Шемячичъ
Шрифт:
Как и предполагал киевский боярин и воевода Иван Ходкевич, крымчаки совершили набег на Киевскую волость. И, несмотря на то, что к Киеву вовремя подошли рати со всей Северской земли, с Волыни, Польши и Литвы, ратное счастье оказалось на стороне татар. Войско Ходкевича, перешедшее на левобережье Днепра, чтобы встретить врага на дальних подступах к Киеву, было разбито. Его остатки спасаясь бегством, устремились к переправе у Боричева взвоза. Сам воевода с киевской дружиной заперся в Киеве, надеясь отсидеться за его стенами. Но крымчаки, как стало известно со временем, сначала захватили и разорили Печерский монастырь, а позже взяли штурмом и Киев. Ходкевич был пленен и отправлен
При разгроме русско-польского воинства рыльскому князю Василию Ивановичу Шемячичу, внявшему совету воеводы Клевца «не лезть поперед батьки в пекло», удалось полностью сберечь свою дружину. Меняя уставших от скачки коней на заводных, рыльчане и северцы сначала, как и все, улепетывали левобережьем, держа Днепр в прямой видимости. Но так как татары шли по следу отступающих, то князь, посоветовавшись с воеводой Прохором Клевцом, решил углубиться в степь, чтобы сбить врагов со следа.
— Пусть за другими гонятся, — молвил воевода, вытирая рукавом кафтана пот с лица, — а мы, Бог даст, степями до стен родных без ворога на плечах живыми доберемся.
Но не все с таким решением были согласны. Януш Кислинский, возведенный в чин сотского, предостерегал:
— В степях можно и на какую-нибудь орду напороться. Крымчаки, как сказывали бывалые люди, свою сеть широко раскидывают…
— Можно и на печи околеть, — одернул его строго воевода. — Только Господь всегда с теми, кто смел да предприимчив.
Решение было принято, и воинство, забирая круто вправо, удалилось от берега и от всей массы отступающих. Проскакав еще несколько верст и убедившись, что погони нет, перешли на легкую рысцу: кони нуждались в отдыхе. Под вечер добрались до большого леса.
— Здесь заночуем, — обращаясь к воеводе Клевцу, устало произнес князь.
Василий Иванович, как и все воины его дружины, был в полной воинской справе: кольчуге, поножах и наручах. На широком поясе в дорогих ножнах с левого бока свисала сабля. Рядом с ней — небольшой кинжал. Плечи и спину князя прикрывал алый плащ — корзно. К седлу были приторочены боевой топор и шлем, который князь снял, чтобы хоть голову обдували струи воздуха. Длинные, едва ли не до плеч, русые волосы князя плавно плескались в такт конского хода. Но и без шлема на князе было столько лишнего груза, что ломило спину и плечи. Не легче приходилось и простым воям. Пусть не у каждого была кольчуга, но вооружения хватало. Требовался хоть какой-то отдых.
— Распорядись отыскать подходящее место. А когда определимся со станом, обязательно выставь сторожу. Хоть и оторвались от ворога, но беречься все равно необходимо. Да и Господь, как говорится, береженого бережет.
— Не беспокойся, княже, все исполню, как следует, — заверил воевода, которому тоже не терпелось соскочить с коня и растянуться на земле, расслабив уставшие, затекшие чресла и прочие части тела. — И место для стана подыщем, и об охране не забудем.
— И пусть вои от брони не разоблачаются, — распорядился Василий Иванович. — А то мало ли чего… Не успеют облечься…
— И о том позабочусь, — поспешил успокоить князя Клевец.
Призвав сотников, он отдал нужные распоряжения.
Вскоре в лесу была подыскана поляна: ни большая и ни малая, ни на краю леса, видимая издали, но и ни в глухих дебрях. Словом, такая, какая следовала для небольшого отряда, чтобы и отряд разместить, и скрыть его от постороннего взгляда.
Всадники спешились. Расседлали коней. Одни тут же развели костры и стали кашеварить, благо, что в недалеком овражке, на дне, журчал ручеек. Можно было и в котлы для каши водицы набрать, и самим испить да лица обмыть, и коней напоить. Другие готовили ночлег: рубили ветки для подстилки под тела, собирали прошлогоднюю сухую траву. Опять для того же самого, чтобы за ночь не
набраться от влажной земли сырости и хвори. Для князя соорудили небольшой шалаш.Из каждой сотни были выделены воины для несения караула. По двое, а то и по трое, чтобы не только чутко бдили, но и друг дружке спать не давали.
— Да почаще сменяйте стражей, — напутствовал сотских воевода, — чтобы те не дремали да врага не проспали. А то, вздремнув на чуток, они уложат спать всех остальных навсегда. Сами потом отоспитесь.
Ночь прошла без происшествий. Едва заря — любимая жар-птица русичей озорно зашевелилась у кромки окоема, и первые лучи невидимого солнца зазолотились на верхушках деревьев, отряд рыльского князя был уже на ногах. Отдохнувшие за ночь кони весело пофыркивали, размашисто тряся крупными головами. Некоторые, испробовав росных трав, и заржать громко да призывно были не прочь. Но их хозяева были настороже и тут же хватали мозолистыми дланями за влажные морды:
— А ну, волчья сыть, не балуй! Не кличь беды!
Вои тоже отдохнули и, считая себя удачно спасшимися от острых татарских сабель, метких стрел и крепких арканов, негромко балагурили.
— Фрол, — растягивая слова на песенный лад, говорил высокий курносый вой кряжистому соседу, — Тимоха, вроде, каши много не ел, а воздух от него тяжелый идет. С чего бы, а?
— Так то, видать, от портков вчерась на сече испачканных с перепугу…
— Так взял бы и сменил.
— Как тут сменишь, когда князь приказал бронь не снимать.
— Так портки, вроде, и не бронь…
— Это кому как, — хохотнул дурашливо Фрол. — Если испуг хозяйский впитают да задубеют — их ни мечом, ни копьем не взять.
— Вы лучше к своим принюхайтесь, — незлобиво огрызнулся Тимоха, сорокалетний рыжебородый рыльский ратник, не раз побывавший в сечах. — От них разит покрепче.
— Ха-ха-ха! — негромко засмеялись все трое. — Ха-ха-ха!
— Хватит зубоскалить, — одернул шутников десятский. — Пора в строй становиться. Сотня уже почти вся на конь встала… Только вы все дурью маетесь. Смотрите, как бы князь не взыскал…
Балагуры притихли. Действительно, пора была взнуздывать коней и становиться в воинский строй.
Держась перелесков, отряд рыльского князя все дальше и дальше удалялся от места неудачной битвы. Пересекая небольшую речушку, напоили коней. В лесном ручье поить было некогда — слишком много времени ушло бы на это действо. И хотя можно было считать себя в безопасности, Василий Иванович Шемячич и его воевода предпочли держаться с осторожкой: в нескольких верстах перед отрядом скакали разведчики — опытные вои-следопыты. Они внимательно вглядывались в окоем: не мелькнет ли там чужой всадник. Не оставляли своим вниманием и степной ковер: нет ли конских следов.
Майская степь шумела травостоем. Матерели дерниной типчаки и тонконоги, первыми появившиеся на белый свет после снегов. От них пытались не отстать душистый колосок, костерок и тимофеевка. Тянулся вверх овсянец, еще не выбросивший полностью свои изумрудно-золотистые метелки, нежно кланялся ветрам ковыль, держа спрятанными в тугих узлах листков серебристые волосы. Горделиво выпячивались над низкорослыми травами кустики полыни. Они еще не наполнились горечью жаркого лета, но уже жадно подставляют солнышку раскрытые ладошки рук-листочков. И это все на зелено-лиловом фоне цветущей сон-травы. Еще ее называют прострелом за то, что она первой из всех степных трав «простреливает» из земли сквозь толстую перину прошлогоднего сухотравья лиловым цветком с нежным, мягким опушением. Сначала цветок похож на наконечник стрелы, только бледно-лиловый и нежный. Но, коснувшись солнечных лучей, умывшись весенним теплом, «наконечник» стрелы превращается в прекрасный лиловый бутон.