Школа 1-4
Шрифт:
Они поднимаются выше и выше, до последнего этажа, когда Марии уже страшно становится смотреть через перила в провал, настолько непривычно ей, что в этом доме смерть находится так близко к человеку, каждый день. На последнем этаже кроме двух квартир есть ещ? проволочная дверь со сбитым замком и лестница за ней, ведущая к ничем не обитой ржавой двери. Юля поднимается по лестнице и вытаскивает из-под блузки висящий на шее ключ. Вся лестничная площадка перед этой последней дверью завалена металлическим и деревянным хламом и ограждена проволочной сеткой, сквозь которую Мария может наконец посмотреть в подвластный могущественной геометрической перспективе т?мный провал.
– Пошли, - говорит Юля.
Повернувшись, Мария видит за ржавой дверью маленькое помещение, в котором, как в одном из снов, есть только два предмета: железная лестница и окошко в потолке. Юля запирает за Марией дверь и,
Там, под дверью, начинается чердак, т?мный, пронизанный солнечными лучами и старыми бельевыми вер?вками, заваленный ящиками и металлическим ломом, новый дом Марии. Это продолговатая комната со сводчатым потолком, подпираемым шестью столбами, в противоположной стене видна закрытая на засов дверь.
– Вот здесь, - говорит Юля, садясь на золотистый в солнечном свете ящик, моя квартира. Ванной, конечно, нету, туалет на улице. Тараканы, мышки. Не очень, впрочем, холодно, потому что рядом труба. Летом даже жарковато. С видом на облака и прочее. Будешь тут жить?
– Да, - отвечает Мария.
– Живи, - улыбнувшись, говорит Юля, забираясь с ногами на ящик.
– Честно сказать, мне здесь скучно одной.
– И давно ты уже тут?
– спрашивает Мария, садясь на старый потрескавшийся стул.
– С прошлого лета.
– О!
– говорит Мария, думая о том, что ни за что не смогла бы столько жить на чердаке одна. И ночью было бы очень жутко.
– А сюда никто не прид?т?
– Та дверь, - Юля показывает в сторону закрытой на щеколду двери, - заперта изнутри, а снаружи завалена канистрой. Сюда могут прийти только тем же пут?м, каким пришли мы. У кого-то есть ключ от двери, чтобы выйти на крышу, но сюда они не добираются. В крайнем случае спрятаться можно, там, среди ящиков.
Они разговаривают и по очереди пьют из одной чашки молоко. Мария слушает красивый голос Юли, воркование горлицы из чердачных глубин и свист стрижей, наводящий сладостную тоску перед открывающимся временем. По отражениям лучей на стене видно, как опускается солнце. Пахнет старым деревом, пылью, опилками и немного трупиками мух и мышей. Мария совсем переста?т думать о своей судьбе, и ей хорошо. Она несколько раз облизывает липкие от шоколада губы, рассказывая Юле о школе. Юля смотрит е? дневник, где Мария может описать лицо каждой оценки, и вспоминает время своей уч?бы, свой класс, полный подруг, которых она не видела уже давным-давно.
Когда становится темно, они, сняв туфли, выбираются на крышу, ложатся на нагретую черепицу, над ними небо, полное зв?зд. Слова их смолкают, как постепенно переста?т капать вода из неведомого крана прошлого, и скоро они просто лежат и смотрят вверх, ничего не говоря. Мария думает о жизни, которая представляется ей большой ч?рной кошкой в цветущих ночных кустах, глядящей на мир в искаж?нную призму своих зел?ных глаз и видящей землю, дождевых червей, спящие шмелиные гн?зда и дышащие корни бер?з. Вокруг Марии нет никакого ветра, поэтому деревья молчат, погасив свои старые фонари, а зв?зды становятся вс? ярче, набирают глубину, такие чистые, словно вырезанные из тончайшего серебристого металла, и если это так, Мария, пробовавшая ртом гвоздики, знает даже их вкус, приятный вкус несъедобного железа.
– Их больше, чем листьев на деревьях, - ш?потом говорит Юля. Около края крыши с тонким писком проносится летучая мышь. Стена времени медленно растворяется вокруг Марии, и она начинает видеть прошлое онемевших деревьев и живых существ ночи, которое кажется ей волнующе-таинственным и длящимся даже теперь, внутри е? самой.
– А ты знаешь Мельницу?
– вс? ещ? слышит она ш?пот Юли, пропадающий в сверкающих россыпях и медленно выплывающий вновь, как погребальная барка египетского фараона, что движет под собой м?ртвый камень и с ним вс? сущее вместо вод загробного Нила.
– Зв?здную Мельницу?
– Что это?
– спрашивает Мария, но голос свой слышит словно издали и таким непохожим на собственный, что ей становится страшно.
– Там, наверху... Посмотри прямо наверх...
– шепчет Юлия,
Марии хочется закричать, но она не жив?т, падая в бездну Вселенной, и потому кричать не может, она может только видеть и чувствовать страх, отдел?нный от тела и оттого мучительный беспредельно, ибо нечем спастись от него, волшебное отчаяние охватывает Марию перед прекрасным лицом смерти, что-то тянет е? к себе, переворачивая и причиняя сильную боль, и вместе с болью воздух вновь входит в е? грудь, обжигая, как огонь, и сердце наносит в онемевшее тело свой первый удар.
Она возвращается в себя и видит Юлю, сидящую на коленях возле не?, Юля смотрит ей прямо в глаза. Бледное лицо Юли с влажными потемневшими глазами кажется ей страшным, Мария тихо всхлипывает и рот е? напрягается в неприятной гримасе. Поднимая Марию на ноги, Юля коротко стонет от тяжести. Мария плохо стоит, ступни не чувствуют черепицы, тело плыв?т куда-то в сторону, листья деревьев, большие, как подушки, приближаются к е? лицу, тускло блестя при фонарном свете, пятна теней на них вырастают, и скользящие ч?рные насекомые пробегают так быстро, что Мария не успевает разобрать, кто они, не капли ли это крови, мягко срывающиеся с е? ноздрей.
Она плохо понимает, как оказывается с Юлей на лавочке возле дома, в тени каштана, зато отч?тливо видит свои вытянутые впер?д с лавки босые ноги, сложенные вместе, со сжатыми пальцами, и белого мотылька, порывисто скользящего в пустоте ночного воздуха низко над асфальтом, покрытом светлыми фонарными пятнами, так что мотыл?к иногда кажется маленькой галлюцинацией, и красный огонь выезжающей на дорогу за кустами машины, и Юлю, стоящую с левой стороны, как высокий цветок в вазе, покрытую непроницаемой тенью. Она плохо помнит свой неясный путь по меловым улицам ночи, запах сирени и нитрокрасок, словно ими покрашены все клумбы, мелодичные стоны женщин из т?мных приотвор?нных окон, истерические крики дерущихся котов, похожие на плач неведомых тропических птиц, резко выделенные луной из стен выщербленные кирпичи домов с мазками строительного раствора, словно художник ночи, этот человек со странным именем и лицом, пров?л их своей кистью, выделяя имущество смерти из лестничного хаоса живой природы.
Они вс?-таки возвращаются назад, и Мария долго спит, свернувшись на истр?панном матрасе в углу чердака, немытая и счастливая, просыпается, когда уже вовсю светит солнце и из окошка доносится шум машин. Юля уже не спит, просто лежит на спине рядом с Марией и мечтает о ч?м-то сво?м, подложив руки под голову, с соседних деревьев поют птицы, и дал?кий женский голос зов?т домой потерявшегося в тенистых дворах реб?нка.
Потом Юля выда?т Марии пот?ртые джинсы, рваные на голени, и белую рубашку, они идут на воскресный базар покупать там зел?ные яблоки, такие кислые, что у Марии выступают сл?зы, и пирожки с повидлом, едят это в садике у фонтана, где плавают веточки деревьев и пущенные детьми бумажные корабли, потом их можно увидеть качающимися на качелях в речном саду, и сидящими на песке у воды, играющими в слова, и роющими канал от реки в маленькое водохранилище, и пускающими в н?м лодочки из коры, на которых отважные жуки-солдатики из прибрежного королевства отправляются на поиски новых песчаных земель. Потом они бросают камешки в воду и строят из песка город, развалины которого никогда не будут обнаружены и отданы на поругание истории, насел?нный ползучими насекомыми, в основном ч?рными муравьями, потом идут на другой конец сада есть лимоновое мороженое из блюдечек и там смотрят, как взрослые играют в волейбол идеально круглым белым мячом, а когда приходит вечер, они покидают сад, намереваясь прийти сюда завтра, когда глупые дети направятся в школу сидеть за пыльными партами, чертить красными чернилами поля в тетрадях и получать двойки.