Северские земли

Тогда вспыливший Витовт сменил пряник на кнут, и пообещал, что все эти огромные средства он пустит на то, чтобы лишить Збигнева краковского епископства, и сделает его ничтожеством, но стойкий епископ и будущий фактический правитель Польши после смерти Ягайло не испугался.

Этот взрыв ярости был последней вспышкой.

27 октября 1430 года скончался Витовт Литовский, великий воин и собиратель земель. Вышел срок. Железный старец умер, так и не завершив ни отделения Литвы, ни завоевания всех русских земель.

И трудно придумать ему лучшую эпитафию, нежели ту, что дал наш великий историк и писатель Николай Карамзин:

Сей Князь, тогда славнейший из Государей северной Европы, был для нашего отечества ужаснее Гедимина и Ольгерда, своими завоеваниями стеснив пределы России на Юге и Западе; в теле малом вмещал душу великую; умел пользоваться случаем и временем, повелевать народом и Князьями, награждать и наказывать [...]

С ним, по словам Историка Польского, воссияла и затмилась слава народа Литовского, к счастию России, которая без сомнения погибла бы навеки, если бы Витовтовы преемники имели его ум и славолюбие.

Но так всё закончилось в нашем мире. В параллельном мире всё было немного по-другому.

Здесь немцы не испугались и прорвались с короной через кордон, Витовт короновался. Литва немедленно разорвала унию с Польшей и стала независимой, после чего Витовт опять-таки умер, но уже с сознанием выполненного долга.

Здесь, как и в нашем мире, после смерти Витовта началась война между Литвой и Польшей. Но здесь преемник великого старца, младший брат Ягайлы Свидригайло, который и в нашей реальности был главой "русской партии" Великого княжества Литовского, будучи независимым правителем, решился на то, на что не решился у нас.

Здесь он перешёл в православие и объявил Литву православным государством, которую "латиняне" хотят отторгнуть от истинной веры. Русская элита ликовала, литовская элита без особых проблем перекрестилась - они и католиками всего ничего успели побыть, ну а население и без того на 80% было православным. А вот религиозный характер "замятни" привёл к тому, что в войну вступили все восточные русские великие княжества - Московское, Тверское, Рязанское в комплекте с Псковской республикой, а не имевший собственной армии, но очень богатенький Господин Великий Новгород выделил изрядную финансовую помощь, на которую Свидригайло нанял немецких наёмников.

В итоге поляки были вынуждены заключить мир на условиях "статус-кво", а православная Литва, наряду с Москвой, стала одним из центров притяжения русских земель.

Ну а после того как турки-османы взяли Константинополь, и Византийская империя исчезла с карты мира, Царство Московское и Царство Литовское стали единственными независимыми православными государствами в мире.

В нашем мире Россия с рождения была государством-сиротой. Пронзительное и беспросветное одиночество стало её родовой травмой, определившей очень многое – от мироощущения русских до системы государственной власти в нашей стране.

Но в этом мире родились близнецы. Безусловно, вечные соперницы, но при этом сёстры, никогда не забывавшие о своём кровном родстве и часто встававшие спина к спине против старых врагов.

Именно поэтому смута после Грозного и пресечения династии здесь была, а вот Смутного времени не случилось. Не было этой страшной беды, едва не стёршей Царство Московское с лица земли. Именно потому, что когда погреть руки на чужой беде в Московию полезли поляки и шведы, Царство Литовское немедленно заявило о поддержке законно избранного царя Василия Шуйского и вступило в войну союзником Московского царства.

В итоге теперь в Москве уже почти 200 лет правит династия рюриковичей Шуйских, а на троне в Вильно сидят гедиминовичи Чарторыйские.

В этом занятном мире и предстояло обживаться взрослеющему Ждану…

Глава 25. «Любил вино до черта, но трезв бывал порой…»

Ждан давно уже понял, что не только комфортно обжиться, но и элементарно выжить в этом новом мире ему будет непросто – ещё первые месяцы жизни надёжно избавили его от иллюзий.

Удивительно, но и отец Алексий тоже как будто был в этом убеждён. По крайней мере, жизнь Ждан вёл очень странную, совсем непохожую на жизнь других деревенских мальчишек. Тех батюшка учил читать, писать, да началам арифметики – и не более того. Воспитанника же своего он натаскивал во всех науках та, как будто к сдаче ЕГЭ готовил. И если бы этим всё ограничивалось!

Физическому развитию уделялось ничуть не меньшее внимание. Когда все мальчишки ватагой отправлялись на реку ловить раков или в лес за ягодами, Ждан бегал по 3 круга вокруг деревни, десять раз перепрыгивал через невысокий плетень вокруг дома священника и 25 раз приседал и небольшим камнем на плечах. Через пару лет, когда всем ровесникам строгие родители уже сказали: «Довольно, Ванюша, гулял ты немало» и отправили их трудиться по хозяйству, Ждан по-прежнему бегал, прыгал и приседал. Вот только бегал он уже не вокруг деревни, а по лесу до кордона и обратно, причём с материным коромыслом, на которое были подвешены два неполных ведра воды. Через плетень мальчик теперь прыгал сотню раз, причём исключительно «рыбкой», с последующим кувырком и вскакиванием на ноги, а вес камня для приседаний давно перевалил за пуд.

И кличка у него в деревне была – Глебка-прыгни.

Батюшка гонял воспитанника не просто активно – ожесточённо. Помнится, в прошлой жизни юные спортсмены-разрядники, угодившие в больницу, любили стращать местных обитателей рассказами по две тренировки в день пять раз в неделю. У Глеба же тренировка была всё время бодрствования – с перерывом на обед и уроки. Он крайне редко играл с другими детьми, вообще не помогал матери, ничего не делал по дому…

Он спал, ел, учился и тренировался.

И всё.

Причём нагрузка постоянно была предельной – отец Алексий всегда очень внимательно контролировал его состояние и не позволял надорваться. Но и расслабиться не разрешал ни на минуту, он всегда идеально выдерживал баланс между «сейчас сдохну» и «ну хоть минутку передохну». Из Ждана как будто чемпиона готовили, и самое удивительное – никто в деревне этому не удивлялся.

Мальчик долго не мог понять причины такого равнодушия, пока однажды не подслушал случайно разговор двух деревенских мужиков, загрузивших старосте подводу, да пригревшихся на весеннем солнышке:

– Чо-та Глебка-прыгни сегодня не бегает…

– Забегает, погодь маленька. Чем ему ещё заниматься-та? Анфиска-то, бают, его от дворянина нагуляла, а ублюдков-та смысла нет к хрестиянскому делу приставлять, про то все знают.

– Эт-та да. Не даст ему кровь в поле трудиться, как всем честным людям. Двенадцать годков стукнет – и або к князю во двор забреют, сначала в боевые холопы, а потом на Сечь бессрочно. Або сам, не дожидаясь, в бега подастся, ежли Дар раньше откроется. А тогда понятно что – старосту нашего выпорют, что упустил, ну а пацану дорога одна – в леса, да в разбойники.