Сгинь!
Шрифт:
Улицы темные, пустые – не за что зацепиться, чтобы отвлечь себя.
Игорь зажег сигарету и побрел в сторону кафе «Мечта». План был прост: сосчитать, сколько шагов до кафе, перевести их в уме в метры, высчитать время и свою скорость. Не то чтобы это важно. Он вообще ни разу не заглядывал в «Мечту», не ел там пересоленный суп или рыхлые котлеты с пюре комочками, не заказывал кофе.
Просто нужно занять мозг. Вытеснить оттуда бабку.
От кафе можно пройти до гаражей. Вглубь лучше не соваться, вдруг какая шпана выжидает одинокого путника и только рада будет попинать Игорево белое
И считать шаги.
И переводить в метры.
И сравнивать скорость до кафе со скоростью до гаражей.
В соседнем районе под девятиэтажкой пошатывался мужик. Асфальт тянул его к себе, мужик сопротивлялся, изгибался в спине, кренился вбок, но не падал. Сначала он что-то мычал неразборчивое. Потом собрался с силами и заорал:
– Ва-АА-аля!
Игорь вздрогнул.
– Ваа-ааля! – продолжал орать мужик, пытаясь смотреть в окно то ли на пятом, то ли на четвертом этаже, но окно убегало от него, уплывало, растекалось. – Ва-Ааля! Пусти меня! Вааааа-аля! Пусти, сука! Ва-АА-ааля!
Мужик звал свою жену. Или любовницу.
Но у Игоря внутри заклокотало, закипело, словно это ему кричат, словно это он – сука.
Не стоит обращать на пьяного внимания.
Не стоит.
Пройти мимо.
Сжать зубы и пройти.
Закурить еще одну сигарету и пройти.
Считать шаги.
Переводить в метры.
Игорь поравнялся с мужиком. Тот оглянулся, взглянул на Игоря пустыми осоловелыми глазами и вновь заорал:
– Вааааааааля-аааааа-АА!
Пьяные всегда медлительные, вот мужик и не успел повернуться к окнам. Вот и смотрел на Игоря. Вот и орал:
– Валя-аааааа!
И тут Игорь врезал мужику по морде. Пьяница свалился на асфальт и не шевельнется. В окне на четвертом (все же четвертом) этаже зажегся свет, потом с грохотом открылась форточка, в ней показалась лохматая голова той самой Вали.
– А ну отойди от него! – верещала голова. – Я сейчас полицию вызову! Ты ж его убил! Лю-уу-ди! Да что же делается! Убили! Лю-у-уди! Помогите!
В нескольких окнах позажигался свет. Лохматая голова засунулась обратно в форточку.
«Вот дураки, – подумал Игорь. – С выключенным светом лучше видно, что на улице творится».
Кинул сигарету на асфальт, потушил ее ботинком, взглянул на пьяницу – живот того мерно вздымался, будто тот решил поспать посреди улицы. Жив. И ладно.
Быстрыми шагами, уже их не считая, Игорь направился домой. К чему ждать, пока Валя – жена или любовница – вылетит из подъезда и с ходу вцепится в лицо обидчику ее мужа.
Или любовника.
И весь город превратился в одних Валь. И каждую хотелось ударить. И того, кто эту Валю окликнул, позвал, назвал, – тоже ударить.
– Валя! Валя! Валя! Валя!
Со всех сторон. На все лады.
Старыми дрожащими голосами: «Валя! Валентина Петровна, слышишь? Напиши-ка мне рецепт твоих маринованных огурчиков».
Детскими звонкими: «Валя! Ты водишь!»
Мужскими грудными: «Валя, ну зачем ты сама сумки тащишь? Дай помогу».
Женскими тонкими: «Ой, Валя, дорогая, да не нужны ему никакие отношения! Ему от тебя только секс нужен!»
Голосами кассиров: «Валя! У нас отмена!»
Голосами
официантов: «Здравствуйте, меня зовут Валя, что будете заказывать?»Голосами телеведущих: «Трехлетней Вале срочно требуется операция».
Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. Валя. ВАЛЯ! ВАААААААА-АААААЛЯ!
Игорь приходил домой и орал в подушку.
– Аааааааа!
Чтобы вывалить Валю из себя.
– Аааааааа!
А потом он решил бежать. Из этого города Валь, туда, где нет никаких имен, где из звуков скрип деревьев, крики птиц, шум ветра и писк комаров теплыми летними вечерами.
Свалить.
В лес. В лес.
Иначе Игорь убьет кого-нибудь, одну из Валь или ее спутника, того, что громко позовет ее по имени.
В лес. В лес.
Жива ли еще та изба? Найдет ли Игорь к ней дорогу?
Ольга измучилась, извелась, гадая, отчего Игорь рванул в поселок. Она то и дело выходила на улицу, вглядывалась в даль, щурила глаза, пытаясь увидеть: не возвращается ли, хотя он никогда не оборачивался одним днем.
В очередной раз открыла Ольга входную дверь. Уже стемнело. Морозный черный вечер дыхнул на женщину – заберись!
Нет, не вернется сегодня сосед. Засыпать без храпа Игоря всякий раз сложно.
Мороз уже под юбку забрался, в голые ноги вцепился. Замурашил. В дом, в дом, скорее в дом!
Глянула Ольга на мертвеца – лежит себе смирно, не шелохнется.
Сказала ему:
– Ну, спокойной ночи, что ли.
Глаза отвела спешно и дверь торопливо закрыла. Хлопнула на прощание.
Отужинать придумала шпротами. Осталась в закромах последняя банка. Вытащила ее на свет, не нашла железки, за которую тянуть, чтоб открыть. Нужно ножиком, а Ольга неумелая, безрукая. Без мужчины-то. Разозлилась: и сама смогу! Всадила нож в банку – тот застрял. Дернула вбок, чуть пошел и еще сильнее застрял. Дернула в другой, сорвалась рука, скользнула по ножу и по банке сразу. Закровил палец.
Шпроты в томатном соку и крови – то еще угощение.
Ольга больной палец в рот сунула, сама в аптечку полезла, а там ни бинтов, ни пластырей, ни ваты. Бесполезное все! А Игорь, ишь, за «Роллтонами» направился. Лучше бы в аптеку сходил.
Кровь все не останавливалась. Вроде и порез неглубокий, а вон как хлещет. Вспомнила тут Ольга про пластырь на бутылке водки, достала ее, подцепила пластырь ноготком. Тот не хотел поддаваться, но она ж настырная: сорвала вместе с буквами, обмотала им палец – плохо, но держится. От надписи осталось только «Ай».
Не стала Ольга шпроты есть, выкинула. Выпила чашку чая с сушками перед сном себе в удовольствие. Умылась, причесалась, разделась. Давненько она так тщательно ко сну не готовилась. Теперь она хозяйка в доме! И никто ей слова поперек не скажет.
Погасила Ольга лампы в доме. И обратно зажгла. На окна глянула.
Смелая-то она смелая, да только с детства тянется за ней какое-то беспокойство, появляющееся при полной темноте. Лежать на кровати не страшно. Сидеть за кухонным столом в темноте – тоже не страшно. Даже в туалете без света не страшно. А вот пересекать темноту по комнате – жутко. Откинуть посреди ночи одеяло – боязно.