Серебряная герцогиня
Шрифт:
— Ваша невеста изумительно хороша.
— О да. Прекраснейший дар богини. К тому же она весьма умна.
Мелодия стихла. Ульвар тихо-тихо выдохнул, любезно улыбнулся и склонился в обычном поклоне, благодаря за танец. Джайри присела в реверансе.
«Хочу тебя вечером», — полыхнуло в голубых глазах.
Джайри чуть повела головой и увидела, что король принял её отказ.
Протанцевав ещё пару танцев, она покинула бал. Этикет был соблюдён. Оставаться до конца было не обязательно. Герцогиня велела подать карету. Сейчас ей хотелось скрыться в её великодушной тени. Ночью предстоял маскарад, и нужно было беречь свои силы.
Она вышла на балкон, глубоко вдохнула свежий после дождя воздух.
— Вот это противоречие меня всегда сводило с ума, — раздался за ней до боли родной голос.
Две крепких руки притянули её. Джайри выдохнула, чувствуя, как теплеет на сердце, а горло перехватывает спазм. Она расслабилась и почти легла на его груди.
— Противоречие?
— Между разумом и чувствами, — тихо пояснил он и зарылся лицом в её макушку. — Я не в силах его постичь. Ты сознательно и хладнокровно совершаешь выбор, планируешь, приходишь к трезвым выводам, иногда достаточно жёстким, но твоё сердце живёт своей жизнью.
— Разве это не естественно? Полководец, ведущий войска, может испытывать, например, страх, но это не отменяет его разумный выбор.
— Нет, я не про эмоции, Джай. Я про сердце. Конечно, ты можешь поддаться и эмоциям, но только на непродолжительное время. Гнев, страх, неважно. Ты достаточно сильна, чтобы их контролировать. Но чувства… Разумом ты со мной, а сердцем — нет. Твой рассудок прекрасно понимает, что я поступаю правильно, что появление королевы мало что изменит в нашей жизни, что все эти толки и пересуды глупцов — это все так неважно… А твоё сердце сейчас плачет.
Она прижалась к нему, не оборачиваясь. Так глубоко ее понимать мог лишь Ульвар.
— В детстве меня это раздражало, — продолжал король, — злило и казалось глупостью. А сейчас… Джай, я с ума схожу по тебе. Злюсь, да, даже бешусь иногда. Но эта твоя двойственность противоречий затягивает в тебя, как в омут.
— А если я полюблю другого, кого-нибудь, кто не ты, Уль? Что ты станешь делать?
Он вздрогнул и обнял ее крепче.
— Не знаю… Смотря как полюбишь. Если как меня — разумом, то я сражусь и одержу победу. А вот если сердцем… то на этом поле я проиграл. Нет, я не знаю, что тогда стану делать. Лучше будет для нас обоих, если этого не случится.
— Разве я тебя люблю разумом? Нет, Уль. Как раз мой рассудок восстает против этой любви…
Уль тихо рассмеялся.
— Ошибаешься. Рассудком ты всегда была моей. С самого детства. Тебе нравится, что я король, потому что ты и сама любишь в это играть. И тебе нравится та власть, которую тебе даю я. Но вот сердце… Сердце всего этого принять не может, а потому отвергает и меня.
— Моё сердце тает в твоих объятьях, — возразила она.
— Рассудок мой над сердцем не имеет власти, — процитировал король, — он холоден без жалости и строг, а сердцу глупому удел — безумие страсти. Ты — идеал мой, счастье и порок.
— И много ты прочёл моих стихов?
— Все. Ты сама себя не знаешь, Джай. Ты пыталась бороться с моей властью над тобой при помощи рассудка и проиграла. Знаешь почему? Потому что он — мой союзник. Всегда им был. Глупо было пытаться использовать его как оружие против меня.
Они снова замолчали. «Я потом подумаю над тем, что он сказал», — решила Джайри, откинув голову затылком на его плечо. Ей казалось, что мир остановился, замер, музыка отдалилась, и в сердце наступила тишина. Его объятья закрывали её от всего мира, словно крылья большой птицы.
— Ваша светлость, карета подана.
Она вздрогнула от почтительных слов слуги, но Ульвар, не оборачиваясь, бросил:
— Подождёт.
И всё же очарование
момента растаяло. Джайри отстранилась — и король ей позволил — обернулась и заглянула в его лицо.— Та девушка… невеста твоего Бэга. Я забрала её себе. Что там за история с украденным младенцем?
— Знаю, что забрала. Не самое разумное решение, Джай. Отца у ребёнка Отамы нет, а без мужа ей дочь не поднять. Конечно, ты можешь стать её покровительницей, но… Уверена ли, что хочешь взять эту ношу на себя? Бэг не лучше и не хуже прочих. Впрочем, решать тебе.
— А ребёнок?
— Я её шантажировал, — честно признался Уль, прошёл к балюстраде и оперся о неё левой рукой. — Это тоже было глупо. Вряд ли Тивадар согласился бы обменять тебя на неё. Но я сходил с ума от страха и от мысли, что должен ради блага королевства оставить тебя дракону.
— Тогда понятно, почему она так боится меня. А ребёнка украл Бэг, верно?
— Да.
— И Шэна убил тоже он?
Ульвар покосился на Джайри, кончик губ дёрнулся в усмешке.
— А была причина мне его убивать?
— Да. Мы с ним спали. И ты это знаешь.
Король закрыл глаза и улыбнулся.
— Люблю твою смелость, Джай. Мало кто из женщин умеет быть смелой. Не в истерике, не под влиянием эмоций. Просто смелой.
— Ты не ответил.
— И не отвечу. Не сейчас. Вернёмся к этому вопросу после моей свадьбы. У меня тоже есть к тебе вопросы, и, пожалуй, нам пришло время честно ответить на них друг другу, не находишь?
Джайри отвернулась и пошла прочь и, уже спустившись по ступенькам, запрокинув голову, посмотрела на него. Ульвар задумчиво наблюдал за ней сверху. «Как же мы оба выросли», — хмыкнула девушка, присела в реверансе и направилась к карете.
— Джай…
Она обернулась.
— Спасибо, — тихо сказал король. — Я сегодня утром побывал в городе. Оценил твои усилия. Ярмарка, гуляния, мистерии, угощения… Народ счастлив. Даже не припомню, чтобы когда-либо видел Шуг таким нарядным. Ты очень много для меня сделала.
Джайри шутливо приложила ладонь к груди слева:
— Мой разум, мои помыслы и моё сердце — для тебя, мой король, — напомнила слова древней присяги.
Ульвар рассмеялся.
Джайри не любила золото. Выбирая ткань для платьев, предпочитала холодные оттенки. Из всех многочисленных оранжево-жёлтых допускала лишь сочетать лимон с лазурью. Притом лимонного цвета могли быть шнурки, ленты или сапожки, но не основная ткань. Однако на этот маскарад, поддавшись неясному импульсу, Джайри заказала портному костюм лисицы. И сейчас, стоя перед зеркалом, злилась на себя. Ярко-оранжевая верхняя юбка, расшитая чёрными цветами, сливочно-белый бархатный корсет, чёрные меховые рукава, расширяющие к низу, под ними — узкие, и перчатки того же цвета. Ну и маска лисы, конечно. И пышный хвост. И чёрные большие ушки, отделанные мехом и мелкими бриллиантами. Тоже чёрными.
Всё слишком ярко и броско. На взгляд Джайри — аляповато.
Но делать нечего: менять что-либо было уже поздно. Собственно, идея Джайри заключалась в выборе самого животного. Эдакий вызов Улю. Маленькая женская месть… Глупая и бесполезная. Сейчас девушка это прекрасно осознавала.
— Как вам идёт, Ваша светлость! — прошептала камеристка.
— Благодарю, Эйни. Вели кучеру подогнать ко входу карету без гербов.
«Ты можешь оскорблять равных, Джай, но со слугами и подчинёнными должна быть неизменно вежлива», — вспомнились ей слова отца. Герцогиня провела пальчиком по короткому рыжему бархату мордочки и вздохнула. Где он сейчас? И жив ли? Джайри любила мать. Нежно и снисходительно, но отец… Они были необыкновенно близки с ним, и если кто-либо, кроме Ульвара, и повлиял на становление личности Серебряной герцогини, то это, конечно, Ларан.