Шанхайская головоломка
Шрифт:
Так странно: в ту минуту я подумал, что лучше б я оказался на месте Гу Яна, и тогда Чжу Лисинь было бы легче. Всего лишь мимолетная мысль: я не хотел по-настоящему умереть. Но я поразился своим помыслам. Если бы прикончили не Гу Яна, а меня, стала бы плакать по мне Чжу Лисинь? Боюсь, самое большее, что она испытала бы, – жалость, смешанную с чувством вины. Ее чувство вины тоже шло от Гу Яна: теперь она мучилась не только из-за него, но и вместо него.
Перед Гу Яном я – ничто.
На обратном пути к Обсидиановому особняку Чжу Лисинь с опухшими от слез глазами долго извинялась передо мной.
– Каждая пора моего тела до краев наполнена дождевой водой. Если ты сейчас заплачешь, я размокну окончательно.
Она рассмеялась моей шутке, но пока смеялась, в ее глазах по-прежнему виднелись слезы. Вообще-то они стояли в глазах и у меня. Как пелось в одной песне: смешались воедино теплые слезы и холодный дождь…
Первое, что я сделал, вернувшись в свою комнату, – это принял горячий душ и переоделся в чистую сухую одежду. Бросил взгляд на висевшие на стене часы: без десяти пять. Пора спускаться вниз к ужину. По пути я решил зайти за Чэнь Цзюэ. Дойдя до его комнаты, постучал в дверь. Он открыл, но продолжил молча стоять в проходе, смерив меня странным взглядом. Я немного запаниковал от такого поворота и спросил его:
– А чего ты так на меня смотришь? Давай, пошли вниз есть, там уже все готово.
Он смотрел и смотрел на меня в упор.
Я немного разозлился:
– Эй! Ты нормальный? Я с тобой говорю! Ты что, так долго спал, что у тебя мозги прокисли?
Чэнь Цзюэ очень медленно, проговаривая каждое слово, произнес:
– Так тебе нравится Чжу Лисинь?
– Что за бред ты несешь! – Я разом затолкал его в комнату и закрыл за собой дверь. – Реально прокисли!
Все пропало бы, если б его слова услышал кто-то другой.
– Так тебе нравится Чжу Лисинь? – вновь безразлично спросил мой друг.
– Тебе это доставляет удовольствие?! Гу Ян погиб, но ты считаешь нормальным такое спрашивать! Надо знать меру! – выкрикнул я.
Моя мама говорит, что чем сильнее я завираюсь, тем громче у меня становится голос. Сейчас я понял, что она права.
– Я всего лишь спросил тебя, нравится ли тебе Чжу Лисинь. Чего ты так разнервничался?
Глаза у Чэнь Цзюэ были как у рыбины, а волосы так свалялись, что напоминали птичье гнездо. С первого взгляда можно было понять, что он только встал с кровати.
– А вот и нет, – возразил я.
– А вот и да, – хрипло ответил он.
– А вот и нет!
– А вот и да.
– Да нет же! Ты больной?
– А вот и да. А больной – ты.
– У меня нет времени препираться с тобой! – Я развернулся, собираясь покинуть комнату. – Ты и один можешь спуститься. Выбесил!
– Я только что видел, как ты входил с ней в дом. Ты промок до нитки – точно ведь держал над ней зонтик… – Чэнь Цзюэ плюхнулся на кровать и ткнул пальцем в сторону окна.
Я повернулся к нему. Меня уже переполняло раздражение.
– Хватит притворяться Шерлоком Холмсом! Думаешь, что можешь все вычислить? Так вот что я тебе скажу: мой зонтик унесло ветром на дерево, поэтому я и держал зонт Чжу Лисинь. Так как при этом я держался от нее на почтительном расстоянии, уже успел промокнуть, когда она заметила,
что мой зонт улетел, и она подошла ко мне со своим.Чэнь Цзюэ зевнул:
– Судя по тому, насколько сильно ты промок, Чжу Лисинь и тебя разделяло где-то сто километров. И она еще умудрилась увидеть тебя… Вот уж глазастая так глазастая.
Я возразил:
– Да я специально промок: мне с детства нравится гулять под дождем без зонта. Тебя так сильно это волнует?
Чэнь Цзюэ покачал головой:
– Вот уж не думал, не гадал… Хань Цзинь, ты действительно втрескался в Чжу Лисинь! Прямо огорошил…
– Разве с Чжу Лисинь что-то не так? Твой друг Гу Ян тоже был влюблен в нее!
– Я не говорил, что с ней что-то не так, просто…
– Что «просто»?
– Я всегда думал, что тебе нравятся парни. – Чэнь Цзюэ потер подбородок большим и указательным пальцами правой руки и грустно подытожил: – Похоже, мои рассуждения были ошибочными. Я действительно не ожидал…
– С чего ты взял, что мне нравятся парни?
– Мне показалось странным, что ты не смог найти себе девушку.
«Тебе хватает наглости так говорить, а сам никогда не был влюблен!» Я уже собирался выплюнуть эту фразу, но раздался стук в дверь. Я тут же жестом приказал Чэнь Цзюэ замолчать, а еще приставил ребро ладони к горлу, показывая, что прикончу его, если он посмеет болтать всякий вздор. Дверь отворилась; за ней стоял дядя Чай.
– Я вас не побеспокоил? – взволнованно спросил он, сопровождая свою речь кашлем.
Дворецкий мог слышать наш разговор. Я подумал, но решил не вдаваться в разъяснения, чтобы не усугублять ситуацию:
– Ничуть.
– Хорошо. Ужин готов. Прошу вас спускаться к столу, – улыбнулся дядя Чай.
– Ладно, мы сейчас придем.
– Тогда я пойду.
– Кстати, дядя Чай! – окликнул я его.
– Что такое?
– Большое спасибо.
Я почувствовал рыбный душок, исходивший от него, понимая, что он полдня хлопотал на кухне, чтобы приготовить нам ужин. Мне стало очень неловко, и я захотел поблагодарить этого дедулю.
– Да ладно вам, пустяки, пустяки! Пойду-ка я! – замахал руками дядя Чай, словно рассеивая благодарность в воздухе.
Прежде чем выйти, я взглянул на часы: четверть шестого. Чэнь Цзюэ последовал за мной в столовую.
За исключением Чжу Лисинь, все уже сидели за столом и ели. Мы с Чэнь Цзюэ присели в конец стола, взяли поданные дядей Чаем приборы и приступили к трапезе. Повар из него был отменный: готовил дядя Чай ничуть не хуже, чем в ресторане.
– Осталось пережить еще один день, и мы будем спасены! – обратилась ко всем Ван Фанъи и подняла бокал с вином. – Выпьем за завтра!
Все присутствующие откликнулись на ее призыв и, ликуя, принялись чокаться.
Единственным человеком, который отказался поднимать бокал, оказался Чжу Цзяньпин, сидевший напротив Ван Фанъи. Я увидел, как он холодно усмехнулся:
– Еще целый день… Знаете, за двадцать четыре часа может случиться многое. – Сказав это, он нарочно понизил голос: – У убийцы еще полным-полно времени, чтобы расправиться со всеми нами.
– Хватит вам уже каркать! – нахмурился Тао Чжэнькунь. – Целый день только и твердите о смерти… Как вы от этого еще не умерли?