Шесть с половиной ударов в минуту

– Бросим эту антимонию, - отец коснулся моей щеки на удивление горячими пальцами, а затем провёл выше и приподнял повязку. – Началось воспаление. Тебе нужен новый глаз, причём в ближайшее время.

Я поёжилась, представляя, как Костюмеры будут кромсать соединительные нервы и внедрять новое яблоко. Не без помощи магии, само собой, иначе глаз никогда не приживётся. Сменщики ничего не чувствовали, сшивая и распарывая свои тела, перекраивая их на новый лад, присматриваясь к деталям, как изысканные кутюрье. Но у меня не самый высокий болевой порог, а потому становилось не по себе. Однако даже это не отпугнёт от возможности вновь видеть двумя глазами.

– Странно, - я перехватила запястье Сайтроми, когда он уже был готов отнять его, и пальцами нащупала бьющуюся жилку. – Я думала, трупы холодные и быстро гниют.

– Тело функционирует. Оно не умирает, пока я в нём, а истлевает, выгорает изнутри.

– Тебе больно?

Новая неожиданная улыбка на лице монахини смутила меня. Была это одобрительная реакция, насмешка или какой-то знак, который должна растолковать для себя, неясно. Меня пробирали мурашки при мысли о том, что я вообще с трудом представляла, какой отклик вызовут те или иные мои слова. Сайтроми рассуждал в какой-то своей, ему одному ведомой плоскости, искажавшей любые попадавшие на неё линии. Многое в его поведении оставалось логичным и закономерным, как злость из-за моего недоверия. Но также у меня складывалось впечатление, что за всем этим скрывалось ещё мыслей десять, о которых отец не говорил, но они составляли гигантский поддон нашей беседы, а я, словно неопытный ныряльщик, плавала на поверхности и не могла достичь их.

– Нет. Жар для меня естественен, - и будто обращаясь к самому себе, он тихо вымолвил. – И почему ты такая слабая?

Этот вопрос, казалось, стал главным провокационным элементом, расстраивающим успешное сближение. Несмотря на это, Сайтроми, как и в моих воспоминаниях, проявлял похвальную терпимость и безукоризненно отыгрывал роль отца. Наличие у меня миллиона с хвостиком вопросов вызывало чувство ностальгии, что тоже положительно влияло на наши отношения. И всё же я даже в детстве не чувствовала себя настолько маленькой и ничтожной в сравнении с ним. Вероятно, в юном возрасте мало кто осознаёт свою глупость и посредственность, но сейчас, обладая весомым опытом, я видела, сколь велика пропасть между всеми остальными существами и бессмертным Королём. И ведь сразу и не скажешь, откуда приходит это ощущение. Да, Сайтроми был умным, но в мире немало гениев, однако их глубина познания отличалась от его. Проклятье, да хватало одной беседы или взгляда отца, чтобы заметить разницу, когда с тобой говорит наученный жизнью умник, а когда – неувядающее вечное создание, воспринимавшее любую ситуацию как повторение какого-нибудь шаблона. Понимание того, насколько выше всех нас Сайтроми, обескураживало. Королю не требовалось быть грубым или оскорблять словесно, чтобы притеснять и умалять значимость других форм жизни. Его существование делало это за него.

Оттого упрёк в слабости принимал поистине невыносимый оттенок. От родной кровинки Короля ожидалось проявление легендарных сил. И что-то я действительно получила, но… как будто набор был не тот. На выходе из лавки покупателя обманули, подсунув вовсе не то, что он просил. Вместо выносливости и силы в мешке лежала устойчивость к голоду, вместо бессмертия – долгожительство…

– Но и ты не всесилен, не так ли? – вырвалась фраза, бывшая результатом рассуждений о собственном происхождении. Сайтроми не укорял меня в слабости с того разговора на улице, но оброненное тогда замечание не давало мне покоя. – Более того, я слышала, ты достаточно ограничен в способностях, и белый огонь по праву считается самым могущественным проявлением твоих сил.

– Именно, - равнодушно отозвался отец. – Как видишь, важным является не то, сколько у тебя талантов, а то, как ты совмещаешь их, как используешь то, что дано природой.

– Значит, ты не мог воскресить мать, когда она умерла? Даже просто вылечить, когда она болела…

– Инкарнировать умерших, Нахиирдо? – брови подпрыгнули над глазами. – Представляешь себе этот процесс? Энергия, высвобождённая из тела, упорядочивается в новой ипостаси. Даже если бы кто-то умел делать подобное, получившееся существо являлось бы… не твоей матерью. У неё была какая-то наследственная болезнь. Не знаю, возможно, я бы мог найти способ сохранить ей жизнь, если бы хотел.

– Значит, ты всё же мог…

– Мне это неизвестно. Чтобы ответить на данный вопрос, требуется попробовать, в чём я был не заинтересован. Я не убивал её, а просто не вмешивался, если тебя это волнует. Только представь, – насмешка в его голосе сердила меня даже больше откровения, - какая бы из тебя, гибрида, вышла дурная крестьянка, сжигающая посев прикосновением пальца.

Возможно, он был прав. Сколько бы ещё добавилось треволнений и разногласий с собой, если бы где-то в безымянной деревне меня ждала престарелая женщина. Я бы тянулась к ней, мучилась мыслями о её здоровье и тут же корила себя глупой приверженностью, разрывавшей душу на две неравные половины. А так ни привязанностей, ни тоски по кому-то, кого обычно называют ласковым словом «мама». Как много вкладывается в это понятие и как пусто оно звучит для меня.

– Ещё что?
– Сайтроми был очень чутким и всегда с одного взгляда угадывал, когда я собиралась сказать что-то, но не могла решиться. Он разглядывал меня вполоборота, но всегда с щепетильным вниманием. Те, кто собирались обвинить его в бестактности, сильно заблуждались и упускали из виду, сколь много замечал Король.

Разговаривать с ним было на удивление легко, и фрустрация на время отступала. Даже начинало казаться, будто я ведала, что делать дальше в наших неловких, не клеящихся отношениях.

– Байонель. Ты так и не объяснил, что там произошло.

Служительница (или лучше сказать «служительница») передо мной грациозно развернулась и приблизилась к картине с религиозным мотивом. Ногтём провела по застывшим масляным линиям на холсте, а затем вдруг облизала палец.

– Извини, нанккардэ, но это не мой секрет. Мне возбраняется раскрывать подробности дела в Байонеле. Всё, что тебе следует знать, - Сайтроми развернулся ко мне и наклонил голову на правый бок, - это то, что в городе был Lux Veritatis. Меня, как диссидента, выманивали из укрытия для дальнейшей ссылки на Нижний этаж. Тебе не следовало крутиться поблизости, и в особенности не нужно шутить с Церковью, хотя ты почему-то этого не понимаешь.

– Это были не люди из Lux Veritatis, - отец намекал на потерянный глаз, и я поспешила развеять его заблуждения. – Это… одна женщина, которой я в прошлом насолила. Катрия. Она служит Церкви Терпящей. Разве тебе это неизвестно?

– Нет.

– Тебя вообще мало интересует, как я жила среди людей, верно? – я невольно сосредотачивалась на изображённых на картине грешниках, павших ниц перед светом с небес, нежели на разрумянившейся девушке в паре шагов. – Я вообще… не понимаю… у меня в голове не укладывается один факт!

– Давай, озвучь его.

– Я всегда знала, что Спустившимся непросто подниматься в эту часть мира, но тут живут тысячи обитателей Нижнего этажа. Ладно, мне известно, что всё зависит от количества энергии или чего-то там, что рассматривается при переходе между этажами, - я отмахнулась от навязчивой терминологии, не желая тратить время на то, что сама плохо понимала. – Но потом твоя сестра так легко и непринуждённо отправляет мне на выручку… этих… Созерцателей… И я не могу игнорировать вопрос: отчего же ты, будучи сам не в состоянии появиться тут, не отправлял слуг мне на помощь? И не тех, что в детстве вроде как должны были провести меня вниз, а других, которые… не знаю… передавали бы мне сообщения от тебя. Я не верю, что это невозможно, ведь Тигоол как-то же скачет между этажами, при этом общается как с местными, так с Цехтуу и своими сородичами…

Я сбилась и замолкла. Сайтроми дождался окончания словесного потока и вздохнул. Вопрос его как будто опечалил, но не потому, что он был идиотским, наоборот: монахиня вдруг отвела взгляд, словно стремилась утаить от меня какую-то эмоцию или мысль. Эта тема оказалась… неожиданно сложнее, чем я планировала её выставить.

– Мне не безразлично, как ты жила среди людей. Но я не мог поручить опеку о тебе незнакомцам. Даже слугам не мог, - и он ещё меня упрекал в недоверии. – Значимой задачей стала не попытка сберечь тебя от возможной опасности, а сохранить твоё существование втайне среди Спустившихся. Чем меньшее число оных знало о тебе, тем лучше. Все те Спустившиеся, что я отправлял на поиски маленькой девочкой, невзначай брошенной на Верхнем этаже, были умерщвлены из-за тебя. А их было немало, поверь, - я оторопело слушала отца, сжимая подол в пальцах. Сайтроми зачем-то принялся поправлять воротник моего платья, хотя мыслями был далеко от того тесного закутка, в который мы забрели. – Но потом мои действия стали слишком заметными, и я прекратил поиски. Отправлять Спустившихся дальше было неразумным, потому никто тут наверху тебя не встретил и не рассказал о моих намерениях и страхах. К тому же, найти одну нужную черноволосую девочку на этой громадной территории нелегко. О твоей знакомой я не знал. Она скрывала от меня ваше знакомство, а я не умею читать мысли.