Sex под запретом

– О, боже, Лекс. Ветер сменился. Тебе с попутным в другую сторону, — устало вздыхаю.

– Мне Калинина звонила, просилась пожить несколько дней, — такая себе новость, не особо важная.

– М-м-м, — издаю задумчиво, не найдя что ему ответить, но всё же договариваю честно, — Не пускай её, потом не отвяжешься.

– Светка - не ты, за ней подглядывать в душе неинтересно, — отшучивается, прислоняясь к косяку. Склоняет голову, вглядываясь в меня исподлобья.

– Орловский, заканчивай, а то прысну в тебя перцовым баллончиком. Зачем пришёл? – спрашиваю недружелюбно и не допускаю попыток ворваться в мой тоскливый терем.

– Хотел тебя увидеть,— заявляет прямёхонько, — Что мне ещё остаётся. Смотреть на тебя издалека и кусать локти.

– Мы на парах виделись, — стряхиваю его пальцы, порывающиеся намотать, выбившуюся из моего хвостика пружинку.

– Борзик, мне херово без тебя, — выдаёт неожиданно, страдальчески поскрипывая голосом.

– Ничем не могу помочь. У самой настроения по нулям, — напрягаюсь, когда он это говорит.

Чертовщина какая-то творится последнее время, ей-богу.

– Не буду спрашивать, кто в этом виноват. Мне всё понятно, — заметно оживляется, растягиваясь в странно довольной улыбке.

– Что понятно, Лекс?

– Тебе красное или белое? – не дожидаясь моего ответа, срывается вниз по лестнице.

– Лекс! – зову его, чтобы остановить.

– Вернусь через двадцать минут. Не закрывайся, иначе под окнами буду орать, как мартовский кот, — Орловский выпаливает это, задержавшись за перила.

Я стыну в нерешительности. Моральное истощение сказывается не лучшим образом, блокируя все разумные опровержения…

***********

Просыпаюсь на утро, как в самой банальной комедии после убойного девичника. Голова налита свинцовой тяжестью и не поднимается с подушки. Ресницы слиплись. Язык присох к нёбу, но это не самое тревожное в моём пробуждении.

Грудь бессовестно тискает мужская рука. Она по ощущениям больше и грубее, чем стандартная женская. И это ещё не всё.

В мой копчик упирается внушительный половой орган. Он без трусов. Тот, кто лежит позади меня совершенно и неприемлемо голый.

– Орловский, ты..ты..какого фига? – хрипло вскрикиваю, подпрыгнув на кровати и натянув одеяло до подбородка.

– Борзик, ты чего всполошилась? – с недоумением на меня таращится полусонным нахальным взглядом.

Мы же не..

Мы не могли с ним переспать! Не могли!

Вернее, я не могла. Он-то мог.

– Скажи, что мы не переспали, — хватаюсь за голову, якобы это мне поможет восполнить пробелы вчерашнего вечера.

Он голый не просто так. Я…

Заглядываю под одеяло. На мне трусики, а верха нет. Прослеживаю за движением его глаз. Ошалев и стремительно бледнея. Под кроватью валяются три использованных презерватива. Жмурюсь и нервно отчитываю в обратном порядке от ста до двадцати. Вдруг, я продолжаю спать. Вдруг, открою глаза и мне развидится этот кошмар.

– Сейчас ты начнёшь притворяться, что ничего не помнишь. Круто, Борзик, — слышу обвинительные нотки парня. Смотрит на меня несколько удивлённо, а потом пересаживается на край, натягивая трусы.

Матерь Божья!

У него вся спина исполосована ногтями. Скажите, прошу! Нет, умоляю! Скажите, что это не я расцарапала Лекса!

= 40 =

Прислонившись пылающим лбом к зеркалу в ванной, всё же надеюсь, хотя бы обрывками вернуть себе память. Она не может настолько заглючить. Ну, не может.

Я дожилась до того, что под пьяную лавочку сплю с кем попало.

С Амином —это совсем другое. С Амином всё было естественно и по моему желанию, не важно как, но жалеть мне не о чем.

С Орловским, даже ради утешения и перекодировки, я бы не пересилила себя. Мой мозг не видит его привлекательным, а тело не хочет.

Как тогда объяснить три презерватива и расцарапанную спину?

Его возбужденный инструмент замёрз в ожидании контакта и Лекс надел на член чехольчик. Трижды, что уже не срастается.

Спина…Спину ему кошки в подъезде подрали, когда он пытался отнять у них колбасу, потому что у меня в холодильнике мышь покончила собой через повешение.

Обманывать себя можно сколько угодно, но должна же на мне как-то физически отразиться половая несдержанность. Пока я бежала до ванны никаких неудобств не чувствовала. Размер у Лекса не такой, чтобы последствий его вторжения не заметил. Я мельком успела ухватить, что болт у Орловского прям болт, а не болтик.

Сжираемая угрызениями совести, чувствую себя самым похабным существом на планете, про которых говорят, что в пьяном виде они не хозяйки своим гениталиям.

Оттягиваю двумя пальчиками резинку на трусиках, там ничего нового. Нет припухлости и покраснений.

Не было же?

Лекс врёт. Мы спали, но не трахались и он не натягивал мою несчастную гаечку на свой болт.

Нет!!!

Кто из нас двоих врёт, так это я. Офелия врёт зеленому отражению Офелии, чтобы не тронуться умом от своего двуличия.

Чищу зубы, избавляясь от мерзкого привкуса какого-то вина и не пойми чего, мной употребленного вчера. В желудке колики и он сжимается, стоит подумать о еде, питье и принятии чего-то в рот. Мне как будто напихали туда жаренных камней, согласно популярному китайскому блюду. С соусом ширачу. Там, где перец чили, чеснок и уксус в лошадиных дозах. Всем попробовавшим несварение обеспечено. И кишочки связанные в узелок.

О чем я только не думаю, лишь бы не грузить себя мыслями про Орловского рассекающего в трусах по моей квартире. Я взяла тайм -аут, отказавшись отвечать на его претензии.

Он же от большой любви накачивал меня спиртным, а потом не догадался, что не отдаю отчёта своим действиям.

Вообще, необъяснимая странность. Мы смотрели фильм. Я выпила один бокал, потом потянулась за телефоном, на этом в моем сознании крутой обрыв.

Самое время скорбеть о поруганной чести, но покончив с умыванием ощущаю себя активней. Маячит вдалеке проблеск надежды, что Орловский обиделся и ушёл.

Надеваю велосипедки и широченную футболку, доходящую почти до колен. Нисколько не преувеличу, если выражусь по шекспировской классике про призрак Офелии и бедного Йорика. Череп у меня тоже побаливает.

Мечты, так и остаются мечтами.

Лекс надел джинсы, но пояс оставил расстегнутым, воображая, что выглядит секси хозяйничая на моей кухне.

Он секси. У него есть тату и красивое тело. Он готовит и это просто обязано меня как -то увлечь визуально, но …

Фу!

Он жарит что-то на сковороде. Ага, а вчера жарил меня. Снова фу и я хочу его выгнать.