Шахнаме. Том 1

В основном же отступления личного характера не содержат в себе точных биографических фактов. Их пронизывают размышления поэта о все ухудшающихся материальных условиях жизни. Вместе с тем они свидетельствуют о неуклонном росте самосознания автора «Шахнаме».

Если отдельные поздние эпизоды поэмы могли быть отредактированы и ранее (так, возможно, ранее других были обработаны сказания об Исфендиаре — бой с Ростемом), то в общем все же Фирдоуси работал последовательно, а потому в целом хронологически более поздние части поэмы и были написаны позднее. В большей части лирические отступления сочетаются с указанием возраста. Наиболее раннее упоминание о возрасте относится к 384 г. (первая редакция «Шахнаме»), когда Фирдоуси было 55 лет. До 58 лет поэт вообще считал себя еще молодым: «В это время как лет мне было к 58, я был (еще) молод...». И далее мы встречаем указания на 63, 65, 70, 71, 76, 80 лет.

Вместе со старостью надвигались нужда и заботы. Поэт в 65 лет, правда, в связи с гибелью сына, говорит уже о себе как о старике.

А нужда эта — не просто некоторые материальные трудности. Трудности не могли не существовать и раньше, но тогда они не исключали известной обеспеченности, а следовательно, и необходимого спокойствия и возможности работать независимо.

Чем дальше, тем больше Фирдоуси говорит прямо-таки о нужде, острой нужде в основном, что необходимо для поддержания самого существования — в пище, в тепле:

Надвинулась туча, затмился месяц, Молоко [снег] падает из черного облака. Не видно уже ни реки, ни равнины, ни предгорий.... Воронова крыла [в белизне падающих хлопьев снега] я не вижу, Не осталось у меня ни солонины, ни дров, ни ячменя, И ничего не будет до сбора ячменя [нового урожая]. В этом мраке, в дни ужаса и бедствий Земля от [покрывающего ее] снега подобна шару из слоновой кости.

Речь идет о хлебе насущном, простом «черном» хлебе, о дровах и солонине (здесь считаю возможным только так переводить намаксуд, а не «соленья», как это не раз имело место).

Или в другом месте (фрагмент из заключения эпизода «Смерть Йездегерда»):

Если бы у меня доходы равнялись расходам, То время [судьба] было бы мне родным братом. В этом же году выпал [весенний] град — подобно смерти, Мне смерть была бы лучше чем этот град. Двери дров и пшеницы и баранины Запер для меня этот посланец высокого неба... Принеси-ка вина — ведь немного нам дней еще осталось, Так было всегда, пока существовал мир и [он] никому не достался...

Не располагая никакими фактами личной биографии поэта, все же можно представить себе, что случилось с дехканом из-под Туса Фирдоуси в те смутные годы X в. Если даже с Фирдоуси лично ничего особенного не случилось, а страдали, разорялись, погибали его окружающие: друзья, покровители и защитники, представители старой, еще саманидской дехканской знати, то все равно поэт оставался один, или почти один и терял почву под ногами. А что это было так — несомненно: тут не могли не действовать общие закономерности.

Старое аристократическое вотчинное землевладение переживало кризис, уступая место новому феодальному ленному землевладению. Дехканство — класс, к которому принадлежал Фирдоуси, теряло свое господствующее положение, свое политическое влияние и, естественно, находилось в оппозиции к новым ленного типа владельцам, в большей части арабизованным иранцам, а в X в. — подчас и исламизованным тюркам.

Тяжелые годы борьбы поэта за существование одновременно были и годами борьбы за достижение поставленной цели. Как свидетельствуют лирические отступления «Шахнаме», как показывает самый факт завершения работы над поэмой, ничто не могло сломить духа поэта.

Нам представляется, что поэма Фирдоуси может быть и не была бы такой, какой она стала, если бы поэт работал в иных, более спокойных условиях, если бы победа давалась ему легче, без борьбы. Борьба автора за свое произведение определила особую остроту, актуальность в самой трактовке старых традиционных сюжетов, не говоря уже о лирических моментах поэмы. Эта острота явно идет от живого соприкосновения поэта с жизнью. В «Шахнаме» Фирдоуси отразил народную тенденцию лучше, глубже, острее и жизненней, чем это могло быть в условиях, более благоприятных для самого поэта, но отделяющих его от живого соприкосновения с народом.

По мере того как подвигалась работа над поэмой, у Фирдоуси возрастало чувство уверенности в своих силах, сознание величия и необходимости своего труда. «Шахнаме» в глазах автора постепенно становится памятником нерукотворным — «созданным словом», памятником, которому «не страшны ни ветер, ни дождь», к которому «не зарастет народная тропа»: «Века пройдут над этой книгой, и ее прочтет всякий, обладающий разумом»; «Когда эта именитая книга будет закончена, обо мне заговорит вся страна...». Уверенность поэта в величии своего дела, несомненно, помогла ему завершить свой труд-подвиг.

Когда была закончена работа над поэмой? В тексте «Шахнаме» содержатся прямые указания автора, с датами — не с датой, а именно с датами завершения труда. Это 384 г. Хиджры (994 г. н. э.) и 400 г. Хиджры (1009—1010 гг. н. э.). Есть и другие даты, например, 389 г. Хиджры (999 г. н. э.), но эта последняя, как увидим, возможно, основана на недоразумений. Противоречия сравнительно легко разрешаются, если принять естественную мысль о нескольких редакциях поэмы.

Бесспорна дата 400 г. Хиджры с посвящением Махмуду Газневидскому. Именно эту редакцию и сохранили нам многочисленные рукописи и позднейшие литографированные и печатные издания текста. Есть все основания утверждать, что она не была первой редакцией поэмы, что стихотворная обработка «Шахнаме» была закончена Фирдоуси значительно раньше 400 г. что, действительно, около 384 (994) г. «Шахнаме» могла быть в основном завершена. Две редакции (994 и 1010 гг.) представляются бесспорным фактом, с которым могут быть согласованы указания на возраст автора и на продолжительность его работы над поэмой.

Но противоречия остаются. С какого момента исчислял Фирдоуси сроки, указанные в лирических отступлениях? Нам представляется, что последний срок — 35 лет — мог включать и раннюю работу автора над эпическими преданиями, еще до принятия решения взяться за труд, начатый Дакики. А может быть, с момента получения от «друга» необходимой книги? Во всяком случае, можно утверждать, что «Шахнаме» в редакции, законченной Фирдоуси в 994 г., не могла быть позднее посвящена Махмуду Газневидскому без существенной, хотя бы и внешней, обработки. К этой обработке Фирдоуси, конечно, приступил не сразу после завершения первой редакции, а несколько лет спустя, по-видимому, около 390 г. Хиджры (1000 г. н э.). В целом от момента завершения первой до окончания второй редакции прошло около 15 лет!

Первоначальный текст поэмы мог быть дополнен новыми эпизодами, вариантами и, вероятно, был дополнен, но также мог быть и сокращен в отдельных частях. Поэтому именовать первую редакцию предварительной, а посвященную Махмуду полной не следует. Мы не знаем тех изменений, которые были сделаны Фирдоуси при доработке поэмы для посвящения Махмуду.

Несколько слов о промежуточной редакции 999 г. с посвящением правителю Хан-Ленджана, незначительного округа близ Исфагана, Ахмеду ибн-Мохаммеду.