Сессия в условиях Талига

– Придется быть вежливыми, – вздохнул тихонько Альдо и я не упустил случая одарить его злорадным взглядом.

– Ваше Величество, – второй советник посольства граф Жанду поклонился, – посольство великого герцогства Урготского счастливо принимать венценосного гостя. К нашему глубокому сожалению, маркиз Габайру тяжело болен и не покидает спальни.

Камни злились на Альдо, легко спрыгнувшего с коня. Или на меня – как теперь понять? Можно попробовать заговорить с ними, но с тех пор, как я подсыпал яд в вино и это вино случайно выпил Алва, камни со мной отказывались общаться. Я мог лишь слышать их настроение, но не слова и песни.

– Мы надеемся, маркиз в сознании?

– В полном сознании, – кивнул ургот. – Но ему тяжело говорить.

– Мы желаем видеть маркиза Габайру.

– Он будет счастлив, только лекарь не исключает, что его болезнь заразна.

– Нам не опасны осенние простуды, – Величество спешился и направился к крыльцу.

Я – следом. Открылись медленно тяжелые, обитые медью, двери, и мы потихоньку вошли в дом. Здесь от тепла защипало слегка щеки, запахло лекарственными травами. Ургот почтительно посторонился, пропуская нас в вестибюль. Альдо тихо поблагодарил его. А я тем временем внимательно оглядывался по сторонам. Панели из темного дерева, тяжелые светильники, большие картины. Четверо офицеров замерли у парадной лестницы.

– Монсеньор, прошу вас.

У нас забрали плащи и шляпы. Хм, странно немного, но с другой стороны, не придется жариться в теплой одежде. Мы потопали к лестнице, слуга снова напомнил, что маркиз Габайру не встает с постели. Видно, ему не хочется принимать гостей. Но куда там! Альдо Ракана не проймешь, Альдо Ракан прет как танк! Впрочем, он сразу сменил тему.

– Как здоровье Его Величества Фомы?

– Разыгралась подагра, – печально ответил дипломат. – В конце осени в Урготелле сыро, вот в столице Талигойи более здоровый климат. Прошу вас направо…

– Да, Урготелла стоит не в слишком удачном месте, – Альдо задержался у огромного полотна. – Его Величество Фома может гордиться красотой своих дочерей.

– Этот портрет написан весной прошлого года, – похвастался граф Жанду. – Работа Теотелакта Агарина.

Нет, Величество, на урготской принцессе женишься не ты, а Рокэ. Я-то постараюсь… На полотне были изображены Фома и принцессы. Девушка в розовом держала цветок, девушка в голубом кормила голубей. Неплохо, думаю, кто-нибудь из них моему бывшему эру приглянется. А вот на Айрис я его женить раздумал. Она же задолбает его! Да и потомки-астматики королю совсем ни к чему. Второго Святого Эрнани Талигойе не нужно.

– Чувствуется рука мастера, – Альдо разливался соловьем. – Талигойские художники не уступают урготским. Мы собираемся в скором времени сделать достойный подарок Их Высочествам, а сейчас нам нужно поговорить с маркизом.

Наверное, слуга был отлично вымуштрован, поскольку даже не закатил глаза, а учтиво поклонился и проводил нас, куда Альдо клянчил проводить уже долго. Нет, не в Закат, хотя Величество явно напрашивался.

Жоан Габайру находился в душной комнате, одетый в теплый халат, возлежав в кресле. Его ноги были укутаны меховым одеялом.

– Какая честь для больного старика, – закряхтел он, пытаясь подняться.

– Сидите, сударь. Как вы себя чувствуете? – неловкая попытка Альдо проявить снисходительную заботу.

– Так же, как и неделю назад. Лекарь полагает, что я застудил верхнуюю часть легких и это весьма неприятно.

Я посмотрел на запертые окна и задернутые портьеры. Может, у него еще и глаза болят, если не хочет видеть дневного света? Потрескивал огонь в камине, плясали огоньки свеч на письменном столе, и от этого дышать было просто невозможно.

– Нам не хватает вашего общества, – без приглашения Величество сел в одно из четырех кресел. – Садитесь, Окделл. Маркиз, полагаю, вы слышали о нашем спутнике?

– Разумеется, – от пристального взгляда старца мне стало не по себе. – Я впервые заметил этого достойного юношу, когда он приносил присягу оруженосца. Властитель Надора проделал большой и весьма примечательный путь.

Угу, примечательный. Случайно отравил эра, был выпихнут из страны, но пришел вместе с восстанием обратно, теперь сижу здесь и страдаю от собственного бессилия. Примечательнее некуда.

– Маркиз, мы не хотим утомлять вас и потому будем кратки. Получил ли Его Величество Фома наше письмо? Кроме того, мы готовы принять ваши верительные грамоты, что избавит вас от поездки к экстерриору, – вновь принялся Альдо за соловьиные трели.

– Я очень сожалею, но последнее письмо Его Величества, достигшее этого дома, подписано 14 днем Осенних Ветров. Я четырежды отправлял в Урготеллу курьеров, но у меня нет уверенности, что они достигали цели.

– Отправьте еще раз, а мы обеспечим вашему курьеру надлежащий эскорт.

– Но дорога через южные графства стала весьма опасной, – закашлявшись, маркиз прикрыл губы темным платком.

– Не переживайте, – Альдо вытер пот со лба. – Скоро это пройдет.

– Безопасные дороги облегчат жизнь моему преемнику, – вздохнул горестно старик.

– Мы уверены, что вы поправитесь. Ведь вы в Ракане тридцать лет?

– Тридцать девять лет! – минутка хвастовства. – Но ничто не вечно. Я дважды просил моего герцога об отставке. Первый раз мне было отказано, ответа на второе прошение я пока не получал.

– Кто же вас сменит? Граф Жанду?

– Нет. Граф Жанду знает, что ему предстоит уехать в Эйнрехт. В свободное от своих обязанностей время он учит язык и читает дриксенские хроники. Это весьма полезное занятие, куда более полезное, чем написание доносов.

– Но граф Жанду знает Талигойю лучше чем Дриксен. Разумнее оставить его здесь.

– Люди слабы. Если второй советник будет думать о том, как стать первым, а первый – пойдет ли ему посольская лента, об интересах государства можно забыть. Каждый промах старшего будет вредить короне, но приближать младшего к вожделенной должности. Стоит ли в таком случае исправлять ошибки? Трое из четырех решат, что не стоит, а у дипломатии свои правила. Тот, кто хорошо играет в тонто в Паоне, и в Липпе не проиграет. То же можно сказать и о политике. Не сомневаюсь, новый посол быстро поймет, что происходит в этом городе. Прошу меня простить, я должен выпить свой отвар.

Прошу меня простить, но я ни кошки не понял, ибо дышать нечем, а еще нужно что-то осознавать и думать. Ужас. У меня пересохло в горле, но не хотелось говорить об этом, дабы не позориться перед послами. Вздохнув, я смотрел, как старик пьет что-то густое и темное. Тикали часы и хотелось поскорее выбежать на морозный воздух.

– Болезнь сродни любви, – хрипло выдохнул ургот, – завладевает человеком целиком и оканчивается либо выздоровлением, либо смертью.

– Мы от всей души желаем вам первого, однако наш визит преследует еще одну цель. Мы хотим передать Его Величеству Фоме наши предложения.