Шайтан-звезда (Часть 2)

Догоняющие приближались.

– Горе нам, если бы мы не торопились, как будто подгоняемые шайтаном, а помедлили и дождались выходящего каравана, то не пришлось бы сейчас готовиться к сражению, - прохрипел Абу-Сирхан, которому тоже прозвище дали не напрасно. Забирая его с собой, аль-Мунзир не ожидал от него добродетелей богобоязненного шейха, а скорее уж наоборот - Абу-Сирхан был из тех византийских пиратов, с которыми вели бесконечную войну дети арабов, и, попав лет десять назад в плен, он в конце концов оказался в войске Хиры, у стремени Джудара ибн Маджида. Это был широколицый, низколобый, седоусый, не поддающийся никакому воспитанию человек с вольчими повадками и волчьим взглядом, чей голос тоже сделался как бы волчьим из-за неумеренного потребления крепких напитков, - и он, получив волчье прозвище, даже не попытался узнать, почему арабы прозвали самого волка Отцом зари.

Аль-Мунзир не стал с ним спорить.

– Лев рычит, а верблюд дерет глотку, - заметил он, не ожидая ответа, да ответ и не требовался. Ведь и в самом деле недостойно мужчины в час, когда приближается опасность, затевать бесполезные и запоздалые пререкания.

Третьим спутником аль-Мунзира был невысокий, смуглый и раскосый юноша, молчаливый и почтительный. Он-то и извлек первым стрелу из колчана.

– Погоди, не стреляй, о аль-Катуль, - сказал Джабир.
– Мы ведь еще не знаем, кто они такие.

– Стрела не доставай, о господин, - заметил аль-Куз-аль-Асвани. Далеко, далеко...

– Аль-Катуль стреляет так, что стрела долетит, - возразил аль-Мунзир, глядя, как юноша надевает на большой палец правой руки костяное кольцо-ангустану.

Это нехитрое приспособление позволяло натягивать тетиву лука сильнее, чем это обычно получалось у детей арабов, цепляющих ее двумя пальцами, средним и указательным. Немногие в Хире видели эту диковину из слоновой кости, немногие знали этот способ стрельбы, и даже в войске, где, казалось бы, как раз и следует вводить такие новшества, аль-Катуль был едва ли не единственным обладателем ангустаны. Впрочем, об этом лучше знал Джудар ибн Маджид.

– Нам следовало взять с собой китайские арбалеты...
– проворчал, накладывая стрелу на тетиву, Абу-Сирхан.

Четвертый спутник аль-Мунзира, не дожидаясь приказания, заставил верблюдицу лечь, а сам встал за ней на одно колено, держа лук наготове.

При всем желании Джабир не мог бы определить, откуда родом этот человек. Все его безбородое, как у аль-Катуля, лицо было в мелких и крупных темных пятнышках - за что его звали Абу-ш-Шамат, и звали, очевидно, уже очень давно, так что он привык и не обижался. Ведь прозванием "Отец родинок" полагалось бы наделить красавца, чьи родинки на овальных щеках подобны точкам мускуса, а он не обладал ни прелестью, ни даже соразмерностью одно плечо, левое, было заметно выше другого. Но, очевидно, у него были другие достоинства, более подходящие мужчине, чем красота юного отрока.

Всех четверых дал аль-Мунзиру Джудар ибн Маджид, сказав, что больше не потребуется. И аль-Мунзир взял их, потому что своих надежных людей он отправил с аль-Асвадом на приступ мнимого рая - и они погибли, защищая аль-Асвада. Этих он не знал вовсе - и ему предстояло за время пути освоиться с ними настолько, чтобы в сражении идти вперед, не оборачиваясь и не опасаясь за свою спину и бока. Но обходиться с ними, как кормилица с больным младенцем, он тоже не собирался.

Между тем стало видно, что отряд, нагоняющий аль-Мунзира, крайне мал, не более трех или четырех всадников, так что нападения ждать не приходилось. Скорее уж это были гонцы из Хиры с какой-либо вестью.

Аль-Мунзир посмотрел на изготовившегося к стрельбе аль-Катуля и одобрил его вид и взгляд.

– Не спускай стрелу без моего знака, - сказал он.
– Подпустим их поближе.

Аль-Катуль не шелохнулся, как если бы не слышал этих слов, но Джабир видел, что юноша обижен - ему не позволили проявить боевое мастерство и изумить господина дальностью и точностью выстрела.

Всадники приближались.

– Клянусь Аллахом!
– воскликнул вдруг аль-Мунзир, дергая повод верблюдицы.
– Ко мне, ко мне, о друг Аллаха! Да будет моя душа за тебя выкупом - что там у вас случилось?

И он устремился навстречу чернобородому пузатому человеку, который, вскинув в знак приветствия руку, несся ему на встречу на хорошем рыжем коне, знакомом Джабиру крупном жеребце сирийской породы.

– Хвала Аллаху, нам удалось настичь вас!
– отвечал Джеван-курд.
– А вы, я гляжу, приготовились встречать дорогих гостей? Вон тот молодец без слов сейчас произносит: "Привет, простор и уют вам, о любимые! "

Курд расхохотался.

Аль-Катуль, на которого он показывал при этом пальцем, продолжал целиться в него из лука.

– Хорошо, прекрасно, о аль-Катуль, спрячь стрелу в колчан и привесь к поясу ангустану, - смеясь, приказал аль-Мунзир.
– С какой вестью прислал тебя аль-Асвад, о Джеван? Если он хочет, чтобы я вернулся, то нам, клянусь Аллахом, придется его огорчить. Начертал калам, как судил Аллах а он, видимо, судил, что мне до конца дней моих придется беспокоиться об этом ребенке... и терпеть бедствия из-за его матери...

– Аль-Асвад еще не знает, что ты поехал искать ребенка этой женщины, сообщил Джеван-курд.
– А когда узнает - то непременно поблагодарит тебя за то, что ты взял на себя его труд.

– Значит, тебя прислал Джудар ибн Маджид?
– тут уж аль-Мунзир забеспокоился. Полководец и Хабрур ибн Оман, придумавшие ему дело, ради которого он непременно должен покинуть Хиру, снарядившие его в дорогу и давшие те немногие сведения о бегстве Хайят-ан-Нуфус, которые им удалось раздобыть, не стали бы слать гонца лишь для того, чтобы осведомиться о его драгоценном здоровье.

– Нет, о аль-Мунзир, а почему ибн Маджид должен был бы присылать меня? осведомился удивленный Джеван-курд.
– И как ты полагаешь, о друг Аллаха, если бы меня послал за тобой ибн-Маджид - разве он дал бы мне всего двух всадников?

– Как же ты вообще узнал, в каком направлении меня следует искать?

– Мне сказал Хабрур ибн Оман, - признался курд.
– Надо признаться, я долго его допрашивал, и он отвечал мне стихами, которые я и сам знаю, и вот они:

Лишь тот может тайну скрыть, кто верен останется, И тайна сокрытою у лучших лишь будет.

Я тайну в груди храню, как в доме с запорами, К которым потерян ключ, а дом за печатью.

Однако мне удалось расставить ему ловушку, и он сказал то, чего говорить не собирался, и вот я здесь - как видишь, с ханджаром, джамбией и подвязанным к ноге копьем. А моя кольчуга лежит в хурджине, потому что натягивать ее сейчас нет нужды.

Действительно, он выглядел как собравшийся в поход воин, и двое, сопровождашие его, - равным образом.

– Не беспокойся о нас, о аль-Мунзир, - не поняв, почему тот молчит, сказал Джеван-курд.
– Мы не станем для тебя обузой. Мы выехали на конях, чтобы поскорее нагнать тебя, но в ближайшем караван-сарае мы купим верблюдов, я взял с собой достаточно денег...

Все это было достаточно странно. Аль-Мунзир не настолько далеко отъехал от Хиры, чтобы его нельзя было нагнать на хорошем беговом верблюде. Да и не видел он пока надобности нагонять себя - о чем еще раз спросил Джевана.