Школа боевой магии. Том 2
Шрифт:
Я вспоминал встречи с древесницей — как она в первый раз появилась, как потом лапоточки вернула, сказала: Марине нужнее…
Марина… Наверное, устала. Хорошо, что я принёс девчонкам одежду, а то карабкались бы сейчас по веткам в концертных платьях и в туфлях на каблуках. Они ведь лезут на дерево? Не остались внизу?
Попробовал представить, как это — лезть на дерево в концертном платье… Не смог. Я вообще не представляю, как можно ходить в платье. Наверное, не удобно. Хотя, девчонкам нравится. Не всем, правда, но красиво…
И тут меня осенила мысль: мы
Эта мысль согрела, сил прибыло, и я немного добавил скорости.
Жалко мясо, которое добыл Николай. Оно же теперь пропадёт. Там же ещё много осталось. Интересно, когда мы сможем поесть? Или хотя бы попить…
Едва я вспомнил про воду, как все остальные мысли улетучились.
Во рту было не просто сухо, а невыносимо сухо.
Тело требовало воды. Внутри меня перекатывались барханы Сахары… Сплошной песок.
Вспомнилась папина фраза: песок сыпется из стариков, чтобы молодёжь на своих соплях не поскальзывалась.
Я именно это и сделал — поскользнулся на соплях. С того момента, как решил с Ариком пойти на концерт, и началось сплошное поскальзывание. Но теперь даже сопли высохли.
Да, высохли. Зато больше не скользко…
А если бы ветки были влажными?
То-то же! Во всём есть свои плюсы.
Что-то конца краю этому небольшому деревцу не было!
Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее. Было сухо и холодно.
Говорят, при сухом воздухе мороз легче переносится. Но мороз — чистый, честный, румяный, хрустящий, а тут? Тут холод смертный. Он при любой влажности мерзкий.
А если бы был обычный, то как было бы? Так же холодно? Или нет? Сравнить бы…
Или представить, например, что я лезу не по берёзе, а по скалам куда-нибудь на самую высокую вершину мира?
Я зацепился за следующую ветку, как за камень и представил, что камень пошевелился. Тут же рука соскользнула, и я чуть на сорвался.
Сердце выскочило в горло. Я вцепился в ветки изо всех сил и остановился.
Сразу перед носом появилась озабоченная мордочка Дёмы.
— Мяу? — спросил Дёма.
— Да лезу, я лезу! — ответил я котёнку, держась за ветку одной рукой и разминая замёрзшие пальцы на другой — они плохо слушались.
Я-то лезу, а вот как остальные? У Васькавообще рука сломана. Как он? И Славка с Вовкой ещё внизу из сил выбились, а тут столько взбираться! И страховки нет… А вдруг Васёк неудобно схватится одной рукой, и рука соскользнёт? Он рефлекторно попытается удержаться второй, а она сломана… И он, ударяясь о ветки, полетит к зомбакам, сшибая на лету всех остальных…
От этих мыслей меня замутило, как будто я сам падаю.
«Стоп! — приказал я себе. — Прекрати панику! Тебе ещё маму с папой и с Сонькой спасать! А если ты тут свалишься, то кто поможет твоим близким? И кто грохнет этого урода Сан Саныча?! Так что цепляйся за ветки и лезь! Это всё, что ты сейчас можешь сделать!»
И я лез. Цеплялся, подтягивался, переступал, снова цеплялся…
А вдруг тут есть какие-то
хищные птицы или летающие ящеры, которые любят живую человечинку? Подлетит такая, и что я сделаю? Я даже отмахнуться не смогу!«Нет тут ни ящеров, ни хищных птиц, — хмуро пробурчал Чёрный. — С голоду передохли. Не бывает тут живой человечинки!»
— Не бывает, и хорошо, — ответил я Чёрному.
И задумался. Что-то не нравилось мне настроение Чёрного. Понятно, что всем нам тяжело, но ему-то тут, в Исподнем мире, ничего не грозит, а он хмурый и раздражённый, как будто сорвётся вот-вот.
— С тобой всё в порядке? — спросил я у бога.
Тот только вздохнул.
— Надо бы тебя покормить, — сказал я Чёрному. — А то ты совсем из сил выбился.
«Ты о себе думай!» — усмехнулся бог.
— Да мне-то что? — ответил я. — Я сам хожу, сам решаю. А ты? Если я о тебе не позабочусь, то кто позаботится?
Чёрный снова тяжело вздохнул. И было в этом вздохе столько горечи, что мне стало жалко его.
— Потерпи немного, — сказал я. — Мы выберемся отсюда, вот увидишь! И я специально для тебя куплю лучшего кваса! Такой, знаешь, в бочках — разливной! На ржаных корочках! Он самый вкусный! И сожру тебе сколько влезет! Или нет, попрошу Агафью Ефимовну, чтобы она сделала для тебя квас, ты же помнишь, он у неё…
«Прекрати! — зарычал Чёрный. — Ты не понимаешь!» — и снова замолчал.
— Ну так объясни! — обиделся я, но Чёрный промолчал.
Некоторое время мы карабкались в тишине.
Тишина тут стояла странная, вязкая, как будто вокруг был разлит кисель, и все звуки застряли в нём, залипли.
Я не слышал тех, что лезли за мной, я больше не слышал Дёму. Собственно, я его и не видел. И веток почти не видел… Словно погрузился в плотный туман.
Туман, всё больше сгущался, уплотнялся, становился вязким…
Лезть было всё труднее, как будто я не только поднимал своё тело, но и продавливал густой кисель… Дышать стало совсем нечем. Я уже подумал было, что всё, кранты! Дальше пути нет, а на возвращение нет сил… Да и смысл — не к зомбакам же? Лучше уж сразу… Хотя, так всё равно к зомбакам, только навечно…
И вдруг всё исчезло!
Ну как всё? Исчез кисель! Я продавил головой плотное облако и передо мной открылась сумеречная равнина. В мерклом свете, который был разлит повсюду, стало видно макушку берёзы, она загибалась, склонялась… И ветками касалась белёсого… не знаю чего, для облака оно выглядело слишком густым, а землёй быть не могло. Во всяком случае, нашей землёй.
Дёма, цепляясь коготками, уже перебрался по наклонённому стволу к самой макушке и там спрыгнул на покрытую дымкой белёсую поверхность и… И ничего. Не провалился! Остался стоять, как будто на твёрдой почве. Только лапки скрылись в дымке.
Дёма потянулся, потёрся о макушку берёзы, словно поблагодарил, а потом задрал хвост, повернулся ко мне и завопил, мол, давай быстрее!
Ползти последние метры пришлось вниз головой. Хорошо хоть стало понятно, что лезть недолго. Мелькнула мысль спрыгнуть раньше, но Чёрный аж подскочил: