Сгинь!
Шрифт:
Никто и не спохватится. Не вспомнит о несчастных Игоре с Ольгой. Они отказались от большого мира. Мир вычеркнул их в ответ. Сами живите, сами крутитесь, сами со всем справляйтесь.
Так ужасно не хотелось умирать. Раньше Игорь об этом не думал, к смерти относился равнодушно: рано или поздно все равно настанет. Теперь же понял, что охотно оттянул бы встречу с ней.
Заморгал свет. Истерично. Угрожающе.
Заморгал.
И погас.
Игорь и Ольга одновременно почувствовали себя словно во сне. Глухом. Беспробудном. Том самом, в котором ноги становятся
И враг тебя настигает.
И убийца тебя настигает.
И страх тебя настигает.
И мертвец тебя настигает.
И тут бы проснуться, но никак.
Свет вновь зажегся.
Мертвец уже лежал возле раковины, в паре сантиметров от Игоря. Мужчина взвизгнул. «Как баба», – подумала Ольга. А сама тоже завизжала. Тоже как баба. Впрочем, она и есть баба. Ей, получается, можно визжать.
От совместного визга им стало еще страшнее.
Игорь медленно попятился к выходу. Подальше от трупа. Шаги давались с трудом, будто мертвец привязал ноги Игоря к холодному телу своему невидимыми веревками, чтобы не сбежал.
Мой! Ты теперь навеки мой! Напрягайся, рви эти веревки, рви.
Рви или умрешь!
Рви давай!
РВИ!
И так жутко оттого, что не почувствовал движения в темноте, а мертвец оказался совсем рядом. Ни звука, ни шороха, ни колебания морозного туалетного воздуха – ничего, не считая сбивчивого Ольгиного дыхания. Та вбирала в себя воздух шумно, со странным присвистом, словно кислород вот-вот закончится. Между тяжелыми ее вздохами стояла мертвая тишина.
Мертвая тишина – это та, в которой бесшумно движутся мертвецы?
Игорь допятился до Ольги, втолкнул ее спиной в избу. Свет в уборной снова заморгал. Игорь втащился в дом и быстро захлопнул дверь.
Свет погас.
В избе – тоже.
Игорь ухватился за ручку двери, ведущей в уборную, согнутой ногой уперся в стену. Едва он принял эту позу, дверь задергалась, загромыхала. Ольга вновь принялась визжать.
– Молчи! – рявкнул на нее Игорь.
От пронзительного женского визга ему одновременно хотелось заткнуть уши и самому тоже хорошенько прокричаться. Сдержался. Стыдно. Разок уже сорвался.
Ольга замолчала. Зажала рот ладонью, чтобы уж точно ни один звук из нее не вырвался.
– Неси швабру! – приказал Игорь.
И этот приказ она бросилась выполнять. Бес-пре-кос-лов-но. На ощупь по темной избе искать швабру. Страшно. Шарить по углам (надо же дура – забыла, куда швабру поставила!) и надеяться, что не напорешься на очередное чудовище. И палец мертвеца некстати вспомнился. Где он сейчас? Вернулся ли к хозяину или притаился, спрятался и вот-вот объявится посреди избы?
Глаза, рот, удушение.
Тьфу! Швабра-то у мертвеца. Оставила Ольга ее в туалете после последней уборки.
Думай же, глупая, думай! Выдохни и придумай уже хоть что-нибудь.
Кинулась к печи. В трубе завывало: не то ветер, не то сонм мертвецов пел прощальную песню о рабе божьей Ольге. Гудел, надрывался. Некогда ей песни слушать! Нащупала Ольга палку, ту самую, которой половики выбивала.
Сгребла ее и понесла на шум.Там Игорь боролся с дверью, боролся с мертвецом и, возможно, самой смертью. Мужик он крепкий, но дурацкий страх выжимал соки так быстро, что руки слабли, ноги подкашивались. Еще немного, и сдастся, и пустит мертвеца в дом, и упадет ему прямо в объятия.
Больше не могу. Принимай.
Дверь ходила ходуном.
Дверь трещала.
Где-то в глубине, уж насколько позволял страх, Игорь радовался, что в свое время не пожалел ни сил, ни времени и поставил сюда добротную, толстую дверь, хотя это было и не нужно. А вот решил бы обойтись тонкой фанеркой, был бы уже наверняка мертв. Стукнул бы мертвец по такой двери, да разбил бы ее враз, просунул в прореху костлявую синюю кисть свою, вцепился Игорю в горло мертвой хваткой.
И все. И конец тому.
Ольга протянула мужчине палку. Ткнула требовательно в бок. Темно ж, не видно ничего: куда протягиваешь, во что попадаешь.
– Не мне, – процедил Игорь сквозь зубы. – Через ручку просунь.
Руки Ольги тряслись, руки Ольгу не слушались. Лишь с третьей попытки сумела она просунуть палку в дверную ручку да протолкнуть до стены, убедиться, что засела та надежно, не даст двери открыться, как ни тряси ее мертвец, как ни дергай.
Только тогда Игорь ослабил хватку. И рухнул обессиленно на пол.
Дверь тряслась и тряслась. Грохотала и грохотала. Бесновался труп, рвался в избу, к людям, в тепло.
Пустите обогреться, авось не трону, пощажу.
Бежать хотелось из дома, да подальше, но вот некуда. Лес не примет, лес предаст, лес мертвецу отдаст.
Через час все смолкло. Разом. Шум прекратился, дверь успокоилась. Утихомирился мертвец.
Стало легко-легко. Отпустило. Ослабило.
Глубокий вдох. Выы-дох.
Вдох. Выы-дох.
И накатила новая волна страха: вдруг набирается мертвец сил перед новым нападением. Не выбрался ли он из уборной? Не стоит ли уже на пороге?
С трудом поднялся Игорь, добрался до входной двери, проверил замок – закрыто. Не проберется никто.
Остаток ночи бодрствовали. Пытались разглядеть лица друг друга в темноте, но выхватывали лишь тени. Вздрагивали от каждого шороха и по очереди проверяли то замок на входной двери, то палку, то замок, то палку. То палку, то замок. Всю ночь по кругу на ощупь в темноте.
С рассветом отключились на полу, как сидели, так и уснули. Игорь чуть коснулся пальцев на правой Ольгиной руке. Ольга пошевелила ими: я чувствую.
Спать.
Сон путался с явью, явь – со сном. Где реальность, где видение – не разберешь. Отмахнуться не получится. Прогнать морок – тем более.
Ольга разлепила глаза. Проснулся и Игорь. Сел с громким выдохом. Тряхнул головой – прогнал остатки докучливых кошмаров и решительно прошел к уборной. Чуть помедлив, вырвал палку из ручки. Выждал еще пару секунд, набрал побольше воздуха в легкие, толкнул дверь, заглянул внутрь.
Дрогнул.
– Все еще здесь, – сообщил он Ольге.