Шарики патинко

— Если ты хочешь, — произношу я бесцветным голосом, — я могу быть женщиной-сэндвичем.

Бабушка принимается есть украшение торта. Число тридцать исчезает, и поверхность торта напоминает поле бурого снега. Ее руки дрожат. Дедушка кивком дает мне понять, что я могу идти, он позаботится о ней.

Я спускаюсь к выходу. Хочется плакать. На улице сильный ветер. В оранжевом небе вспыхивают зигзаги молний. Гроза без дождя. У меня нет никакого желания праздновать этот день рождения, и еще меньше хочется выходить из дома. Я потею. Меня клонит в сон.

— Тебе хотя бы приготовили там лапшу? — сдавленно кричит сверху бабушка.

Закрывая дверь, я слышу, как она говорит дедушке, что это он виноват, во всем виноват он: притащил ее в Японию, позволил моей маме уехать, а теперь прогоняет меня.

Я ретируюсь почти бегом.

Анриетта и Миэко нарядно одеты: девочка в платье лососевого цвета, ее мать в серо-коричневой шелковой блузе. Едва я переступаю порог дома, как Миэко сообщает, что у нее есть для меня подарок, и спускается за ним в свою комнату. Анриетта наливает мне бокал сливовой настойки и принимается резать салат. В отличие от Миэко, она не загорала, но ее кожа еще больше высохла. Когда она наклоняется, через блузку проступают позвонки. Пользуясь тем, что мы остались одни, я благодарю ее за приглашение.

— Это Миэко предложила, — отвечает Анриетта.

— Я так и думала.

Она слегка поднимает брови. У меня нет сил сглаживать свою бестактность. К счастью, возвращается Миэко. Она вручает мне продолговатый сверток, завязанный с двух сторон, как конфета, и просит открыть его немедленно. Я не возражаю.

Две куклы, сделанные из кусочков бамбука и мячиков для гольфа, прикрепленных к телу скотчем и выкрашенных в зеленый цвет. К голове приклеены сухие водоросли, еще ощутимо пахнущие морем.

— Это мы в зеленом цвете, — объясняет девочка и ждет моей реакции.

— Что я говорила по поводу водорослей? — ворчит Анриетта.

— Но это чтобы они дышали… Хлорофиллом…

— Мне очень нравится, — бормочу я.

Анриетта поворачивается ко мне:

— Это куклы кокэси. Когда-то их изготавливали в память о детях, которые умирали во младенчестве от голода. Миэко это известно. Я расстроена.

Она раскладывает на столе приборы, а я тем временем с преувеличенной осторожностью упаковываю кукол под взглядом неподвижной Миэко с опущенной головой.

Анриетта уложила кругом шесть крабов на блюде диаметром почти со стол, а посередине поставила блюдечко с белым соусом. С помощью молоточка она разбивает панцири и дает нам клешни, не удаляя последних обломков хитина. Я интересуюсь, как прошла их поездка. Мать и дочь по очереди нехотя рассказывают мне. Тогда я делюсь с ними своими впечатлениями за это время. Прогулки за кладбищем в Ниппори, отдыхающие там кошки, вкус рисового напитка, приготовленного индийской парой на торговой улице с традиционными товарами. Потом я замолкаю.

— А это что такое? — кривится Миэко, вынимая из краба прозрачное волокно.

— Судя по всему, линька, — отвечаю я. Поскольку здесь присутствует ее мать, я четко артикулирую — Линь-ка.

— Линька, — повторяет Миэко, заворачивая панцирь в салфетку. — Я его сохраню.

— Не надо, он испортится.

Я беру панцирь из ее рук и под удивленным взглядом Анриетты кладу на свою тарелку. Я жалею, что так отчетливо подчеркнула это слово, для Миэко не представило бы сложности его запомнить.

Я снова принимаюсь за еду. Больше мы не разговариваем. За окном ревет ветер. Мои движения скованны. Анриетта протягивает мне очередную клешню. Я отказываюсь.

— Вам не нравится?

— Нравится, но мне уже достаточно.

Миэко отодвигает свою тарелку.

— Мне тоже.

Анриетта по очереди смотрит на нас:

— Никто здесь не любит крабов. Включая меня. — Она бросает клешню на блюдо, не обращая внимания на брызги. — Идите, — она вскидывает подбородок, — поиграйте.

Мы спускаемся в бассейн. Я вынимаю из сумки шампунь и ставлю его на стол. Миэко, как всегда, растягивается на кровати животом вниз, уткнувшись лицом в подушку.

— Ты не виновата, — говорит она приглушенным голосом.

— В чем?

— Что мама грустит. Просто папа любил крабов.

Она признается, что хотела бы услышать, как играет мой отец. Я не принесла свой компьютер. Да и все равно, думаю я, у меня есть только запись «С днем рожденья тебя», которую прислала мне мама.

— Но это же твой отец! — с упреком произносит девочка, повернувшись.

— В следующий раз принесу.

— Ты всегда так говоришь и никогда не исполняешь обещаний. Совсем как с твоей бабушкой. И с патинко.

Я напоминаю ей, что мы ездили в Диснейленд и в деревню Хайди. Моя бабушка старая, в восемь раз старше Миэко. И сильно устает. Может она это понять? И потом, что за странная тяга к патинко? Это всего лишь обыкновенная машина, груда пластика и железа!

Девочка молчит. Наконец она объясняет, что сыплющиеся из автомата шарики напоминают ей икринки рыбы, бесхвостых головастиков. Она опускает голову. Ей хотелось бы к ним прикоснуться. Я подавляю нервный смешок. Миэко прижимается лбом к стенке бассейна и закрывает глаза. Каникулы почти закончились. Возвращаться в школу неохота.

Я сажусь рядом и успокаиваю как могу: ей не о чем беспокоиться, она способная. Я целую ее в лоб. Она выворачивается, и я сконфуженно выпрямляюсь. Мне прекрасно известно, что в Японии не обнимаются. Я поддалась порыву. Говорю ей, что мне нужно идти, но я еще вернусь.

— Думаешь, он умер? — на одном дыхании спрашивает Миэко, когда я закрываю дверь.

Я застываю на месте. Она не может видеть меня с кровати, но продолжает:

— Я бы предпочла, чтобы умер. Тогда я знала бы, где он. Судя по шуршанию белья, я догадываюсь, что девочка забралась под одеяло, и осторожно закрываю дверь.

Анриетта еще сидит за столом в окружении сильного запаха даров моря. Она очищает крабов, складывает мясо в тарелку, обсасывает клешни, втягивая сок. Заметив меня, она прекращает есть и просто смотрит на крабов:

— Испортятся…

Я жестом показываю, что ухожу.

В коридоре я поворачиваюсь. Анриетта сидит ко мне спиной, плечи содрогаются, руки опущены вдоль тела. Она молча всхлипывает.

Я заболеваю. Отит. Пытаюсь связаться с Анриеттой по телефону, чтобы предупредить ее, но она не отвечает, и я оставляю голосовое сообщение.