остались лежать, слабо шевелясь. И Мира услышала биение их сердец – уверенный, быстрый стук, она почувствовала тепло их дыхания. Эти carere morte были исцелены, а другие дикари стеной встали перед избранной, защищая её от кукол старейших…

Вскоре куклы старейших были изгнаны из подземных помещений. Дикари, вставшие на сторону охотников, точнее, на сторону избранной, прогнали их с территории церкви Рафаэля. Но Мира знала, что радоваться рано. Её куклы, патрулирующие окрестности, разглядели вдали большой отряд carere morte. Дэви не собирался сдаваться. Всё же в битве наметилась передышка и она, устало вздохнув, отпустила кукол и пошла к Источнику. Она ступала осторожно, боясь, что от малейшего сотрясения вновь рассыплется на осколки-отражения. Она не замечала ничего вокруг.

Потом знакомый прохладный ветер погладил окаменешее от сдерживаемых эмоций лицо... и вдруг резко усилился: мощный, сбивающий с ног порыв. Мира устояла на ногах, сделала еще шаг.

''Покров восстановился - избранная воодушевила и охотников,'' - как и сутки назад, важное хорошее событие не вызывало сильных чувств: все тонуло в смертельной усталости, и только старая крохотная надежда, что и для нее это событие принесет нечто хорошее, зудела, как заживающая ранка. Но она смотрела, как вампиры Дэви улетают прочь от церкви, не в силах справиться с воскресшим покровом, и не верила ей. Крылатые тени долго виднелись черными точками в светлеющем небе, алая полоса на чистом от облаков горизонте возвещала приход нового дня... а она вспоминала недавние неосторожные слова Дианы:

''Меркес сказал, до нового утра он не доживет...''

У подземного хода ее встретил Бовенс.

– Скорее, - взволнованно сказал он.
– Все уже готово.

– Готово для чего?
– хотела спросить Мира, но не спросила. И слова, и мысли поглотила сырая темнота подземных помещений. Она только то и дело вздрагивала, когда с потолка на неё срывались капли воды. Бовенс быстро шёл впереди, Марк позади, и Мира была вынуждена идти шаг в шаг с ними. Она ощущала себя пойманной в ловушку. Пришла неуместная мысль: «Наверное, также чувствовала себя Лита, когда я тащила её в церковь Микаэля…» А Бовенс уже распахивал перед ней двери большого зала Источника.

– Куда мы идем? - очнувшись, спросила Мира. Бовенс улыбнулся, в улыбке была знакомая усталость, но и довольство:

– На посвящение избранной.

Посвящение избранной? ...Опять? На миг Мира вспомнила доверчивую улыбку Литы, и к горлу подкатила тошнота.

– Я carere morte, - слабо сказала она.
– Вы только что видели моих кукол – каково? Должна ли я быть там?

– Ты сегодня дала всем надежду, - сказал Бовенс. Его голос потонул в сонме других голосов. Они ступили в подземный зал. Немногие защитники Источника встретили вампиршу радостными возгласами.

Огни светильников отражались в хрустально-прозрачной воде. Ею был залит пол зала. Вода лилась и с галереи – ручейки вели свою мелодию, хрустально-прозрачную и знакомую. Для Миры отыскалось единственное сухое местечко: маленький выступ скалы недалеко от чаши Источника. Её несли туда на руках и поставили, словно на постамент. Почему-то все много шутили и смеялись. И Мира, ловя то одну, то другую дружескую улыбку, дрожаще улыбалась в ответ, пока ее куклы, не видимые охотниками, танцевали в небе отчаянный танец, выражающий все ее истинные эмоции. Танец победы и поражения, радости и боли, надежды и тоски. Глазами кукол она видела, как, раздвигая облака, расползается, поглощая весь небосвод, алая полоса холодного зимнего рассвета...

И было почти идеальное посвящение. Воплощение древней легенды в жизнь. В разгромленной церкви, на руинах старого мира... Вампирша, встав на место главы ордена, принимала клятву избранной. Мира говорила три заключительные формулы, а собравшиеся благоговейно внимали каждому её слову и каждый вспоминал свою клятву и вновь принимал её. Одна Мира была неспокойна. Пламя свечей казалось ей неровным, дрожащим, и, почуяв её слабину, тени в углах гримасничали и плясали. А восемь крылатых теней над церковью взлетали и снова падали, касаясь крыльями то звезд, то камней предгорья. Они кружились хороводом, то растягиваясь в воронку, то расплываясь в диск. И вой ветра в их ушах казался хозяйке стоном самой Бездны. Не той - пустой, жестокой матери вампиров - Той, что стояла над ней: Бездны Вселенной. Той, что является источником всех чувств, идей и стремлений: и злых и добрых...

– Эй, - кто-то тихо тронул ее за руку, и Мира очнулась. Посвящение закончилось. Габриель уже о чем-то беседовала с Алексом, а к ней подошла Диана.

– Мира, что с тобой? Тяжело принимать новую способность? Отпусти кукол, с нами теперь избранная.

– Я отпущу их... потом, - Мира помолчала.
– Диана, скажи, а где сейчас Карл? В каком госпитале?

– Здесь, в госпитале при церкви, - Диана ободряюще улыбнулась.
– Я как раз хотела тебе сказать... Дары и Меркеса не было на посвящении - значит, они сейчас с ним.

Госпиталь при церкви занимал длинный и низкий одноэтажный дом. Мире открылся холодный тесный коридор, почти тонущий во тьме. В дальнем его конце умирал огонек лампадки, и она задохнулась, увидев этот маячок, обозначивший простую деревянную дверь, ведущую в боковую комнату, - маленькую звездочку надежды.

''Он жив, правда ведь, жив? Иначе лампадку потушили бы, верно? '' - почему она так решила, Мира не могла сказать. Разум хватался за самые нелепые связи и детали, пока она быстрым шагом шла по коридору на огонек за закоптелым стеклом. Сердце заходилось в бешеном стуке, и все же она едва ощущала его своим. Это был огромный барабан, отмеряющий последние мгновения до того, как правда откроется ей.

Дверь была приоткрыта. За ней спорили два голоса, мужской и женский. Не вслушиваясь в слова, ни о чем пока не думая, Мира толкнула дверь, и та отворилась.

Тут, как и предсказывала Диана, был старый врач ордена - Меркес и Дара в сестринской униформе. Но ее в непривычном наряде Мира узнала все же быстрее, чем человека, лежащего на постели у окна. Мужчину с изжелта-бледным лицом, исхудавшего и осунувшегося. Ввалившиеся глаза, обведенные темными кругами, были закрыты, - но спал он или был в глубоком обмороке? Искусанные губы приоткрыты. Грудь была перебинтована и петля бинта шла внахлест вокруг шеи. Забинтовано было и запястье правой руки, в нее, безвольную, как у куклы, Меркес вкалывал сейчас иглу от прибора переливания крови.