Серебром и солнцем
Шрифт:
Он дрогнул - и Мира почувствовала победу, - но тут же обнял ее крепче и... отстраненно.
– Неважно, что мне сейчас снится. Я выбрал свой путь в Призрачном парке, - глухо сказал он.
– И сейчас я так же свободен в выборе, как тогда. Адора, давно, указала мне способ уйти и без твоего разрешения. Раньше я боялся за тебя... А сейчас вижу тебя и вижу, что ты это выдержишь.
– Нет! - зная, что не удержит, она вцепилась в него с отчаянностью умирающей.
– Что ты говоришь! Не будь так жесток!
– Значит, исцеление?
Он отстранился от нее, и Мира увидела, что он довольно и ободряюще улыбается.
– Нет, слабо повторила она.
– Я когда-то пришла в орден... из-за тебя! Я искала для тебя спасение
Он опять улыбнулся, почти уверенный в себе, весёлый. И отпустил ее плечи, Мира знала: навсегда.
– Ты теперь охотница, а не вампирша. Хотя бы поэтому наше прошлое не бессмысленно. У других получилось то, что не получилось у меня. Ты почти исцелена, и знаешь, что... я пошел за избранной!
– Не смей уходить! Я... приказываю!
Но он уже бежал к Источнику. Торопился, чтобы не успеть испугаться своей решительности... и вечной черноты за последним отрезком своего пути. Мира без сил опустилась на землю.
«Зачем было всё это? – шептала она. – Маленький мальчик, вставший в луче света… Гроза у Академии… Холодный серебряный ошейник… – я почти не помню это прошлое. Было ли оно? Кажется, было. Вот только, зачем же, тогда, оно было?!»
Никто не отвечал. Ночь торопилась уйти, как и названный сын, а новый день был равнодушен к одинокой вампирше. Окровавленное солнце нового мира предвещающее закат владычества carere morte, вставало над Доной, а она лишь глядела на него, уже не боясь сгореть от его лучей. Наступило время похоронить то, что мертво и дать вырасти тому, что живо. И что-то иное, чем пустота вампирского бытия, заполняло ее сердце. Теплое и нежное, цепкое и безжалостное, как все живое. Сияющая звездочка дара приближалась. И Винсент шел рядом с ней, не тушующийся в ее лучах. Такой же... одной крови со всеми избранными... Мира закрыла глаза, но все равно чувствовала приближающееся тепло сквозь веки.
– Мне сказали, вы хотите сообщить мне что-то?
– весело спросила Габриель.
– Кажется, я уже догадываюсь, что... Уверены?
Мира открыла глаза и сразу же встретилась взглядом с Винсентом. Они были идеально настроены друг на друга, всегда... Что же будет теперь?
– Да, - ровно сказала она, - мысленно прося у Винсента прощения, и зная, что он уже простил.
– Я проиграла одно старое пари. И поэтому я прошу сейчас вас. Об исцелении.
– Строго говоря, исцеляет не дар. Я как раз сейчас читала, Латэ и некий Морено давно вели исследования того, что вы называете даром. Они открыли особые клетки крови, которые есть только в крови carere morte. Их называют сетчатыми, потому что они часто встречаются в симбиозе с нервными клетками, и те своими отростками оплетают их, словно сетью. Они как-то связаны с сердцебиением и возобновлением дыхания у carere morte. Их много у низших, у дикарей. А у кукол собственных сетчатых клеток нет совсем, в их крови находят только единичные, попавшие с проклятием хозяина. И сейчас выясняется, что эти клетки – единственный источник живительных элементов, способных запустить процесс исцеления. Обычно у вампира они спят, неактивны, но дар будит их, и они освобождают живительные элементы. У carere morte возобновляется дыхание, сердцебиение приходит к нормальному человеческому ритму, а кровь очищается от проклятия. Всё благодаря сетчатым клеткам, а не прямому действию дара.
– Это самая странная избранная из всех, что можно вообразить! - со смехом сказал Винсент.
– Но, признаться, научные термины действительно внушают уважение к м-м... методу. Теперь, Мира, я за тебя спокоен.
Она только кивнула, не улыбнувшись. "Нужно спросить еще что-нибудь - пусть будет лекция на час... На целый час!''- подумала она, но избранная взяла её за руку, и эта веселая и ужасная мысль исчезла. Само солнце было здесь, так близко, в шаге от вампирши! Свет затоплял всё вокруг. Лучи пронзили
Миру – не пошевельнуться, и вскипела мёртвая кровь, сжигаемая ими. Она вздохнула и призвала видение из далёкой ночи: пульсирующее сердце мира и протянутая к ней тонкая золотая нить – луч. Мира расслышала глухие удары этого сердца, и боль, и страх ушли. Нить дрожала, билась в такт диковинному огромному солнцу перед ней.«Я, тень, почему я не исчезаю в этом сиянии?»
Мира сделала шаг к свету, взявшись за тонкую блестящую нить, думая, что этот шаг станет последним. Но тень осталась позади, цепляясь лишь за её ноги: длинная, как вечером, голова её терялась вдали. Мира избегала смотреть туда… Она смотрела вперёд, на солнце, обжигая глаза. Кровь кипела. Сердце билось всё уверенней, разгоняя её всё быстрее. Жар волнами разливался по телу. Каждая клеточка вопила от боли. А тень позади удлинялась. Она колыхалась, её трепал ветер, грозя оторвать от ног и унести прочь.
Золотая нить вдруг бросила ярчайший блик в глаза. Мира зажмурилась на секунду: она уже ловила прежде этот отсвет. Мальчик встал в луче, прорвавшемся в их тёмный дом с улицы, его локоны блестят как золото, нет, сильней: как солнце... Она заметалась, озираясь:
«Где ты? Я хочу видеть тебя!» - этот зов был услышан. Она, не видя, почувствовала его – отделённую часть себя, тень, питаемую её чёрной кровью.
– Прости! - почти беззвучно прошептала она, но Винсент услышал, напряженные губы шевельнулись:
– Будь счастлива.
Она хотела улыбнуться… и не смогла. Теперь не свет – чернота затопляла всё вокруг.
Нить в руке билась всё требовательней, толчки сердца слились в сплошной гул. Тень трепетала, раздираемая ветром в клочья. Мира теряла её, теряла связь. Она пошатнулась, но устояла… почти слепая: свет выжигал ей глаза…
«Сердце… Сейчас разорвётся…»
«Умойся звёздным дождём, - вспомнила она.
– Оденься грозным огнём». Нет, ей не хотелось читать этот стишок. Совсем другая избранная исцеляет совсем другую Миру. А то заклинание осталось в прошлом, затерялось среди других несбывшихся надежд.
– Сначала рвутся связи с рабами, - предупредила Габриель.
– Вот сейчас…
Она была права. Первыми растворились в черноте восемь слабых недавних отражений вампирши. «Винсент!» - взмолилась Мира. Она понимала, что вот-вот утратит связь и с ним. Она отчаянно, коготками цеплялась за ниточку к нему, но слабые пальцы хватали только пустоту.
«Пора! Разрушается моё проклятие, и ты, моё сокровище, исчезаешь. Я отпускаю тебя. Мне - не должно держать открытой эту дверь! Тебе - довольно медлить на пороге! Шагни за неё… в подлинное бессмертие. Иди, мой мальчик. Прощай».
«Прощай», - прошептала она и, сдавшись, зажмурилась. Она не хотела видеть, слышать, как он падает: резко, навзничь, точно у него из-под ног выдернули землю… точно из него разом выдернули всю жизнь.
Её вечность размыкалась на элементы. Время, сердце, жизнь – эти слова обретали старый смысл. Она узнавала их терпкий, подзабытый вкус. Сердце толкалось где-то в висках, вопя…
Мира сделала глубокий вдох… И поняла, что живая. Она ощущала каждую клеточку своего тела. Они возрождались и рождались заново: и счастье, и мука. Ещё глоток воздуха, и последние клочки тьмы растворятся в горячей живой крови. Тогда придёт последняя волна жара и можно будет отпустить золотую нить, и её сердце не собьётся с ритма.
Но она медлила.
«Винсент…» - снова позвала Мира. Сияние дара схлынуло. Она открыла глаза, готовая к самой страшной картине – его смерти. Открыла… и застыла, поражённая. Винсент по-прежнему стоял рядом с Габриель. Его грудь мерно вздымалась, взгляд, мечущийся по ее лицу был и испуганным, и радостным. Мира слышала биение сердца юноши, точно в такт своему.
«Её ослабевшее проклятие оставило его, а связь не исчезла. Почему? Что она, эта связь? Можно ли обратить проклятие - сокровищем?